Аун Сан - Игорь Можейко

— Я не буду безработным политиком, — ответил Аун Сан.

Секретарь отметил про себя, что он говорил на правильном английском языке. Только произношение хромало. Ужасное произношение.

Слава богу, что хоть так говорит. И сказал более официальным голосом:

— Потом будете раскаиваться. Экзамены начинаются послезавтра, получите ключ от комнаты общежития… Следующий.

Аун Сан шел по тенистой аллее к общежитию. Все его имущество умещалось в мешке, который он нес на плече. Он всматривался в лица встречных. Вот идут трое, в шуршащих шелковых лоунджи, с кожаными портфелями в руках. Английские фразы, которыми они перекидываются, точны и правильны. Этим не надо беспокоиться о работе. А вот идет парень, одетый попроще, читает книгу на ходу. «С ним я познакомлюсь», — думает Аун Сан. Как велик университет! Вот уже минут десять идет Аун Сан по дорожкам, а все новые здания выглядывают из-за манговых деревьев, все новые аллеи пересекают его путь. Ба Вин говорил, что здесь около пяти тысяч студентов. Они даже издают свой журнал и имеют совет, который решает студенческие проблемы.

Комната в общежитии невелика. Четыре шага в длину, четыре в ширину, окно, кровать с москитной сеткой, стул и столик, который, видно, верно служил его предшественникам. Он исписан формулами и закапан чернилами. Аун Сан присел на кровать, скрипнули пружины. Вот так начинается новая жизнь.

Кем он будет? Писателем. Конечно, писателем, в этом нет никакого сомнения. Еще в енанджаунской школе говорили, что у него есть талант. Может быть. Когда он прочитал свои стихи Ma Ни Ни из их класса, та не поверила, что он мог их написать. Сказала, что списал из журнала. Когда это было? Уже год прошел. Но он будет писать романы. О том, как живут нефтяники в Енанджауне, о своем деде — он давно хочет написать роман о своем деде. Только издадут ли такой роман? Но если не сейчас, то после освобождения Бирмы. Ведь не может быть, чтобы англичане остались здесь навсегда…

В проем двери заглянул незнакомый парень.

— Вы будете жить здесь?

— Да.

— Я ваш сосед. Слышу, кто-то новый приехал. Откуда?

— Из Натмаука.

— Почти соседи. Я из Прома. Вы обедали? Ну тогда пойдемте вместе, я покажу, где столовая.

Весь первый год в университете Аун Сан много занимался, много читал и почти не участвовал в общественной жизни университета. С первых же дней он понял, насколько велика разница в знаниях между выпускником енанджаунской национальной школы и теми студентами, что учились в католической школе или в рангунском колледже Святого Павла. Он был для них серой деревенщиной, хотя читал-то он не меньше их. И все-таки пробелов в его образовании оказалось столько, что приходилось сидеть ночами, чтобы ни в чем не отставать от других студентов на курсе. И он не отставал. Пускай они смеются над его английским произношением, слов он знает больше их, а произношение — он старался говорить только по-английски каждый день, читал вслух Диккенса, Киплинга. Комната его в общежитии завалена книгами. Вот уж кого хорошо знали в библиотеке и в книжных лавках.

И когда ребята из общежития видели, что Ко Аун Сан опять на обед не берег ничего, кроме риса, только пожимали плечами — сумасшедший какой-то. С деньгами было плохо. Все, что присылали из дому, уходило на книги и еду. Он так и проходил весь первый год в той рубашке, которую привез из дому. Хорошо еше, что заезжал Ба Вин и отдал ему свою.

Аун Сан медленно сходился с людьми. Он как-то оставался в стороне от вечеринок и приключений. Ведь ему приходилось беречь каждый пья, чтобы не остаться без обеда. Он просиживал над книгами до рассвета и клевал носом днем, он не хотел ни выступать в студенческом театре, ни участвовать в ночном набеге на общежитие девушек, ни играть в футбольной команде университета. Все это не способствовало известности Аун Сана в университете. Да и его манера держаться не располагала к себе людей. Был он резок, грубоват, то становился не в меру разговорчивым, то замолкал надолго в самое неподходящее время. За год о университете он еще больше похудел, потемнел и казался мальчишкой, случайно затесавшимся в стены этого солидного заведения.

Правда, нельзя сказать, что у него совсем не было друзей. Но это в основном были такие же, как он, приехавшие из провинции ребята, стесняющиеся своей немодной одежды. Почти все они не кончали английских школ, а вышли из национальных и не скрывали презрения к изящным образованным юношам в шелковых лоунджи, которым отцы — адвокаты и чиновники уже заранее обеспечили теплые места в «обществе».

Обычно Аун Сан и его новые друзья собирались у кого-нибудь в комнате и там до хрипоты спорили о политике, о том, за кем будущее, за молодыми революционерами или за стариками из Совета ассоциаций, спорили, прав ли был Сая Сан, когда короновал себя. С горячностью восемнадцатилетних они хотели немедленного восстания, готовы были отдать жизнь за Бирму — только еще не знали, с чего начать, как идти.

Однажды к компании Аун Сана присоединился за столом Ко Мья Сейн, впоследствии друг Аун Сана и писатель. Вот как он вспоминает свои впечатления от Аун Сана: «С первого взгляда он казался угловатым, грубоватым в поведении и сильно увлеченным политикой — тогда уже все рассматривал с политической точки зрения. Он был небольшого роста, худым, с квадратными плечами и квадратной челюстью. Одет он был в домотканую одежду, говорил громко короткими, обрезанными предложениями, переходя то на английский, то на бирманский. И поражал своей откровенностью. Ходил он быстро, откинув назад туловище и наклонив голову, размахивая сложенным зонтом. Когда говорил, то подчеркивал свои слова, разрубая воздух ладонью. Но смех его был громок, весел и заразителен. Много курил, причем не делал различия между бирманскими и английскими сигаретами, но никогда не пил. Он любил вкусно поесть, но ему очень редко удавалось позволить себе такое. Очень любил ходить в кино, но не на все картины, а на те, что имели социальное содержание. Например, понравились ему «Золя», «Хуарец» и «Доносчик».

К концу второго курса Аун Сан совсем забросил литературу. Это не значило, что он стал хуже учиться, — уже за первый год по всем предметам он догнал своих сверстников и запаса знаний хватало на все требовании преподавателей. Но с каждым днем учебе оставалось все меньше времени. Число его друзей уже не ограничивалось полдюжиной однокурсников и земляков. Он познакомился с Ко Тейн Пе, молодым писателем, который вечерами переводил на бирманский работы Маркса и писал горячие статьи в журналах — под псевдонимом, конечно. Встретился с Ко Джо Неином, Ко Ну, Рашидом — студентами, которые уже тогда подумывали о том, чтобы взять в свои руки студенческий совет университета и избавиться от сынков адвокатов, которые превратили его в клуб наподобие Пегу-клуба или Гольф-клуба — для избранных.