Переписка 1826-1837 - Александр Пушкин

Je suis assez peu égoiste pour me réjouir de votre libération et vous en féliciter bien vivement quoiqu'un soupir m'échappe en vous l'écrivant, et qu'au fond du cœur j'aurais donné beaucoup pour que vous fussiez encore à Михайловское, [et] tous mes efforts de générosité ne peuvent étouffer le sentiment de peine que j'éprouve en songeant que je ne vous retrouverai plus à Trigorsk où ma mauvaise étoile me rappelle en ce moment, que n'aurais-je donné pour ne l'avoir pas quitté du tout et ne pas y retourner maintenant. — Je vous ai écrit une longue lettre avec le Prince Wias[emsky] — je voudrais que vous ne l'ayez pas reçue, j'étais alors au désespoir de vous savoir pris et je ne sais quelles imprudences je n'aurai pas faites. J'ai vu le Prince au théâtre et je n'ai fait que le lorgner pendant tout le spectacle, j'espérais alors vous en parler!! — J'ai été enchantée de revoir votre sœur — elle est délicieuse — savez-vous, je trouve qu'elle vous ressemble beaucoup. Je ne sais comment je n'ai pas fait cette observation avant. Dites-moi, je vous prie, pourquoi avez-vous cessé de m'écrire — est-ce par indifférence ou oubli. Vilain que vous êtes. Vous ne méritez pas qu'on vous aime, j'ai bien des comptes à régler avec vous — mais le chagrin que j'ai de ne plus vous revoir me fait tout oublier. Бедному богд.[ыхану] [?] сколько хлопот я думаю в Москве — я ду[маю] [56] он устанет внимать [ги]мну [?] [57] беспрестанно. — A. Kern вам велит сказать, что она бескорыстно радуется вашему благополучию [Приписано рукою А. П. Керн: ] и любит искренно без затей. [Анна Н. Вульф: ] Adieu mes délices passées et uniques. Jamais de la vie personne ne me fera éprouver les émotions et sensations que j'ai ressenties près de vous. Ma lettre vous prouve la confiance que j'ai en vous. — J'espère donc que vous ne me compromettrez pas et que vous déchirerez ma lettre, en aurai-je une réponse? —

Адрес: A Monsieur Alexandre P —

Frère postiche pour ne pas scandaliser le monde. [58]

282. В. В. Измайлов — Пушкину. 29 сентября 1826 г. Подмосковная.

Милостивый государь Александр Сергеевич,

Простите ли смелость мою? Едва сведал я о вашем приезде в Москву, и повторяю мою нескромную просьбу, и с жадным нетерпением приступаю к вам, занятым трудами славы, чтобы вы из сожаления отбросили хотя один из лучей ее на темный труд мой в литературе, об котором я писал к вам. В сем дерзком требовании ваших стихов в подарок мне и читателям моего альманаха на новый год вините не меня, но ваши таланты. Слава, какую вы имеете, едва ли приобретается не на условии терпеть скуку от журналистов и нас, их собратий, обступающих великого поэта, как неутомимые пчелы осаждают роскошнейшие цветы в природе.

Как мне прискорбно, что я не могу за слабостию здоровья моего вас видеть и слышать, вам лично удивляться и следовать за вашим торжеством в столице. Завидую Москве. Она короновала императора, теперь коронует поэта… Извините: я забываюсь. Пушкин достоин триумфов Петрарки и Тасса, но москвитяне не римляне, и Кремль не Капитолий.

Позвольте мне, без условных форм светской учтивости, но с душевным истинным к вам уважением именоваться,

вашим усердным почитателем

Владимир Измайлов. 1826 Сентября 29 дня Подмосковная.

Адрес: В Москву. Его благородию, милостивому государю, Александру Сергеевичу Пушкину.

283. А. X. Бенкендорф — Пушкину. 30 сентября 1826 г. Москва.

Милостивый государь Александр Сергеевич!

Я ожидал прихода вашего, чтоб объявить высочайшую волю по просьбе вашей, но отправляясь теперь в С. Петербург и не надеясь видеть здесь, честь имею уведомить, что государь император не только не запрещает приезда вам в столицу, но предоставляет совершенно на вашу волю с тем только, чтобы предварительно испрашивали разрешения чрез письмо.

Его величество совершенно остается уверенным, что вы употребите отличные способности ваши на передание потомству славы нашего Отечества, передав вместе бессмертию имя ваше. В сей уверенности его императорскому величеству благоугодно, чтобы вы занялись предметом о воспитании юношества. Вы можете употребить весь досуг, вам предоставляется совершенная и полная свобода, когда и как представить ваши мысли и соображения; и предмет сей должен представить вам тем обширнейший круг, что на опыте видели совершенно все пагубные последствия ложной системы воспитания.

Сочинений ваших никто рассматривать не будет; на них нет никакой цензуры: государь император сам будет и первым ценителем произведений ваших и цензором.

Объявляя вам сию монаршую волю, честь имею присовокупить, что как сочинения ваши, так и письма можете для представления его величеству доставлять ко мне; но впрочем от вас зависит и прямо адресовать на высочайшее имя.

Примите при сем уверение в истинном почтении и преданности, с которыми честь имею быть ваш покорный слуга А. Бенкендорф.

№ 205 30-го сентября 1826 Москва. Его благород.[ию] А. С. Пушкину.

284. В. В. Измайлову. 9 октября 1826 г. Москва.

Милостивый государь Владимир Васильевич,

Извините, что до сих пор я не мог отвечать вам; разные обстоятельства, печальные и хлопотливые, мне помешали.

Радуюсь, что могу чем-нибудь угодить первому почтенному покровителю моей Музы. Я непременно доставлю Василью Львовичу стихи для Вашего альманаха.

Уезжаю из Москвы с искренним сожалением, что не имел случая возобновить нашего заочного знакомства.

Примите искренние уверения в глубочайшем почтении и сердечной моей преданности.

А. Пушкин. 9 октября 1826. Москва.

Адрес: Владимиру Васильевичу Измайлову.

285. З. А. Волконская — Пушкину. 29 октября 1826 г. Москва.

Moscou. Ce 29 Octobre 1826.

Il y a plusieurs jours que j'ai mis de côté pour vous ces deux lignes, cher Monsieur Pouschkin. Mais j'ai oublié de vous les remettre; c'est que quand je vous vois, je deviens marâtre. Jeanne a été faite pour mon théâtre, j'ai joué ce rôle et voulant en faire un opéra, j'ai dû finir au milieu de la pièce de Schiller. Vous aurez une lithographie de ma tête en Giovanna d'Arco, d'après Bruni, vous la mettrez sur la première page, et vous vous souviendrez de moi. Revenez-nous. L'air de Moscou est plus léger. Un grand poëte russe doit écrire ou dans les stepes ou à l'ombre du Kremlin, et l'auteur de Boris Godounoff appartient à la cité des Czars. — Quelle est la mère qui a conçu l'homme dont le génie est toute force, toute grâce, tout abandon; qui tantôt sauvage, tantôt Européen; tantôt Schakespaer et Byron, tantôt Arioste, Anackréon, mais toujours Russe, passe du lyrique au dramatique, des chants doux, amoureux, simples, parfois rudes, Romantiques ou mordants au ton grave et naïf de la sévère histoire.

Au revoir tantôt j'espère.

P-sse Zénéïde Volkonsky. [59]

285. H. С. Алексеев — Пушкину. 30 октября 1826 г. Кишинев.

Во время, когда я думал писать к тебе посторонними путями, любезный Пушкин, через посредство Крупенской, которая бралась доставить письмо к сестре своей Пещуровой, как узнаю, что ты в Москве. Радость овладела мной до такой степени, что я не в состоянии изъяснить тебе и предоставляю судить тебе самому, если разлука не уменьшила доверенности твоей к моей дружбе. — С какою завистью воображаю я московских моих знакомых, имеющих случай часто тебя видеть; с каким удовольствием хотел бы я быть на их месте и с какою гордостью сказал бы им: мы некогда жили вместе; часто одно думали, одно делали и почти — одно любили; иногда ссорились, но расстались друзьями, или по крайней мере, я так льстил себе. Как бы желал я позавтракать с тобою в одной из московских ресторациев и за стаканом Бургонского пройти трехлетнюю кишеневскую жизнь, весьма занимательную для нас разными происшествиями. Я имел многих приятелей, но в обществе с тобою я себя лучше чувствовал, и мы кажется оба понимали друг друга; несмотря на названии: лукавого соперника и черного друга я могу сказать, что мы были друзья-соперники, — и жили приятно!

Теперь сцена кишеневская опустела, и я остался один на месте, чтоб, как очевидный свидетель всего былого, мог со временем передать потомству и мысли и дела наши. Всё переменилось здесь со времени нашей разлуки: Сандулаки вышла замуж; Соловкина умерла; Пулхерия состарилась и в бедности; Калипсо в чахотке; одна Еврейка осталась на своем месте; — но прежних дней уж не дождусь: их нет, как нет! Как часто по осушонным берегам Быка, хожу я грустный и туманный и проч.: вспоминая милого товарища, который умел вместе и сердить и смешить меня. Самая Madame [60] Вольф сильно действует на [меня] мое расположение, — и если ты еще не забыл этот предмет, то легко поймешь меня…!

Место Катакази занял Тимковской, ты его верно знаешь: он один своим умом и любезностью услаждает скуку. Ты может быть захочешь узнать, почему я живу здесь так долго, но я ничего тебе сказать не в состоянии; какая-то тягостная лень душою овладела! счастие по службе ко мне было постоянно: за все поручении, мною выполненные с усердием, полу-милорд наградил меня благодарностью и несколько раз пожатием руки; чины же и кресты зависели от окружающих, коих нужно было просить, а я сохранил свою гордость и не подвинулся ни на шаг. — Теперь его чорт взял, он отправился в Англию, но я ожидаю способов возвратиться в Москву белокаменную и соединиться с друзьями, но:

„Сколь многих взор наш не найдетМеж нашими рядами!“

Меж тем я уверен, что ты меня вспомнишь: удостоенный некогда целого послания от тебя, я вправе надеяться получить несколько строк, а также, если можно, и чего-нибудь нового из твоего произведения. Я имел первую часть Онегина, но ее кто-то зачитал у меня; о второй слышал и жажду ее прочесть. — Если вздумаешь писать ко мне, то надписывай прямо в Кишенев, а всего лутче пошли в дом Киселевых, кои ко мне доставят и таким образом будут нашим почт-амтом. —