Двадцатое столетие. Электрическая жизнь (старая орфография) - Альбер Робида

— Скажу тебѣ на это, другъ мой, что ты со своей застѣнчивостью никогда не устроишь себѣ карьеры! — объявила г-жа Лакомбъ.

Появленіе служанки Гретли, принесшей завтракъ, прервало въ самомъ началѣ проповѣдь, которую г-жа Лакомбъ по обыкноновенію собиралась прочесть мужу предъ отправленіемъ его на службу. Бѣдная служанка, едва оправившаяся отъ вчерашняго испуга, жила все время какъ-бы въ состояніи хроническаго ужаса. Сельское населеніе, выросшее въ полѣ и освоившееся только съ безхитростной, грубой обстановкой своей жизни на лонѣ матери-природы, обладаетъ неповоротливыми мозгами, почти непроницаемыми для научныхъ идей. Когда этимъ невѣждамъ приходится попасть въ городъ, гдѣ ихъ охватываетъ со всѣхъ сторонъ наша въ высшей степени сложная цивилизація, требующая отъ всѣхъ и каждаго такого громаднаго количества знаній, эти несчастливцы безпрерывно переходятъ отъ изумленія и недоумѣнія къ паническому страху. Измученныя и запуганныя дѣти природы даже не пытаются постигнуть фантастическій механизмъ городской жизни. Они думаютъ лишь о томъ, какъ бы уцѣлѣть самимъ и поскорѣе вервуться въ родное гнѣздо, — въ какую-нибудь деревушку, забытую всеобщимъ прогрессомъ. Злополучная Гретли, — простая невѣжественная деревенская дѣвушка съ косами, напоминавшими чесаный ленъ, жила у своихъ господъ въ вѣчномъ страхѣ, не понимая ничего, что ее окружало. Она старалась какъ можно рѣже выходить изъ своего уголка на кухнѣ и не смѣла прикасаться къ различнымъ усовершенствовапнымъ приборамъ, изобрѣтеніе которыхъ сдѣлало изъ порабощеннаго электричеетва могущественнаго, но послушнаго слугу. Подавая на столъ и стараясь держаться какъ можно дальше отъ всѣхъ этихъ приборовъ, чтобъ не зацѣпить какъ нибудь за электрическія кнопки, или за ключъ утренней и вечерней фонографической телегазеты, Гретли уронила подносъ и разбила одну или двѣ чашки. Какъ и слѣдовало ожидать, это обстоятельство заставило г-жу Лакоибъ обрушить на нее волны негодующаго своего краснорѣчія.

Почтенный инспекторъ альпійскихъ маяковъ искусно воспользовался этой диверсіей и довершилъ ее, повернувъ ключъ телегазеты, которая немедленно же начала симпатичнымъ, внятнымъ голосомъ докладывать политическое обозрѣніе. Необходимо замѣтить, что г-нъ Лакомбъ любилъ услаждать имъ свой утренній кофе. Газета сообщила:

«Судя по всему, затрудненія, съ которыми сопряжена ликвидація прежнихъ займовъ Коста-Риккскй республики, нельзя будетъ уладить дипломатическимъ путемъ и одна лишь Беллона окажется въ состояніи распутать хитросплетенные счеты, представленные обѣими тяжущимися сторнами. За то, съ другой стороны, можно съ живѣйшимъ удовольствіемъ отмѣтить, что внутренняя наша политика склоняется въ пользу примиренія и соглашенія между всѣми партіями.

Благодаря вступленію въ кабинетъ предводительницы женской партіи, г-жи Луизы Мюшъ (депутата Сенскаго департамента), согласившейся принять портфель министерства внутреннихъ дѣлъ, новому кабинету примиренія всѣхъ партій обезпечена поддержка еще сорока пяти женскихъ голосовъ въ палатѣ депутатовъ, такъ что онъ располагаетъ теперь солиднымъ парламентскимъ большинствомъ…»

Въ тотъ же день послѣ полудня, въ то время, когда Эстелла углубилась въ слушаніе лекцій Филоксена Лорриса, въ которыхъ не находила, впрочемъ, особеннаго удовольствія, какъ это можно было замѣтить по тону, что она прижимала лѣвую руку ко лбу, стараясь заносить въ записную свою книжку кое-какія замѣтки, — неожиданно раздался у самаго уха дѣвушки звонокъ телефоноскопа, доставившій ей благовидный предлогъ освободиться отъ научныхъ занятій.

Фонографъ воспроизводилъ какъ разъ лекціи Филоксена Лорриса. Ясный и отчетливый голосъ ученаго излагалъ во всей подробности собственные его опыты надъ ускореніемъ и улучшеніемъ роста хлѣбовъ при помощи электризаціи засѣянныхъ полей. Эстелла немедленно остановила фонографъ и прервала рѣчь ученаго на половинѣ какого-то сложнаго вычисленія. Подбѣжавъ къ телефоноскопу, она установила сообщеніе съ главной станціей и увидѣла передъ собою на телепластинкѣ сына знаменитаго Филоксена.

Жоржъ Лоррисъ, стоявшій передъ собственнымъ своимъ телефоноскопомъ въ Парижѣ, вѣжливо поклонился молодой дѣвушкѣ.

— Извините, сударыня, если я осмѣливаюсь спросить, вполнѣ-ли вы оправились отъ вчерашняго вашего маленькаго потрясенія? Вы показались мнѣ до такой степеня встревоженной… — сказалъ онъ.

— Вы слишкомъ добры, милостивый государь, — отвѣчала, слегка покраснѣвъ Эстелла. — Правда, что я вчера не выказала особеннаго мужества, но, благодаря вамъ, испугъ мой сравнительно скоро разсѣялся… Впрочемъ, я вамъ премного обязана! Присланныя вами фонограммы мною получены и, какъ вы видите, я…

— Слушали лекціи моего родителя, — со смѣхомъ добавилъ Жоржъ. — ля этого необходима изрядная доля нравственнаго мужества, сударыня. Желаю вамъ всякаго успѣха!..

IV

Какъ принимаетъ гостей великій Филоксенъ Лоррисъ. — Дѣвица Лакомбъ еще разъ рѣжется на госудярственномъ экзаменѣ.—Неожиданное сватовство. — Теоретическія соображенія Филоксена Лорриса объ атавизмѣ.— Докторъ Софія Бардо и сенаторъ отъ Сартскаго департамента дѣвица Купаръ.

Жоржъ Лоррисъ довольно частенько вступалъ въ телефоноскопическое сообщеніе съ швейцарскимъ домикомъ на Лаутер-брунненской станціи. Ему надо было понавѣдаться объ успѣхахъ Эстеллы Лакомбъ, распросить. не пригодятся-ли ей какія-нибудь новыя фонографическія лекціи, или, наконецъ, просто освѣдомиться о состояніи здоровья ея самой и ея мамаши. Постепенно у него вошло въ привычку видѣться съ молодой дѣвушкой. Вскорѣ онъ началъ доставлять себѣ каждый разъ послѣ полудня, въ качествѣ отдыха отъ умственнаго труда и лабораторныхъ занятій, нѣсколько минутъ пріятной бесѣды съ лаутербрунненской кандидаткой въ инженеры.

Благодаря его совѣтамъ и лекціямъ, которыя онъ присылалъ, Эстелла дѣлала большіе успѣхи. Жоржъ, котораго отецъ безцеремонно называлъ «мазилкой» въ наукѣ, что, безъ сомнѣнія, являлось чрезмѣрно строгимъ и не вполнѣ справедливымъ эпитетомъ, былъ на самомъ дѣлѣ солиднымъ ученымъ, который для Эстеллы казался неисчерпаемымъ кладеземъ знанія. Къ тому-же въ тѣхъ случаяхъ, когда юная инженеръ-кандидатка наталкивалась на какія-нибудь серьезныя научныя трудности, Жоржъ Лоррисъ, запасшись маленькимъ карманнымъ фонографомъ, устроивался такъ, чтобъ завести за столомъ разговоръ на эту тему. Такимъ образомъ онъ побуждалъ отца изложить свой взглядъ на сущность этихъ научныхъ трудностей. Полученная безъ вѣдома великаго Филоксена фонограмма его объясненій безотлагательно посылалась на Лаутербрунненскую станцію.