Газета Завтра 387 (18 2001) - Газета Завтра Газета

Святые люди! Понимая, что вокруг них бушует радиация, они боролись с огнем, отсекали ему путь к соседнему реактору. Боролись, пока не укротили пламя, против которого всегда выходят огнеборцы, но то голубое, что было вокруг них, не просто исчезло, а затаилось внутри них. Получившие страшную дозу радиации, они были помещены в лучшую клинику Москвы, где их, казалось бы, должны были спасти. Но не спасли. А перед тем как они умерли, их командир лейтенант Виктор Кибенок, почти теряя сознание, обошел клинические палаты и в них товарищей своих. Поздравил с наступающим майским днем Победы, призвал держаться и не сдаваться. (Так на войне, в паузе тяжелейшего бесконечного боя, обходит своих бойцов и обрушенные траншеи боевой командир...). Они умерли в один день. Слишком велика была доза облучения...

Но давайте припомним, что между Хиросимой и Чернобылем была еще одна атомная авария. На советском подводном ракетном крейсере К-19. Авария в Северной Атлантике близ американской базы на острове Ян Майен. Тогда экипаж нашей атомной подлодки впервые в мире столкнулся с тем, как укротить внезапно оставшийся без охлаждения и выходивший из подчинения людей ядерный реактор... Моряки-подводники Александр Петрачков, Игорь Харченко, Николай Смаглюк, Сергей Преминин не пощадили себя во имя того, чтобы не рванул ни сам ядерный реактор, ни ядерные боеголовки находившихся на подводном крейсере ракет. Ведь каждая из боеголовок могла стереть с лица земли такой мегаполис, как Нью-Йорк! Это могло произойти 4 июля 1961 года...

В своих записках командир атомохода К-19 капитан 1 ранга Н.В. Затеев позже писал: "В общем-то, на нас советская медицина отрабатывала тактику лечения лучевой болезни, хотя в Японии уже был накоплен немалый опыт после американской ядерной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Ввиду засекреченности нашей аварии к японцам, как я понял, не обращались. Лечили нас по двум методикам, которые принципиально различались в вопросе, с чего начинать противолучевую терапию: с пересадки костного мозга или с переливания крови. Первая методика, предложенная начальником кафедры военно-морской терапии профессором З.Волынским, вернула к жизни на многие годы переоблученных мичмана Ивана Кулакова, старшего лейтенанта Михаила Красичкова и капитана 3 ранга Владимира Енина. Вторая — погубила Юрия Поветьева и Бориса Рыжикова. Казалось бы, положительный опыт военно-морских медиков должна была взять на вооружение вся советская медицина. Но чернобыльская трагедия этого не подтвердила. Не могу понять, почему было так много смертельных исходов в практике врачей, спасавших ликвидаторов последствий ядерной катастрофы. Некоторую ясность внес американский профессор Роберт Гейл. Он заявил, что мы лечили своих страдальцев неправильно, и предложил методику... профессора Волынского! Ту самую, которую тот блестяще отработал на моряках К-19. И это при том, что с момента аварии до начала оказания квалифицированной медицинской помощи прошло более трех суток. Тогда как чернобыльцев госпитализировали сразу же после облучения. Неужели ведомственная разобщенность медиков послужила причиной неоправданных жертв?"

Нет, конечно, не ведомственная разобщенность или неверно выбранный путь лечения стали причиной гибели чернобыльских пожарных. Тогда еще могучая страна, ее светила медицины сделали все от них зависящее, но слишком гигантской была доза полученного облучения у чернобыльских пожарных — специалисты говорят, что около тысячи рентген. После такого облучения люди не выживают, и сами жертвы, по существу, являются, как это ни кощунственно звучит, мощнейшими источниками излучения...

Потому и похоронены они в Москве, на Митинском кладбище в железобетонных мини-саркофагах им память!

"НАДО СПАСАТЬ КИЕВ, КАПИТАН!"

Мне довелось встречаться с человеком, который в апреле 1986 года тоже предотвратил термоядерный взрыв, но уже на Чернобыльской АЭС.

Прежде чем на борьбу с разбушевавшимся ядерным реактором, с радиоактивным заражением близлежащих населенных пунктов были брошены полки химзащиты и гражданской обороны, первыми к реактору пошли радиационные разведчики. С земли и с воздуха. Приборы показали страшные цифры. Радиоактивные поля, в которых человек не должен был нисколько находиться. Но находиться вынуждала сама чрезвычайная обстановка. Тем более, что сразу же выяснилась — страшная опасность — под кипящим ядерным реактором скопилось двести-триста тонн воды. Прогори днище или нижняя стенка, экологическая катастрофа была бы столь велика, что были бы отравлены Днепр и все подземные водоисточники. А кто-то прогнозировал даже термоядерный взрыв!

Над многими населенными пунктами, в том числе над столицей Украины Киевом, нависла смертельная опасность. Требовалось очень срочно разведать кратчайший подход к этой воде и выяснить возможности ее экстренного удаления из-под реактора. Пройти под реактор можно было в одном месте, которое условно назвали бойлерной. Но к ее железной двери надо было подобрать ключи. Никто толком не знал, какой ключ из связки подойдет. Подрывать дверь, даже малым зарядом, нельзя... Потребовался специалист, который бы проник в помещение этой бойлерной. При этом вероятность не уцелеть при выполнении этой сложнейшей задачи была очень велика... Капитан полка гражданской обороны Петр Павлович Зборовский в добровольцы не напрашивался, но когда в силу определенных обстоятельств выбор пал на него, отказываться не стал. Был у него разговор с самым высоким начальством — с председателем Государственной комиссии и с военачальником в ранге генерала армии или маршала. Напрямую сказали: "Надо спасать Киев!" Председатель Госкомиссии напрямую сказал: "Что бы там ни случилось, выполните задание — звание Героя Советского Союза мы вам вытребуем! Решайся, сынок.." Думалось, конечно, обо всем человеческом. О матери, о детях, о жене. Но ведь и его семья жила в Киеве... Так почему же кто-то должен спасать их, а не он, Петр Зборовский?!" "Сделаю все, что сумею", — таким был его ответ. Правда, передавать жене прощальную записку, как ему мудро посоветовал кто-то из комиссии, он не стал... Только срочно и тщательно подготовился к заданию.

То была "ядерная рулетка" и ставка в ней — больше, чем собственная жизнь. Теоретически у него на подбор ключей к бойлерной было тридцать секунд, ну от силы минута (и то в этом "от силы" он уже хватал такую дозу радиации, что рассчитывать на будущую здоровую жизнь не приходилось...). Его подвезли на бронированной машине, по возможности, ближе к дверям "бойлерной..." Он еще при подъезде выбрал в связке свой первый шанс — первый ключ, ну а дальше, как говорится, "война план покажет!" Выскочил, подбежал к двери и — чудо — первый же ключ подошел, лязгнула, открылась дверь! Он заскочил вовнутрь, закрыл за собой дверь и — второе чудо! Уровень радиации в помещении оказался намного ниже наружной.

После его разведки ринулись вперед бойцы полка гражданской обороны, установили насосы и протянули пожарные рукава... можно только догадываться какой ценой! И воду из-под реактора откачали.

Звезду Героя Петр Зборовский не получил. Представление на звание майора ему, "ржавому капитану", якобы послали, да и на орден тоже. Через полгода после всего я узнавал в штабе округа, где так долго бродят документы. Штабные чиновники долго выясняли, потом сказали что-то вроде "надо еще подождать" — главное, мол, что офицер остался жив, не погиб ведь...

Выходит так: пусть будет наградой за его геройский подвиг — его же собственная жизнь! Прав был поэт, когда-то сказавший: "Ах, как мы уважаем мертвых! Ну, хоть ложись — и помирай!"

УЧАСТКОВЫЙ ИЗ ПРИПЯТИ

Аэродром на окраине Киева. За одной из рулежек — небольшой домик, почти будка. При ней бывалый, прокаленный жарой и холодом аэродромный прапорщик лет сорока. Он встречает и отправляет вертолеты, обслуживающие особую зону, — Чернобыль. Меня и моего товарища фотокора записал в пухлую амбарную книгу, между делом спросил, почему мы летим в своей одежде, а не переоделись в спецобмундирование. Моя поношенная шинель его не заинтересовала, но кожаная куртка фотокора привлекла, на нее он взглянул с сожалением... (Кто-кто, а прапорщик знал, что одежда наша "схватит ядеры", и потому "грязную" одежду из зоны не вывозят!)

Почему мы не переоделись? В штабе Киевского военного округа закоренелый чернобыльский генерал Тараканов — мужик не в меру геройский, ни себя ни других не щадивший, коротко рассказал нам об обстановке в Чернобыле. Ему явно импонировало наше стремление попасть туда как можно быстрее, и потому он как бы вскользь упомянул, что надо бы нам переодеться в обмундировку ликвидаторов, но тогда и отложится наш вылет на завтра, ибо вертолет прилетит и сразу же улетит обратно. Мы решили лететь без промедления.