Бабочка на ветру - Рей Кимура

Надо отдать должное консулу: он сжалился над пленницей, и в течение трех дней Окити никто не тревожил, ей дали время привыкнуть к новому, столь необычному положению. Но она тем не менее никак не могла расслабиться и испытывала постоянное напряжение. Тревога не оставляла девушку: всякий раз, когда скользящую дверь в ее комнату отворяли, сердце у Окити больно сжималось. А вдруг это уже пришли за ней, с тем чтобы отвести ее к консулу, и ей придется впервые остаться с Харрисом с глазу на глаз…

«Я должна принять достойно все, что мне уготовано судьбой! — упрямо повторяла про себя Окити. — Смириться и молча пройти через то, что мне суждено…» Она станет делать все то же, что и в доме, где воспитывали гейш: притворяться, будто она актриса и просто играет на сцене. А когда этот спектакль кончится, снова вернется к себе домой, и тогда для нее опять начнется настоящая жизнь. Сейчас ее ожидает всего лишь очередной акт спектакля; это только игра, а потому ей не стоит ни о чем волноваться. Окити снова и снова внушала себе все это, но только уловка не удалась — у нее ничего не вышло.

На четвертый день ее познакомили с Тоунсендом Харрисом: он сидел в потертом кожаном кресле, одет по западной моде; просторная комната заставлена книжными шкафами. Рядом с ним стоял молодой человек, представленный девушке как личный переводчик консула Генри Хьюскен.

Увидев перед собой гиганта Харриса, девушка невольно задрожала — ей стало страшно от одного вида его длинной, густой рыжей бороды, закрывавшей всю нижнюю часть морщинистого лица. Он протянул ей руку, и в один миг Окити успела заметить все: и ухоженные, аккуратно подстриженные ногти, и грубую кожу, покрытую жесткими, густыми рыжими волосками даже на пальцах, отчего рука консула напомнила перепуганной Окити омерзительного громадного паука, тянувшего к ней свои мохнатые лапки… Девушка замерла; молча смотрела она на этого рыжеволосого здоровяка, боясь шелохнуться. Какая-то часть ее самой стремилась броситься наутек из этой комнаты и спрятаться где-нибудь в надежном месте. Или, еще лучше, сбежать отсюда, найти Цурумацу и очутиться в объятиях его таких ласковых и гладких рук.

Харрис тоже долго и внимательно смотрел на нее водянистыми голубыми глазами, в них мерцал какой-то болезненный огонь. У Окити, наверное, подкосились бы ноги и она, скорее всего, упала бы на пол, если бы уже не стояла на коленях, как полагалось в соответствии со старинными японскими традициями.

Она нервно облизнула пересохшие губы и подумала о том, что Харрис на самом деле уже старый и больной человек. Во всяком случае, именно такие слухи ходили о нем в ее родном поселке, и теперь они подтвердились. А это означало, что он, возможно, из-за старческой слабости уже не сможет ничего с ней сделать. Может быть, ему действительно требуется только нянька-сиделка и никто более?

Сейчас Окити немного успокоилась; по крайней мере, ей удалось перенести первую ветречу с Тоунсендом Харрисом, человеком, который так резко изменил ее судьбу и наполнил ее душу сплошными мучениями. Но вместе с тем девушка прекрасно понимала, что на этом ее испытания не кончатся, напротив, это лишь самое начало новой жизни.

Окити обрадовалась, когда к ней прислали одного из слуг Харриса, который подробно рассказал ей, что входит в ее обязанности как новой компаньонки консула. Девушка поняла, что сумеет перенести все тяготы этой жизни, если только будет постоянно чем-то занята. Она готова выполнять любую работу по дому, пусть даже самую тяжелую. Ее не страшит ничего — с радостью занималась бы стиркой, уборкой комнат, приготовлением пищи… да чем угодно, лишь бы не оставалось свободного времени на печальные размышления и воспоминания о родных и близких.

— Харрис-сан в настоящее время, к сожалению, не очень здоров, а потому тебе придется ухаживать за ним, — сразу предупредил ее слуга. — В твои обязанности входит полная забота о нем. Нужно делать все то, что обычно выполняет сиделка. В особенности в те дни, когда он прикован к постели, а это с ним тоже случается, хотя и нечасто. Разумеется, это еще не все и тебе придется также исполнять ряд других, приватных обязанностей. Но об этом Харрис-сан тебе расскажет потом, когда вы с ним встретитесь наедине.

Услышав последние слова, Окити невольно вздрогнула и посмотрела в глаза слуге, стараясь понять, что он имел в виду. Неужели именно то, о чем она всегда думала и чего так страшилась? Но он смотрел куда-то вдаль, избегая ее взгляда, и оставался совершенно невозмутим, как будто не произнес ничего особенного.

Через несколько дней, вернее, ночей она наконец узнала, в чем заключались эти таинственные «приватные обязанности»: оказывается, она должна ночевать в спальне у американца. Теперь у девушки не оставалось никаких сомнений насчет намерений консула.

В ту первую ночь, когда она лежала в объятиях совершенно постороннего мужчины, Окити подумала, что, наверное, уже умерла; во всяком случае, чувствовала себя трупом — все чувства и желания исчезли. Такое состояние внезапно обрадовало ее, ведь это означало, что теперь она не ощущает ни боли, ни обиды, ни разочарования — ровным счетом ничего.

Становилось легче, когда старалась ни о чем не думать и притворяться, будто все происходящее только кошмарный сон, да и ее самой нет среди действующих лиц, это не она вовсе. Вот так Окити переносила объятия незнакомца, которого даже и не стремилась узнать поближе. Впрочем, никто не пытался сблизить их духовно. Потом девушка долго молилась и надеялась лишь, что привыкнет к этим унизительным посещениям спальни американца. А пройдет время и она вообще перестанет обращать внимание на столь бесцеремонное отношение Харриса к ее телу, которым пользовался исключительно по своему желанию, мало заботясь о настроении и желаниях девушки.

В первый раз, вернувшись из спальни консула в сырую клетушку, Окити долго не могла заснуть. Она села у окна и принялась смотреть, как лунный свет призрачным серебряным облачком окутывает кусты и деревья в пустом ночном саду. Холодный ветерок обдувал ее худенькое тело, но, одетая очень легко, она не чувствовала озноба. Разве может хоть что-то ощущать человек, который умер духовно…

Когда первые отблески зарождающегося дня осветили ее убогое жилище, девушка в изнеможении повалилась на ледяную, пропахшую плесенью циновку и забылась целительным сном. Но холодный воздух все же сделал свое дело, и ослабевшая Окити занемогла. К счастью, консул снова проявил милосердие и в течение нескольких последующих дней позволил девушке оставаться в своей комнате.