Удовольствие во всю длину - Марат Ринатович Басыров

– Эй! – Ракитин поднял над головой расправленную купюру весьма солидного достоинства.

Это сработало моментально. Ровно через десять секунд «такси» тормознуло у его ног.

– Что там у тебя? – хрипло спросил Ракитин.

– Пушнина, – промычал человек с заплывшим от изнурительного пьянства лицом.

– Я ее у тебя покупаю, – прошептал Ракитин и скомандовал: – Выгружай.

Когда пустые бутылки и Ракитин поменялись местами, водитель коляски, пряча полученную купюру, спросил:

– В больницу?

Пассажир отрицательно мотнул головой:

– В аптеку.

9

Как будто ангел пляшет на кончике языка. Да, сильнее не скажешь. Ангел, дарующий жизнь.

Ракитин, развалившись в коляске, прикладывался ко второму пузырьку. Рядом, притулившись на камушке, с мальком в руках сидел Петруха. Жизнь постепенно, по мере поглощения лекарств, возвращалась к обоим.

Да, она возвратилась. Возвратилась так же легко, как и прощалась двадцать минут назад. Как легкомысленная беспутная девка, обидчивая, но вместе с тем не помнящая зла.

Ракитин, лежа на спине, умиротворенно смотрел в бездонный колодец неба, как когда-то в далеком детстве, пытаясь разглядеть на его поверхности свое отражение. Тогда он еще считал себя избранным, рожденным для громких подвигов и тихой славы.

– Петро, – позвал он. – А, Петро?

– Че?

– У тебя когда-нибудь был шанс?

Петруха непонимающе вылупил маленькие глазки.

– Какой такой еще шанс?

Ракитин улыбнулся уголком рта.

– Шанс, – сказал он. – Я говорю о шансе, Петруха. О последнем, о единственном и неповторимом. Так был он у тебя или нет?

– Не знаю, – сказал Петруха.

Потом сплюнул под ноги:

– Шанс там какой-то.

10

– Пришел, – удовлетворенно произнес Гоша. – Прилетел, голубок.

Голубок кивнул. Под левым глазом синел фингал.

– Подрался? – Гоша хищно сощурился.

– Да нет. – Ракитин махнул рукой. – Упал.

– Ага, – согласился Георгий. – Упал.

Ракитин потупился. Под левым глазом саднило досадное чувство неловкости.

– Ладно, – улыбнулся Гоша. – Молодца.

Ракитин ничего не имел против. Он ждал.

Внезапно Гоша, воровато оглянувшись на дверь, жарко задышал ему в самое ухо.

– Братуха, выручай. Я вчера соску склеил. Семнадцати нет, представляешь? А жопа на полспины. Короче, сегодня возьмешь мою старуху.

Ракитин опешил.

– Какаю старуху?

– Какую. Какая уж есть. Жену мою возьмешь.

Жену?! Ракитин зарделся.

– Че ты ссышь-то? – Гоша легонько двинул его кулаком. – Ты не ссы, понял?

Ракитин сглотнул и помотал головой. Потом выдавил:

– Там… это… Там было написано… животные… домашние животные…

– Ну ты даешь. – Гоша разочарованно развел руками. – А я тебе дикое предлагаю?

Ракитин горестно вздохнул и протянул руку. Зеленоватые купюры тут же накрыли его ладонь.

– Не забуду, – прошептал Гоша, чмокая в щеку Ракитина.

Минут через двадцать дверь наконец-то открылась, и Ракитин едва не упал. К нему вышла она. Та самая, которая приходила во снах, обжигала и сдирала кожу, а потом весь день он чувствовал на губах вкус ее губ.

Она улыбнулась.

– Вас ведь Вольдемаром зовут? – безумной флейтой прозвучал ее голос.

Ракитин кивнул, нащупывая спиной стену. Вольдемаром. Так звала его мама.

– Прекрасно, – сказала она. – Тогда, Вольдемар, ведите меня.

– Ку-ку… куда? – растерянно прокуковал Ракитин.

– Куда хотите, – улыбнулся ангел.

Они шли по улице, она держала его под руку, и ему казалось, что его ноги не касаются мостовой. Его жесткий локоть упирался в мягкость ее груди. Смерть и нежность витали над головой.

– Ты меня любишь? – спросила она, когда они легли на его рваный матрац.

– Да, – ответил он, и его глаза обожгло.

Она прижалась к нему горячим телом и замерла. И он тоже замер. И все у них соприкасалось. До единого волоска. И это было внепредельно. Не было слов описать это волшебство.

– Ты сильный, – шептала она. – Ты умный. Ты хищный, ты добрый, ласковый и родной. Ты мой тигр, мой воробушек. Сладость моя и гадость. Ты все, что было и не было. В тебе одном сошлись все мои желания. Я хочу раствориться в твоем теле и не умереть. Никогда не умереть.

Ракитин же наоборот мечтал о смерти. Он лежал и призывал ее прийти сейчас же и резануть его своей косой. Все, о чем он не смел мечтать, сбылось. Он вслушивался в ее лепет и таял, млел и плавился.

– Дай мне шанс, – вдруг произнесла она. – Умоляю, один только шанс.

11

– Где она? – Ракитин дрожал от возбуждения и испуга.

– Кто? – не понял Гоша, придерживая рукой рвущегося куда-то в глубину квартиры Ракитина.

– Она! Она! – Ракитин задыхался. – Что ты с ней сделал?

– С кем?

– С женой моей… то есть твоей…

– Ах вот ты о ком. – Гоша вздохнул. – Убил я ее, Вован.

– Как?! – У Ракитина подкосились ноги, и, чтобы не упасть, он ухватился за перила.

Гоша пожал плечами.

– Обыкновенно. Зарезал, как свинью. Даже хрюкнуть не успела.

– Зарезал???

– Ага. Потом отрезал голову, отсек руки и ноги, тело распилил пополам и вынес все это на помойку.

– Ты не человек, – еле слышно произнес убитый его словами Ракитин. – Ты животное.

В полной тишине прошла минута. Гоша с любопытством смотрел на Ракитина.

– Я больше никого выгуливать не буду, – медленно проговорил Ракитин. – Я увольняюсь.

– Да шучу я, Вовчик! Ты что, родной! – Гоша неприятно гоготнул. – Что ж я, живодер какой, женщин потрошить! Спит она, понял? Спит, голубка.

Ракитин недоверчиво смотрел на улыбающегося шутника. Его улыбка дышала смертью. Он чувствовал себя как на американских горках. Тошнота то отступала, то вновь подкатывала к горлу.

– Я пошутил, – засмеялся Гоша. – Это же жена моя, Вовчик! Ты чо! – Он хлопнул Ракитина по плечу и сразу же перешел на деловой тон. – Сегодня два моих товарища ко мне издалека приехали. Город хотят посмотреть. Покажешь?

Ракитин бессильно опустил голову. Ему хотелось блевануть, но было нечем. Вдруг в его памяти нарисовалась картинка: он – пятнадцатилетний – сидит на холодных лестничных ступеньках, и его выворачивает наизнанку. В первый раз после первой пробы алкоголя. Какое прекрасное было время!

На площадку вышли двое в белых плащах. На головах обоих лихо сидели заломленные набок белые береты.

«Пижоны», – устало подумал Ракитин и тяжело поднялся на ноги.

– За мной, – еле слышно сказал он и первым начал спускаться по лестнице.

– Бабки возьмешь? – загремел сверху Гошин голос.

Ракитин махнул рукой. Потом.

Они вышли на улицу, и от солнечного выстрела Ракитина слегка покачнуло. Товарищи тут же бережно взяли его под локти.

– Я сам, – раздраженно отмахнулся Ракитин, и они все вместе направились в сторону Невского проспекта.

– В Эрмитаже бывали? – слегка обернулся он к правому от него.

Тот отрицательно замотал головой.

«Деревня», – подумал про себя Ракитин и сказал вслух:

– И не будете.

Потом, спустя пару минут, чтобы сгладить свою