Прекрасное далеко - Либба Брэй

Я смеюсь над рассказом Фелисити, и мне хочется рассказать ей о моем сне. Но тогда придется снова говорить о сферах, и я предпочитаю промолчать.

— Приятно вернуться сюда, — говорю я вместо того.

Фелисити в ужасе таращит на меня глаза.

— Джемма, ты что, заболела? Может, у тебя лихорадка? Честно говоря, я не пролью ни единой слезинки, когда придет время прощаться с этим местом! Дождаться не могу своего дебюта!

Отвратительная сплетня, рассказанная Аннабель, тяжким грузом лежит на душе.

— Тебя должна представлять леди Маркхэм?

— Да, поскольку кто-то же должен меня представить, — отрывисто отвечает Фелисити. — Может, мой отец и морской герой, но моя семья не обладает таким положением в обществе, каким наслаждаешься ты.

Я не обращаю внимания на удар. Солнце радует первым теплом, скоро должна установиться отличная погода, и мы поднимаем лица к небу, как цветы.

— А что она за женщина, эта леди Маркхэм?

— Поклонница леди Денби, — фыркает Фелисити.

Я морщусь при упоминании матери Саймона. Она не любит ни Фелисити, ни миссис Уортингтон.

— Ты ведь знаешь, какого сорта такие дамочки. Им нравится слышать лесть, и они готовы верить, что ты впитываешь каждое их слово, как будто оно срывается с языка самого Иисуса. «Как же, леди Маркхэм, я благодарна вам за добрый совет». — «Какая вы умная, леди Маркхэм!» — «Я это накрепко запомню. Как мне повезло, что у меня такая наставница, как вы, леди Маркхэм!» Такие хотят владеть тобой целиком и полностью…

Фелисити поднимает руки, тянется к небу.

— Предоставлю все это матушке.

— А если леди Маркхэм не захочет представлять тебя… что тогда? — спрашиваю я, давясь застрявшим в горле тяжелым комом.

Руки Фелисити падают и повисают вдоль тела.

— Тогда со мной покончено. Если я останусь без дебюта, мое наследство перейдет госпиталю Фаундлинг, а я буду жить у отца из милости. Но такого не произойдет.

Фелисити хмурится.

— Я бы сказала, что ты уж очень много говоришь на эту тему. Ты что-то слышала?

— Нет, — не слишком уверенно отвечаю я.

— Ты лжешь.

Теперь мне некуда деваться. Фелисити будет давить на меня до тех пор, пока я не скажу ей правду.

— Ладно, хорошо. Да. Я слышала в Лондоне сплетню, что леди Маркхэм передумала представлять тебя ко двору… из-за… из-за твоей репутации. Вот я и подумала, раз уж возникла такая опасность, тебе лучше было бы… ну… вести себя как следует.

Слова отражают лишь тень моих мыслей.

Фелисити щурится, но в ее глазах я вижу боль.

— Вести себя как следует?

— Только до начала бального сезона…

Фелисити презрительно усмехается.

— Неужели я должна трепетать от каждой грязной сплетни? Мне приходилось переживать и кое-что похуже. Знаешь, Джемма, честно говоря, с тех пор, как ты перестала водить нас в сферы, ты превратилась в какую-то скучную мышь. Я не узнаю тебя.

— Я хотела всего лишь предостеречь тебя, — возражаю я.

— Я не нуждаюсь в предостережениях; я нуждаюсь в друзьях, — говорит Фелисити. — А если тебе хочется бранить меня, как будто ты какая-нибудь школьная мымра, ты можешь обойтись компанией Найтуинг.

Она резко бросается в сторону, берет под руку Элизабет, и солнце, только что казавшееся таким теплым, перестает меня согревать.

Утренние лучи проникают сквозь пыльные цветные окна церкви. Солнце высвечивает слой въевшейся грязи на ангелах и особо яркий, безжалостный свет бросает на странную панель с изображением одинокого ангела-воина с отсеченной головой горгоны.

Мы склоняем головы в молитве. Мы поем гимны. А в конце наша учительница французского языка, мадемуазель Лефарж, читает несколько строк из Уильяма Блейка.

На этот горный склон крутойСтупала ль ангела нога?И знал ли агнец наш святойЗеленой Англии луга?

Неужели впредь моя жизнь будет именно такой? Приемы с чаем, страх от того, что я тут чужая, что я всех обманываю? Ведь я держала в руках магию! Я почувствовала вкус свободы в краю, где никогда не кончается лето. Я перехитрила братство Ракшана, завоевав юношу, чей поцелуй до сих пор ощущаю на губах. Неужели все это было впустую? Лучше бы мне не знать ничего этого, чем лишиться, едва попробовав.

К глазам подступают слезы, и я, чтобы восстановить самообладание, сосредотачиваюсь на грязных стеклах и на странном изображении, сочетающем в себе опасного ангела и непонятного воина. Мадемуазель Лефарж наполняет пространство церкви возвышенными словами мистера Блейка.

Светил ли сквозь туман и дымНам лик господний с вышины?И был ли здесь ЕрусалимМеж темных фабрик сатаны?Где верный меч, копье и щит,Где стрелы молний для меня?Пусть туча грозная примчитМне колесницу из огня.Мой дух в борьбе несокрушим,Незримый меч всегда со мной.Мы возведем ЕрусалимВ зеленой Англии родной.[1]

Мадемуазель Лефарж покидает кафедру, и ее место занимает миссис Найтуинг.

— Спасибо за стихи, мадемуазель Лефарж. Очень волнующе. Эта поэма напоминает нам о том, что великое может скрываться даже в самом малом, в скромнейшем из сердец и что мы, каждая из нас, будем призваны к величию. А встанем ли мы ему навстречу или ускользнем в сторону, зависит только от нас самих.

Ее взгляд обходит помещение и, кажется, останавливается на каждой девушке, как бы передавая нам что-то неощутимое. Недавнее желание хихикнуть тает, на меня наваливается тяжесть, подобная позднему весеннему снегу.

— Скоро апрель; а там и до мая недалеко. И для некоторых девушек настанет время покинуть нас.

Энн, сидящая рядом со мной, рассеянно потирает шрамы на запястьях. Я касаюсь ее руки.

— Каждый год мы устраиваем небольшое чаепитие в честь наших выпускниц. Но в этом году его не будет.

Тихий ропот прокатывается по маленькой церкви. Девушки перестают улыбаться. У Элизабет такой вид, словно она готова вскрикнуть: «Ох! Ох, нет!»

— Она не посмеет, — в ужасе шепчет Сесили. — Не может быть!

— Тише, тише, пожалуйста! — призывает всех к порядку миссис Найтуинг. — Я с удовольствием сообщаю вам, что в этом году у нас будет не чаепитие, а скорее нечто вроде бала.

Восторженный писк прокатывается от ряда к ряду. Бал!

— Это должен быть костюмированный бал, веселое представление, мы устроим его первого мая для наших покровителей и родственников. Не сомневаюсь, вы уже начали воображать себя феями или знатными индийскими принцессами. Может быть, среди вас окажутся и пираты или Нефертити, а может, и величественная королева фей Мэб.

И снова восторженный девичий писк нарушает безмятежность церкви.

— Я буду великолепной королевой Мэб, — заявляет Фелисити. — Это как раз для меня, тебе не кажется?

Сесили приходит в ярость:

— Нет уж, Фелисити Уортингтон, это будет мой костюм!

— Ничего подобного. Я первая об этом подумала.

— Как это ты могла подумать первой, когда это сделала я!

— Леди! Изящество, обаяние, красота! — кричит миссис Найтуинг, стараясь заглушить шум.

Она напоминает нам и о девизе школы Спенс, и о наших манерах. Мы тут же съеживаемся, как цветочная клумба при порыве резкого холодного ветра.

— Есть и еще один сюрприз. Как вы знаете, наша мисс Мак-Клити несколько месяцев отсутствовала по настоятельным семейным делам. Я рада сообщить вам, что ее долг исполнен, и скоро она вернется к нам. Я получила от нее письмо, которое и прочту вам сейчас.

Миссис Найтуинг откашливается.

— «Дорогие леди школы Спенс! Я очень надеюсь, что вы все пребываете в добром здравии. Весна, должно быть, уже проливает свой свет на нашу дорогую школу. Пейзажи вокруг наверняка прелестны, и я надеюсь вскоре насладиться ими. Миссис Найтуинг спросила меня, могу ли я занять место, освобожденное мисс Мур, и я с радостью сообщила, что согласна. Я не собиралась навсегда оставаться в школе Спенс, но, похоже, я нужна там, а я всегда направляюсь туда, куда зовет меня долг. Искренне надеюсь увидеть всех вас еще до того, как закончится этот месяц. А до того желаю всем вам успеха в учебе и вкусной овсяной каши».

После этих слов раздается взрыв смеха, потому что овсянку в школе Спенс готовят ужасно.

— «А тех, кто вскоре расстанется с нами, я хочу попросить всегда помнить их обязательства, так же как и мечты. Любящая вас мисс Мак-Клити».

И снова начинается оглушительный шум: девушки возбужденно болтают и смеются. Хотя тоже взволнована, я не могу полностью отдаться веселью. Меня не оставляет чувство, что последние слова обращены ко мне, что это стрела, вылетевшая из натянутого лука мисс Мак-Клити, желающей вернуть Ордену его прежнее положение в сферах.