Мировой ядерный клуб. Как спасти мир - Яков Рабинович

Думаю, мало кого интересует различие между смешанными – большей частью русско-еврейского происхождения и «галахическими», или «стопроцентными», евреями. Эта группа, хотя и значительно ослабленная в России из-за массовой эмиграции и «утечки мозгов», выделяется своим культурным и энергетическим потенциалом как среди слоев российского населения, так и среди других групп еврейской диаспоры. Ее ответвления занимают все более заметное место не только в Израиле, но и в Америке.

Не исключено, что и в Израиле, и в Америке, и в Германии, и в других странах новой русско-еврейской диаспоры эта группа – плод российского еврейства и русской интеллигенции – сохранит и русский язык, и русскую культуру, и двойную – еврейскую и русскую – идентичность, продолжив свое историческое существование в качестве одного из наиболее цивилизационно продвинутых сообществ в мире.

Научная жизнь в России, конечно, продолжается, но это уже обычная прозаическая жизнь скудно финансируемых «бюджетников» безо всякого волшебства и чародейства.

Институт Ландау превратился в «Landau Net», сеть сложных взаимоотношений и дружественных связей, растянувшуюся от Черноголовки до Калифорнии. Что-то в этом роде произошло и с Институтом Иоффе. Русский язык теперь звучит в коридорах всех сколько-нибудь заметных научных центров Европы, обеих Америк и Австралии (об Израиле и говорить не приходится), и на чинных семинарах нет-нет да и вспыхивает дискуссия «в русском стиле» на повышенных тонах, нарушая западную научно-политическую корректность. Но в целом бывшие русские восприняли западную систему и стали ее заметной составляющей. Плохо это или хорошо для них самих и для науки в целом, сложно сказать. Серебряный век ушел безвозвратно, но его блестки все еще заметны в широком и довольно мутном потоке мировой науки.

История последней стадии Серебряного века в летопись российской культуры еще не вписана. Собственно, эти события еще и не стали историей. Большинство их участников, слава Богу, здравствуют и поныне и отнюдь не считают себя историческими персонажами, хотя кое-какие мемуары уже написаны и даже опубликованы. Лишь несколько ярчайших фигур российской физики, оказавшихся в конце жизни на Западе, уже закончили свой жизненный путь. Аркадий Бейнусович Мигдал, умерший в США, Аркадий Гиршевич Аронов и Юрий Абрамович Гольфанд, жизнь которых завершилась в Израиле… В этой главе речь шла только о физиках, но были и другие области культуры и науки, в которых профессионалы имели статус «полезных евреев», пользовались определенной свободой, имели высокое международное реноме и оказались за пределами России после распада империи. Математики, музыканты, шахматисты…

Две волны Серебряного века сопровождали две стадии индустриализации Российской империи. Первая стадия была естественным этапом вхождения полуазиатской крестьянской страны в европейскую рыночную цивилизацию, и мощный культурный всплеск был откликом на этот процесс. Но слишком тонким и непрочным оказался слой просвещенных капиталистов и европейски ориентированных интеллигентов. Рывок на запад окончился падением Третьего Рима. Причины, конечно, можно искать и в неудачно сложившихся внешних военно-политических обстоятельствах, но именно внутренние недуги и пороки нации, о которых догадывался Пушкин, и знали Чаадаев, Достоевский, Леонтьев, Блок, превратили поражение в национальную катастрофу. Из огня гражданской войны вышло совсем иное государство, которое, однако, не оставило свои имперские амбиции. Следующий рывок уже был не попыткой присоединиться к западной цивилизации, а подготовкой хищника к прыжку. И востребованными оказались не гуманитарные, а естественнонаучные интеллектуальные способности населения. Люди опять откликнулись, и первоклассная наука возникла на пепелище буквально из ничего.

То ли по иронии судьбы, то ли по предопределению и первая, и вторая волна Серебряного века явилась результатом частной инициативы нескольких интеллигентов в Петербурге, искусственном городе, построенном в гиблом месте волей одного человека, который попытался единым рывком преобразовать Россию. Мирискусники первого призыва были потомками российских дворян и иностранцев, привлеченных на императорскую службу или прибывших из Европы в северную столицу, желая изменить к лучшему свою судьбу, не сложившуюся на родине. Разночинцы вроде Сологуба, Бакса или Мандельштама составляли в этом изводе меньшинство. Для советской научно-технической революции кадры поставлялись разоренными еврейскими местечками, среднерусскими деревнями и городами бывших окраин Российской империи. Но и в российском, и в советском обществе интеллигенция была лишь тоненькой оболочкой, едва прикрывавшей срамные места государственного организма. И оболочка эта легко разрывалась, когда раздраженный организм выходил из себя.

Что обо всем этом знали мальчики и девочки, поступавшие на естественные факультеты элитных вузов страны на излете хрущевской оттепели? Ни-че-го, кроме трех законов Ньютона и трех составных частей марксизма. В эти годы в стране, как освежающая гроза, предвещающая очередную бурю, XX съезд КПСС нанес удар по той догматической идеологии марксизма-ленинизма, которая была тогда официальной идеологией государства. Из этой идеологии выпали некоторые крупные блоки, фундамент здания ослабел, и оно начало медленно крениться, подобно Пизанской башне. XX съезд был подобен взрыву, но не атомной, а нейтронной бомбы. Они поражали людей, но не обстановку. Изменения в стране были большими, но они были в душах в мыслях, в сознании людей. Одни радовались обретению правды, у них появилась надежда на изменения к лучшему, на возвращение в свои семьи, или хотя бы реабилитацию пострадавших и погибших друзей и родных. Другие были обеспокоены. Недавние узники радовались близкой свободе, но было много людей, которые негодовали и боялись. Поэт Семен Липкин написал вскоре после съезда стихотворение «Вождь и племя», в котором были такие строки:

Страна присутствует на читках громких.Мы узнаем ту правду, что в потемкахВ застенке, в пепле, в урнах гробовых,Была жива, росла среди живых.

И вот ее в словах мы слышим емких,На четверть века взятых под арест:Теперь им волю дал двадцатый съезд.

В одной из передовых статей газеты «Правда» в эти дни говорилось о реабилитации «выдающегося советского артиста Михоэлса» и о попытках «провокаторов из бывшего МГБ» разжечь в стране национальную рознь. Среди десятка тысяч реабилитированных была и большая группа генералов и адмиралов, арестованных и осужденных по разным обвинениям после войны по настоятельному требованию маршала Георгия Жукова. Были прекращены кампании против «безродного космополитизма» и антиеврейская кампания. К концу 1954 г. было реабилитировано более 10 тысяч недавних заключенных, главным образом из числа ответственных работников. Немало таких людей было реабилитировано посмертно. Среди тех, кто чудом выжил после возвращения из ГУЛАГа, некоторые начали писать свои воспоминания, а также художественные произведения на тему лагерей и репрессий. Это начали делать Солженицын в Рязани, Варлаам Шаламов в Москве, Евгений Гинзбург во Львове.

Сменится пара поколений, забудутся страсти и обиды, сотрется в памяти потомков маленькая разница между жертвами и палачами, и как-то вдруг окажется, что почти весь великий и ужасный XX век для российской культуры оказался Серебряным, как стало для нее Золотым веком «дней александровых прекрасное начало», несмотря на страшную войну, опустошившую тогдашнюю Европу и половину России, аракчеевщину, холеру и прочие бедствия, происходившие на фоне Пушкина. И кто-нибудь задумает и издаст Энциклопедию российского Серебряного века, в которой его изящные искусства и точные науки будут представлены во всем своем блеске и всей своей нищете.

Глава 2

АБРАМ ИОФФЕ – СОЗДАТЕЛЬ ВУЗА СОВЕТСКИХ ФИЗИКОВ

Здесь речь пойдет о человеке, который пятьдесят лет стоял во главе крупнейшего ядерного центра Советского Союза, оказывая влияние на развитие атомной отрасли страны. Главным наставником целой когорты ученых-атомщиков был выдающийся ученый с мировым именем и всемирно известной школой физиков Абрам Федорович Иоффе (Аврахам Файвиш-Израилевич).

Он родился в 1880 г. в городе Ромны на Украине. В 1902 г. окончил Петербургский технологический институт, а затем три года был ассистентом известного физика, первого Нобелевского лауреата по физике Рентгена в Мюнхене. С 1906 по 1948 гг., то есть сорок два года, работал в Петербургском (позднее Ленинградском) политическом институте, где прошел путь от лаборанта до профессора.

Иоффе создал первую школу советских физиков. О значении его деятельности в этом направлении свидетельствует одно перечисление имен ученых, посещавших его знаменитые семинары. Серди них: И. Курчатов, П. Капица, Н. Семенов, Ю. Харитон, Я. Зельдович. Все они считали себя учениками Иоффе.