Мечтай обо мне - Джози Литтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скоро Кимбра поняла, что корабль изменил курс, и уставилась на полоску земли. Та приближалась слишком быстро. Вскоре взгляду открылось холмистое побережье, густо поросшее сосновым лесом и перерезанное бесчисленными речками и ручьями. Девушка была приятно удивлена, так как ожидала совсем иного: айсбергов, фьордов с крутыми утесами и почти бесплодной тундры. Но перед ней лежала земля, полная дикой красы.
У викингов было много работы. Их могучие тела двигались синхронно, в четком ритме — зрелище, которое Кимбра находила захватывающим. Вулф поставил к рулю Олафа, а сам занял его место у весла. Большинство воинов сменили рубахи на штаны из мягкой кожи, чтобы можно было раздеться до пояса. Девушка не могла оторвать взгляда от широкой спины Вулфа. Он сидел, уперев ноги в ребро судна, раскачиваясь взад-вперед, и так же раскачивались черные крылья его волос. Вот он обернулся, бросил через плечо какую-то грубую шутку и блеснул в улыбке белизной зубов. Кимбра поспешно отвернулась, не желая, чтобы ее завороженный взгляд был перехвачен.
Берег рос. Буквально на глазах разбухал желто-зеленым тестом. Желтое было устьями рек и речушек, где сидели чайки и грелись на солнце тюлени, зеленое — раскидистыми кронами сосен. Не успела Кимбра оглянуться, как прозвучала команда пристать. Весла были разом подняты, так что корабль словно ощетинился. В воду полетел каменный якорь на толстенной железной цепи. Судно содрогнулось и застыло, чтобы потом закачаться на легкой зыби.
Несколько человек из команды вооружились и вброд направились к берегу, остальные принялись складывать парус и крепить весла.
Кимбра с сомнением оглядела полосу воды, что отделяла ее от берега. Она бы запросто добралась до суши вброд, как викинги, если бы не горностаевая мантия.
Девушка робко взглянула на Вулфа. Тот стоял у кормового трюма, передавая другим какие-то припасы. Он поймал ее взгляд, и его глаза заискрились. Он находил смятение пленницы забавным.
— Мы высаживаемся, а ты? Останешься здесь?
Кимбра была возмущена.
— Будь на мне другая одежда, я бы здесь не сидела! Добралась бы до берега не вброд, так вплавь!
— Ах да, я забыл. Ты же отлично плаваешь.
Больше Вулф ничего не добавил, и Кимбра совсем расстроилась. Впервые за всю неделю она чувствовала себя беспомощной, брошенной на произвол судьбы. На берегу не было никаких признаков человеческого жилья, и, если честно, она вообще не понимала, чего ради было бросать якорь именно здесь. Что станется с ней на этом пустынном берегу? Горло стеснилось, на глаза навернулись слезы.
В следующий миг она была в объятиях Вулфа. Он нес ее к борту. На сей раз быть глухим, немым и бесчувственным выпало Олафу, который принял Кимбру из его рук. Впрочем, скоро девушка снова оказалась в объятиях Вулфа. Доставив ее на берег, викинг с минуту держал руку у нее на плече (жест был удивительно ободряющим), потом нагнулся за оружием.
— Сегодня будем есть мясо.
Он отдал все нужные распоряжения и бегом скрылся за изгибом берега, догоняя остальных.
Кимбра посидела у костра, отошла по своим делам за густую купу кустарника, потом решила пройтись, чтобы размять ноги. Ей пришло в голову, что она может запросто уйти от лагеря. Интересно, как скоро ее хватятся? Да и хватятся ли вообще? Ведь все дружно делают вид, что ее не существует. Кто станет преследовать невидимку?
Впрочем, она не стала искушать судьбу и правильно сделала. Когда некоторое время спустя она вернулась в лагерь, Олаф поднял взгляд от горшка, в котором что-то помешивал, и молча кивнул. Выходит, они ее все-таки замечали.
Хотелось прилечь, как мужчины, но Кимбра не решилась и села к костру. От горшка шел такой аппетитный запах, что живот требовательно заурчал. Олаф добавлял в варево какие-то приправы, принюхивался, пробовал и снова лез в мешочек у себя на поясе. Наконец он унялся и сел.
— Что там? — спросила Кимбра и указала на мешочек.
Одноглазый был поражен, что она к нему обратилась. Однако не повернулся на голос, и Кимбра думала, что не получит ответа. Но Олаф прокашлялся и заговорил, не поднимая взгляда от ветки, из которой мастерил ложку:
— Это смесь для вкуса: соль, петрушка, шалфей и разное другое.
Кимбра улыбнулась, счастливая уже оттого, что хоть кто-то удостоил ее словом. Она склонилась ближе к горшку и принюхалась:
— Я чувствую черный перец и тмин. — Когда на лицах викингов появились улыбки и ей удалось перехватить пару-тройку любопытных взглядов, она заметила: — Значит, будет заяц.
Одноглазый передернул плечами, стараясь казаться равнодушным, но он явно был под впечатлением. Наступила очередь сахарной свеклы, ячменя и капусты, которые Олаф понемногу добавлял в горшок. Потом он заговорил снова:
— И зайца довольно. Ведь пристали только на одну ночь.
Одна загадка разрешилась. Кимбра отважилась на вопрос:
— А где мы?
— Где? — Олаф несколько опешил. — Здесь никто не живет, а значит, нет и названия. Мы всегда здесь пристаем, если нужно поохотиться.
— А где кто-нибудь живет? Поблизости?
Олаф открыл рот для ответа, но тут послышался отдаленный оклик. Охотничья партия возвращалась. Они и в самом деле принесли несколько упитанных зайцев, которые тут же были освежеваны, выпотрошены, порублены на куски и уложены в горшок с подливкой. Кимбра подумала, что куда проще было бы поджарить их на вертеле, но когда попробовала варево, все поняла. Олафа приняли бы с распростертыми объятиями даже на королевской кухне.
Пока длилась трапеза, на землю успели опуститься долгие летние сумерки севера. Чайки, буревестники и другие береговые птицы потянулись к гнездам. В небе повис тонкий серпик луны. Бриз немного посвежел, но так и не стал по-настоящему холодным.
Викинги начали готовиться к ночевке. Неожиданно для себя Кимбра осознала, что ее разговор с Олафом, пусть короткий, разрушил барьер, стоявший между ней и этими людьми. Именно он заставлял воинов держаться от нее как можно дальше, не позволял даже взглядом подтверждать ее присутствие. Теперь девушка могла «слышать» своих спутников. По привычке она мысленно отгородилась от окружающего мира высокими стенами. Но сделала это не раньше, чем ощутила радостное предвкушение от возвращения домой. Это навеяло грусть: то, что еще недавно она принимала как должное, было отнято, и, быть может, навсегда.
Ощутив на щеках влагу, Кимбра с досадой подумала, что то и дело пускать слезу — занятие очень утомительное.
Вулф поднялся, стряхнул песок и протянул ей большую мозолистую руку.
— Идем!
Сердце ухнуло в пятки. Она может отказаться, но что это даст? Ему не придется слишком усердствовать, чтобы заставить ее повиноваться. Стараясь держать себя в руках, Кимбра встала, но руку спрятала за спину. Вулф посмотрел на нее неодобрительно, но настаивать не стал, а просто пошел по берегу прочь от костра. Девушке очень хотелось высказать пару горьких истин о его характере, происхождении, а главное, воспитании, но он уже был далеко. Ей ничего не оставалось, кроме как пойти следом. Босые ноги вязли в песке, было неудобно кутаться в мантию и одновременно подбирать ее при ходьбе, к тому же никак не удавалось поспеть за широким шагом Вулфа.