Погоня за призраком: Опыт режиссерского анализа трагедии Шекспира "Гамлет" - Петр Попов

Шаг второй

После тепла – холод. Вот он наступил, наконец, долгожданный час. Зябкая дрожь, озноб, от ветра ли, от ожидания ли страшного чуда. А в Эльсиноре идет гульба. Впервые после смерти короля. Траур снят!

Как показательны рассуждения Гамлета! – Он уже ни словом не обмолвится о желании умереть, он сейчас собран и тверд, он все более сживается с ощущением своей роли правителя. О пьянстве совсем не так говорит, как при давешней встрече с Горацио. Теперь это не шутки, а рассуждения государственного человека, осуждающего новую власть за то, что она сохраняет дурные традиции своих предшественников.

Показательна его мысль о «глупой капле зла», которая может свести насмарку все доблести, заслуги и добродетели человека. Значит сейчас – до встречи с Призраком – Гамлет знает, что есть добро, а что зло, у него есть совершенно определенные представления о содержании этих понятий.

Появляется Призрак.

Первая реакция Гамлета – религиозная. Пусть фраза «Святители небесные, спасите!» – столь же машинальна, как и привычное всем нам «Господи, помилуй!» Но уже следующий вопрос, обращенный к Призраку, абсолютно конкретен в своем религиозном содержании:

– Благой ли дух ты или ангел зла,

 Дыханье рая, ада ль дуновенье,

 К вреду иль к пользе помыслы твои,

 Я озадачен так твоим явленьем,

 Что требую ответа.

Он потом ответит – точно укажет свое место обитания – ад, расскажет все о своей причастности к злу. Но Гамлет, который сейчас явно разделяет Призрак и личность своего покойного отца, никак не отождествляя одного с другим, – после встречи с Тенью утратит эту способность различать добро и зло, а Призрак для него почти полностью сольется с образом отца. Пока же принц явно переоценивает свои духовные возможности: – Ну вот! Чего бояться?

 Я жизнь свою в булавку не ценю.

 А чем он для души моей опасен.

 Когда она бессмертна, как и он?

– Какая самонадеянность! Понимание того, чем же действительно опасен для него Призрак, может быть, так и не придет к Гамлету, но мы, «немые зрители финала», увидим, куда заманит его игра с адскими «дуновеньями».

Призраку важно остаться с Гамлетом наедине. Гамлет уже всецело в его власти, он обрушивается с неистовой яростью на своих сподвижников, попытавшихся предостеречь принца и удержать его от желания следовать за Тенью. – Нe удержали. Принц раскидал их и умчался.

Что остается заговорщикам? – Снести обиду, уповать на Бога, бежать следом...

Отречение

Надо думать, Призрак нашел-таки укромное место, где никто не смог помешать его откровениям. Друзья так и не нашли Гамлета, хотя далеко увести его Призрак не мог.

Сама по себе встреча Гамлета с Призраком, честно говоря, представляет мало интереса.

Есть в ней какая-то архаика, мешающая до конца поверить в этот эпизод. Дело не в том, что явление выхода из загробного мира разрушает реальность истории Датского принца, реалистическое искусство никогда не страдало пренебрежением к фантастическому элементу. У того же Шекспира в «Макбете» или в «Ричарде III» явление призраков жертв преступлений их убийцам – глубоко содержательно, оно определено и подготовлено всей логикой внутреннего развития образов главных героев трагедий. Там речь идет о совести. Здесь же Призрак – носитель прежде всего информации. Его подробный рассказ о происшедшем находится как бы в противоречии с той загадочно манящей мистической таинственностью, которой был окутан Дух при своем немом явлении офицерам.

Поэтому мне было важно в этом эпизоде не только дать зрителю возможность получить окончательное представление о том, каков был отец Гамлета, но прежде всего передать ту иррациональную силу, с которой Призрак подчиняет себе Гамлета, как подчиняет он его идее мести, доводя принца почти до экстаза.

Встреча произошла. Дух откровенно выложил все, так что сомнений быть не может: он выходец из геенны. Он возлагает на сына страшную миссию – отомстить. Здесь следует остановиться подробнее.

Поручая это дело Гамлету, Призрак не дает никакого конкретного указания, в чем должна состоять месть. Сомнительно, что речь идет о простом убийстве. Более того, отношение к самому факту убийства высказывается им вполне недвусмысленно (и, надо думать, – это точка зрения не покойного отца Гамлета, а взгляд на вещи его Духа, уже познавшего муки ада): «Убийство гнуснейшее, каким является и в лучшем случае всякое убийство...» (Перевод М.М.Морозова.) Таким образом, даже пришелец из геенны чужд впрямую ветхозаветному закону «око за око». А потому, «отомстить», – отнюдь не значит просто убить. Скорее речь идет о нравственной пытке, более страшной, чем смерть. Но имеет ли вообще человек право на месть? Дано ли ему, без риска погубить душу, воскликнуть:

– Рассказывай, чтоб я на крыльях мог

 Со скоростью мечты и страстной мысли

 Пуститься к мести.

Показательно и следующее наставление Призрака: «Но, каким бы путем ты ни выполнял это дело, не запятнай ни ума, ни души замыслом против твоей матери: предоставь ее небу и тем шипам, которые заключены в ее груди, – пусть они колют и жалят ее». (Перевод М.М. Морозова.) Серьезное предупреждение! Предстоящее угрожает состоянию души и ума принца, а возмездие заключается в нравственной пытке мук больной совести.

И еще это: «Помни обо мне!» Отныне Гамлет будет жить как бы под надзором, зная, что в любой момент отец может явиться к нему и потребовать ответа. Призрак исчезает. Происшедшее с Гамлетом дальше колоссально по значению и интересу.

– О небо! О земля! Кого в придачу?

 Быть может, ад?

Слово, которое до сих пор срывалось скорее в эмоциональном порыве, произнесено, наконец, совершенно осознанно. Все координаты названы. «…ад в придачу» и «Да, как перед Богом!» – вот диапазон нравственных координат, которые определяют сейчас положение принца. «Верх» и «низ» уже готовы перепутаться, поменяться местами в его сознании. И далее рефреном – «помнить о тебе...» Что значит это обещание «помнить», что значит эта клятва:

– Я с памятной доски сотру все знаки

Чувствительности,

(т.е. способность чувствовать)

все слова из книг,

(т.е. культуру, воспитание, образование)

Все образы, всех былей отпечатки,

Что с детства наблюденье занесло...

(т.е. корневые воспоминания о лучшей поре жизни человека, о играх с Йориком, о дружбе с Лаэртом...)

Отринуто все, что составляет нравственную основу человеческого бытия. Нет ни воспоминаний, ни книг, ни своего, ни чужого опыта... А что взамен?

– И лишь твоим единственным веленьем

Весь том, всю книгу мозга испишу,

Без низкой смеси. Да, как перед Богом!

 …………………….

Я в том клянусь.

Возможно ли так «подчинить мечте свое сознанье» (как потом скажет Гамлет об актере), возможно ли вытравить из памяти все прошлое, всю имеющуюся в запасе духовность и превратить себя в слепое, не имеющее собственной воли орудие мести? – Возможно ли – увидим, но то, что сейчас Гамлет такую возможность формулирует для себя, как закон, что он клянется этот жестокий и тупой закон хранить в качестве единственной святыни, – крайне показательно. Он отрекся от себя, он хочет перестать быть собой таким, каким был до сих пор, клянется пересоздать себя, и это стремление – вполне сознательное и осознанное – нельзя не учитывать. Нет, не случайно Полоний заклинал своего сына: «Всего превыше: верен будь себе». Быть или не быть собой – вот в чем вопрос!

Подозрительность и одиночество

Художественное время у Шекспира удивительно спрессовано: Призрак появился в начале первого часа ночи, а уже в середине своего монолога он заметил: «Ветром утренним пахнуло», а в конце монолога – еще раз: «светляк, встречая утро, убавляет пламя». – Значит, прошло несколько часов, даже если предположить, что стоит холодная северная весна, когда ночь очень коротка.

И все же офицеры и Горацио всю эту – пусть короткую – ночь метались в окрестностях Эльсинора, разыскивая принца. Они cбились с ног, охрипли... Гамлет не сразу решается откликнуться, но уж решившись: «Да будет так» – зовет их как бы даже весело. Встревоженные, измученные друзья окружают его, забрасывают вопросами, а Гамлет почему-то никак не рискует открыть им свою тайну, морочит их и вроде бы хочет замять все происшедшее.

– Пожмем друг другу руки и пойдем.

Вы – по своим делам или желаньям,–

У всех свои желанья и дела,–

Я – по своим...

И вдруг:

– Нет, преступленье налицо, Гораций,

 Клянусь Патриком!

– И дальше требует клятвы не говорить о виденном, клятвы не просто устной, а клятвы на рукоятке меча – то есть практически на кресте. Что за поворот? Решился ли Гамлет поделиться секретом? – Ничуть, он, в конечном итоге, так ничего и не рассказал. Он просто понял, что погасить интерес свидетелей к происшедшим загадочным событиям не удастся, поэтому необходимо связать их клятвой, дабы обезопасить себя. Призрак из-под земли поддерживает это требование клятвы.