Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.) - Виталий Витальевич Тихонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Появление новых учреждений спровоцировало кадровый голод, остро недоставало специалистов. Для заполнения вакансий активно привлекались историки «старой школы». Многие из них были возвращены из ссылок и лагерей. Так, в Москву и Ленинград вернулись Е. В. Тарле, С. В. Бахрушин, А. И. Андреев, Б. А. Романов, А. И. Яковлев, Ю. В. Готье и др. Пережитые лишения, страх за жизнь, с одной стороны, и неожиданно полученные блага и высокое положение в советском обществе, с другой, сделали их вполне лояльными по отношению к советской власти. Многие старались усвоить новые методологические, концептуальные и идеологические стандарты исторического исследования. В то же время ученые, прошедшие дореволюционную школу источниковедческого и исследовательского мастерства, внесли в советскую науку так не достававшие ей основательность и профессиональность в изучении фактов, их научной обработке и построении на их основе теоретических конструкций. Быстро стало очевидным, что перестроившиеся историки «старой школы» гораздо лучше подходили для новых задач советской исторической политики, чем поколение историков-марксистов 20-х гг.[144]
Знамением времени стало переиздание сочинений классиков дореволюционной исторической науки. Вышли в свет курсы лекций В. О. Ключевского, А. Е. Преснякова и С. Ф. Платонова. Вновь была опубликована монография С. Ф. Платонова «Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI–XVII вв.». Публикации сопровождались введениями, где с марксистских позиций разъяснялись основные методологические «ошибки» авторов.
Переходу к новой концепции отечественной истории мешало наследие М. Н. Покровского. Для его дискредитации официально было объявлено, что характерной чертой «школы М. Н. Покровского» был «вульгаризаторский» взгляд на историю, а многочисленные методологические, фактические и политические ошибки самого историка и его учеников привели к тому, что их труды не могут называться марксистскими. В учебных и научно-исследовательских заведениях началась активная борьба с «представителями» «школы М. Н. Покровского», многие из которых, как это ранее случилось с историками «старой школы», были репрессированы[145]. Ведущие специалисты, в том числе и бывшие ученики М. Н. Покровского по ИКП, подготовили два сборника с говорящими названиями: «Против исторической концепции М. Н. Покровского» (1939) и «Против антимарксистской концепции М. Н. Покровского» (1940).
В 1935 г. была запущена кампания «дружба народов», нацеленная на сплочение этносов, населяющих Советский Союз. В ходе ее реализации отчетливо обозначилось выпячивание роли русского народа, особенно пролетариата[146]. Это еще отчетливее обозначило новый идеологический вектор.
Немалое влияние на трансформацию официальной исторической политики оказали репрессии. Накануне 1937 г. официальная пропаганда пыталась сформировать пантеон значимых исторических личностей советской страны. Помимо уже умерших большевиков сюда вошли, в частности, М. Н. Тухачевский и Н. И. Ежов. Но последовавшие в годы Большого террора аресты показали, что из деятелей-современников, в силу потенциальной возможности их ликвидации, строить героический пантеон нельзя. Еще вчера восхваляемые герои часто становились «врагами народа». Советское руководство вынуждено было обратиться к прошлому, найдя героев именно там. Система, которую ряд исследователей определяет как «национал-большевизм», сложилась именно к 1937 г.[147]
Ключевым событием в идеологической жизни страны стала публикация нового курса истории ВКП (б). В начале 1938 г. в газете «Правда» начала выходить «История ВКП (б). Краткий курс», вскоре появившаяся отдельным изданием и затем многократно переиздававшаяся многомиллионными тиражами[148]. В написании и редактировании книги самое деятельное участие принял Сталин. Ему принадлежит раздел «О диалектическом и историческом материализме», в котором давалась общая схема мировой истории, втиснутая в формационную «пятичленку»: первобытно-общинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический и социалистический способы производства. В книге предлагалась стройная концепции не только истории партии большевиков, но и всей отечественной истории конца XIX — начала XX в. История партии была представлена как история бескомпромиссной борьбы с политическими противниками и внутренними фракционерами. Многие исторические деятели, объявленные врагами народа, в книге не упоминались. Развитие Советского Союза описывалось как победное шествие на пути воплощения в жизнь решений партии. На историческом материале обосновывалась концепция двух вождей большевизма: Ленина и его ученика и единственного преемника Сталина.
В «Курсе» прописывались основополагающие методологические положения, ставшие обязательными для советской исторической науки. Кратко их обозначим. Так, о роли идей и личности в истории писалось, что «не идеи определяют общественно-экономическое положение людей, а общественно-экономическое положение людей определяет их идеи»[149]. Только опираясь на экономическое состояние общества и передовой класс, выдающиеся личности могут добиться многого. Эта же мысль развивалась и в разделе о диалектическом и историческом материализме[150].
Здесь же доказывалось и положение о том, что только в союзе с крестьянством возможна социалистическая революция. Авторы «Курса» касались важнейшего вопроса советской исторической науки — крестьянских войн. Тем самым легитимировалась тематика крестьянских движений. Причем термин «крестьянская война», позаимствованный у Маркса, фактически объявлялся наиболее предпочтительным в их осмыслении[151].
Определенное внимание отводилось проблемам географического и демографического детерминизма. Писалось, что географическая среда влияет на развитие общества, но не определяет его. То же говорилось и о демографии[152].
Главной силой, двигающей процесс развития истории, признавался «способ добывания средств к жизни, необходимых для существования людей, способ производства материальных благ…»[153]. Акцент делался на понятии «производительные силы общества», куда включались орудия труда, люди и производственный опыт. Подчеркивалось, что «первейшей задачей исторической науки является изучение и раскрытие законов производства, законов производительных сил и производственных отношений, законов экономического развития общества»[154].
Заметное влияние на историческую идеологию оказала «теория справедливых и несправедливых войн». Первый тип, определяемый как война «незахватническая, освободительная, имеющая целью защиту народа от внешнего нападения и попыток его порабощения, либо освобождения народа от рабства капитализма, либо, наконец, освобождение колоний и зависимых стран от гнета колониалистов» противопоставлялся «несправедливой войне», «захватнической, имеющей целью захват и порабощение чужих стран, чужих народов»[155]. Эти немудреные положения были положены в основу оценки войн в истории. Причем в угоду идеологии часто приходилось в одних войнах непременно искать их «справедливую» основу, а в других наоборот.
«Краткий курс истории ВКП (б)» сразу был
