Крест - Ингар Йонсруд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как думаете, почему для вас один человек ассоциируется с другим? — спросил психолог.
— А это уже ваша работа. Вы у нас мозгоправ. — Он выдохнул. — Отец был холодным и закрытым человеком. К концу жизни он стал очень угрюмым. Ни у меня, ни у матери не осталось сил горевать в тот день, когда он, наконец, помер.
— Наконец помер, — повторил психолог, словно слова Фредрика заворожили его. Он напечатал это на своем планшете. — Значит, этот убийца и ваш отец… вызывают у вас страх?
Опять этот пустой треп психологов. Фредрик закатил глаза.
— Они оба — привидения из прошлого. И оба мертвы. Я боюсь только живых.
— Конечно, — цокнул языком психолог. — Конечно. Вы же рациональный человек. Это приходит с профессией. — Он немного помедлил. — В последнее время мы не говорили про вашу семью. Я правильно понимаю, что сейчас вы совсем один?
— В смысле?
— Ваша мать умерла несколько лет назад, вы разведены, у вас была сожительница…
Фредрик взял со стола ложку в каких-то пятнах, помешал кофе и посмотрел на стену за спиной психолога.
Несколько лет назад там висел плакат с портретом Эрнеста Хемингуэя. С голым торсом и дробовиком. Тогда Фредрик указал психологу на иронию ситуации, так как тот украсил свой кабинет изображением мужчины с оружием, которое впоследствии заберет его жизнь. Теперь там висел новый постер: Джек Николсон в кожаной куртке и шапке со зловещей ухмылкой на лице.
— Чувствую некоторую амбивалентность в вас, — сказал Фредрик, и психолог вопросительно посмотрел на него. — Сначала Хемингуэй, теперь Николсон. Кадр из фильма, показавшего «фак» психологам и психиатрам всего мира. Вы хотели о чем-то поговорить?
Психолог с раздражением усмехнулся.
— Знаете, зачем здесь висят эти плакаты?
— Не имею ни малейшего представления.
— Потому что полицейские, такие, как вы, не любят говорить о себе. Вы думаете, что попали сюда по ошибке, как старина Джек из «Пролетая над гнездом кукушки». Когда разговор стопорится, вы начинаете рассматривать кабинет, а обсудить здесь особенно нечего, кроме как Николсона на плакате. После чего я пытаюсь как можно аккуратнее перевести разговор на вашу страдающую душу.
— Понял. А разве не глупо вот так раскрывать вашу тактику?
Фредрик снова ждал смешков в ответ, но их не последовало. Психолог положил планшет на колени и подтянул повыше хвостик волос.
— Фредрик, — начал он. — Сегодня у нас с вами последняя встреча. Далее они уже будут добровольными, и я знаю, что вы не воспользуетесь этим предложением. Поэтому времени на пустодрочку у нас нет. Расскажите о вашей семье. Вы делите с кем-то свою жизнь или барахтаетесь в полном одиночестве?
— Вольная птица, — ответил Фредрик, посмотрев ему прямо в глаза. — Моя дочь, София, уехала из дома и живет в Бергене. Мой сын Якоб некоторое время жил со мной, но из этого ничего не вышло, и он вернулся к Элис. К своей матери. Какое-то время со мной жила женщина, Бетти-на, но ничего серьезного у нас с ней не получилось. Так что да, я один. Но вы ведь не об этом спрашивали. Вы хотели знать, одиноко ли мне. Так вот, нет, мне не одиноко. Мне хорошо в компании самого себя. — Он закончил фразу на более повышенных тонах, чем хотел.
Наступила тишина. Фредрик смотрел на метель за окном, а психолог смотрел на него в ожидании, пока тот встретится с ним глазами.
— Фрикк, — сказал психолог. — Я бы хотел, чтобы вы немного поговорили о Фрикке.
Фредрик закрыл глаза.
Его сын весил так мало, что Фредрик один нес его гроб к могиле. Стоял безоблачный летний день, но солнце не грело, а воробушки не чирикали. В церкви было полно людей, их горе было безутешно, и бог просто должен был их услышать. Должен был увидеть малыша Фрикка и забрать его к себе. По крайней мере, так сказал священник. В тот день не плакал только один человек — отец мальчика. Фредрик.
Он просто не позволил себе этого. Потому что Фрикк умер по его вине. Не по вине Бога или судьбы, это не было несчастным случаем или случайностью. Это Фредрик оставил Фрикка спящим в кроватке, а сам выбежал в магазин за углом. Это Фредрик пятнадцать минут спустя ворвался в полную дыма квартиру во Фрогнере и прыгнул с сыном на руках с третьего этажа. Но было слишком поздно. Малыши не могут выдержать такого. Фрикку было пять месяцев. С тех пор прошло пятнадцать лет.
— Не пора ли вам отпустить ваше горе? — спросил психолог.
Фредрик поднялся.
— Горе я переживу. А вот ответственность за смерть Фрикка всегда будет меня грызть. Это мой крест. — Коленка затекла — он повредил ее, когда прыгал с балкона. Вечное напоминание. Фредрик захромал к выходу.
— Спасибо за наши встречи.
После этого Фредрик провел серию допросов, необходимых, чтобы закончить расследование, над которым работал, — нарика с передозом героина в крови нашли мертвым в квартире. Его назвали Иудой — так прощались с доносчиками — наркоторговцами, которые подворовывали дурь из груза, и наркоманами, которые наследили. Под