Смех сквозь слезы - Марина Серова

Оля выходила на сцену в числе первых. Я отправилась вместе с ней за кулисы после второго звонка. Жемчужного, как ни странно, пока нигде не было видно, а вот Аркадий Майоров стоял на противоположной стороне и оживленно обсуждал какую-то тему с одним из своих коллег.

Прозвенел третий звонок.

— Волнуешься? — улыбнулась я Ольге.

— Ужасно.

Открылся занавес, и действие началось.

— Ну, я пошла, — сказала Тимирбулатова спустя две минуты и суеверно перекрестилась.

— Ни пуха ни пера.

— К черту! — махнула она рукой.

В этот момент я вдруг с ужасом подумала о том, что если убийца, охотившийся на Тимирбулатову, так нагл и отчаян, то почему бы ему не устроить покушение на свою жертву прямо во время спектакля. Оля, находящаяся на сцене, представляла прекрасную мишень. Я содрогнулась и тут же решила гнать от себя эти мысли. Что я могу изменить? Не передвигаться же мне с Тимирбулатовой за ручку по сцене.

— Ничего, кроме внешности, — прозвучал женский голос справа от меня. — Работает спустя рукава.

Я повернула голову и увидела рядом с собой довольно экстравагантную дамочку лет сорока с пышной белокурой прической, одетую в дорогой костюм.

Интуиция сразу подсказала мне, что это и есть та самая Ирина Юрьевна Плашкина, о которой ходило столько разговоров.

Брошенная ею пренебрежительным тоном фраза несомненно относилась к Тимирбулатовой, но я решила, что лучшего способа для знакомства с большой леди мне не найти, а потому осторожно спросила:

— Простите, вы это о ком?

Плашкина развернулась ко мне всем корпусом и смерила оценивающим взглядом с головы до ног.

— А вы, собственно, кто?

— Я — Женя, — просто ответила я. — Знакомая Константина Жемчужного.

— Почему не в зале? — Тон Ирины Юрьевны был недовольным.

— Мне захотелось посмотреть из-за кулис.

— Посторонним здесь не место.

— Я не совсем посторонняя. По образованию я — театральный критик, — пришлось соврать мне, чтобы наша беседа приняла иной оборот.

Результат и впрямь не заставил себя долго ждать. Плашкина мгновенно переменилась в лице и с более доброжелательной улыбкой спросила:

— В самом деле?

— Да. Именно поэтому я и спросила вас, к кому относится ваше замечание по поводу работы спустя рукава.

— А разве вы сами не видите? — Ирина Юрьевна пренебрежительно повела рукой в сторону сценической площадки. — К Ольге Тимирбулатовой, разумеется.

Я не стала вступать с ней в споры и защищать Олю, дабы не ударить в грязь лицом как критик.

После паузы я произнесла:

— А давно она у вас работает?

— Сравнительно недавно, — ответила Плашкина и достала из своей сумочки пачку «Данхила». — Как насчет того, чтобы покурить?

— Спасибо, я не курю, — отвергла я сие предложение, — но с удовольствием составлю вам компанию.

Мы вместе с Ириной Юрьевной спустились по лесенке в комнату для отдыха, где она, щелкнув золотистой зажигалкой, прикурила свою сигарету. Мы расположились в креслах друг против друга.

— Где вы работаете? — задала мне Плашкина каверзный вопрос.

— Вообще-то я работаю в Москве, — небрежно бросила я. — Сейчас в отпуске, приехала к друзьям.

— К Жемчужному?

— И к нему тоже.

— Знакомы еще с кем-нибудь из нашего театра?

— Ну, можно сказать, что шапочно знакома с этой вашей Тимирбулатовой.

— Вот как? — удивилась Ирина Юрьевна.

— Я знала ее мужа.

Услышав мой ответ, меценатка недовольно поморщилась.

— Полагаю, что вы были не в восторге от этого знакомства, — высказалась она.

— Вы тоже знали его? — Мне все-таки удалось направить разговор в нужное русло.

— Он работал одно время в нашем театре, — ошарашила меня собеседница.

— Разве Ласточкин тоже актер?

— Нет, что вы. — Она засмеялась. — Упаси бог. Он фотограф. Все вот это, — Ирина Юрьевна обвела рукой портреты актеров вдоль стены, — его работа.

— Я не знала.

— Однако он проработал здесь недолго. Думаю, такой человек, как Ласточкин, вообще не в состоянии долго удержаться на одном рабочем месте.

— А что случилось? — спросила я таким тоном, будто просто хотела поддержать беседу.

— Я точно не знаю. — Плашкина красивым жестом стряхнула пепел с сигареты и затянулась снова. — Они не поладили с Толей.

— Простите? — переспросила я, хотя уже поняла, о ком пойдет речь.

— Толя — это директор нашего театра, — любезно пояснила она. — Велиханов Анатолий Викторович. Мой старый друг и очень хороший человек.

Я не стала дальше задавать наводящих вопросов. Пусть сама продолжит. А то, что Плашкина сейчас разовьет эту тему, я знала наверняка. Так оно и произошло.

— Толя очень покладист. А тут вдруг такая история. Сами посудите, Женя. Что его настолько могло вывести из себя, что он уволил человека со скандалом? Таким Толю я никогда не видела, как в тот раз. Он несколько дней ходил на взводе.

— И чем вы это можете объяснить?

— Ничем. Я пыталась у него выяснить причину, но он не стал раскрывать ее. Впрочем, это его личное дело. Но, зная Анатолия уже много лет, смею предположить, что вряд ли в той ссоре с Ласточкиным не прав был он. Тем более я пару раз разговаривала с этим фотографом, и он мне не понравился. У него даже манера говорить какая-то неприятная. Как будто он пытается увидеть тебя насквозь, подловить на чем-то.

Что этим хотела сказать Ирина Юрьевна, мне было непонятно, но наседать на нее с расспросами я не стала. А она тут же перескочила на другую тему.

— Мне и жена-то его не нравится, — доверительно сообщила мне Плашкина. — Нет в ней актрисы. Только симпатичная внешность.

— За внешность и держите? — поинтересовалась я.

— Не только, — вздохнула она. — Аркадий Александрович, наш ведущий актер, убедил меня в том, что девушка обязательно проявит себя в скором времени. Он видит в ней какие-то профессиональные задатки. А Аркадий Александрович, скажу я вам, актер со стажем. И очень талантлив. Вы видели его работы?

— Пока только одну, — честно ответила я.

— Какую?

— Вчера. В «Ричарде III».

— Впечатляет, да? — просияла Ирина Юрьевна.

— Очень.

В этот момент в коридоре с мужскими гримерными раздались поспешные шаги, и в курилку буквально вбежал Жемчужный.

— Ирина Юрьевна! — воскликнул он, завидев Плашкину, и склонился в глубоком поклоне. — Рад приветствовать вас! Как самочувствие?

— Опять опаздываешь на выход? — вместо ответного приветствия сурово накинулась на него хозяйка театра.

— Виноват, — Костя повторил свой поклон, чем вызвал у меня улыбку.

— Смотри, Жемчужный, доиграешься, — Плашкина затушила сигарету в пепельнице и погрозила ему пальцем.

В проходе на сцену возникла вчерашняя тетка в розовом костюме и зашипела:

— Жемчужный!

— Бегу, бегу, — живо откликнулся Костя и устремился на сцену, бросив мне на ходу: — Женя, подожди меня здесь, я скоро.

— Не халтурь, — сказала ему в спину Плашкина, но затем, смягчившись, добавила уже для меня: — Если честно, это я просто перестраховываюсь. Он никогда не халтурит. Костя тоже очень сильный актер. Второй по величине в нашем театре. Только вот в жизни он несерьезный. Разгильдяй.

Я улыбнулась. Это мне было прекрасно известно.

Из динамика над нашими головами слышался раскатистый баритон Майорова, царившего в данный момент на сцене.

Спустя мгновение к его голосу добавился голос Жемчужного. Стало быть, он успел-таки на свой выход. Напрасно Плашкина волновалась.

Она поднялась с кресла и сказала:

— Пойду посмотрю на их дуэль, — и тут же пояснила: — Жемчужный и Майоров всегда соперничают на сцене. Стараются переиграть друг друга. Ино — гда это выглядит довольно забавно. Хотите взглянуть?

— Хочу.

Я двинулась вслед за ней за кулисы.

Костя и Аркадий Александрович находились на сцене вдвоем. Между ними шел какой-то спор. Ирина Юрьевна приблизилась к самому краю кулисы. Глаза ее горели. Я, к сожалению, ее восторга не разделяла. И вовсе не потому, что актеры плохо справлялись со своей профессиональной задачей. Тут я ровным счетом ничего не понимала, и мне нравилась игра каждого. Причина моего отрешенного настроения была в ином. В голове я мысленно прокручивала только что состоявшийся разговор с Плашкиной. Меня сильно заинтересовала персона директора театра «Крейзи» Велиханова Анатолия Викторовича. Что за ссора у него произошла с покойным Федором Ласточкиным? Чем она была мотивирована? Да и вообще, меня все больше и больше настораживало отношение окружающих к бывшему мужу Тимирбулатовой. Пока еще ни один человек не отозвался о нем доброжелательно. Все мнения сводились к тому, что Ласточкин был «гнусный», «скользкий», «гнилой», «неприятный».

Может, Велиханов прольет свет на личность этого фотографа? Хотя если он не стал ничего рассказывать своей близкой подруге Ирине, то с чего бы ему пуститься в откровения со мной?