Мы не увидимся с тобой (Из записок Лопатина) - Константин Симонов

Лопатин не мог вонять причины этого взрыва. Может быть, несмотря на всю внешнюю черствость, которую она проявляла к матеря, ей вдруг захотелось чуда? Или, наоборот, еще не читая письма, она хотела заранее знать, что он не предаст ее представлений о нем своею внезапною слабостью?

- Плохо представляю в этой роли твою маму, еще хуже - себя. Теперь я уже не мог вы жить вместе с ней. Думаю, что и вел тоже. А тебе, значит, иногда еще приходит в голову соединить нас? Не стоят об этом думать. Никто из нас не станет счастливей. И ты тоже. Подумай лучше над тем, что в этом письме. И не бойся читать его, в нем просто дела, которые надо решать.

Она опустила глаза и стала читать письмо, а он смотрел на нее к думал, что хотя еще не может отвыкнуть от чувства, что он большой, а о"а маленькая, все равно он обязан бить откровенным с лею. Иначе рано или поздно нарушится то, что ей сейчас всего дороже возможность без колебания говорить ему все, что она думает.

И хотя того, о чем он должен ей сказать, уже к существует, все равно это - как камень за пазухой. И от него надо избавиться.

- Прочла. Ну в что? - Нина засунула письмо в конверт, и в ее голосе Лопатину послышался какой-то езде непонятный ему вызов.

- А то, что нам с тобой предстоит над этим подумать, только в всего. Но сначала о другом. Полтора года назад я полюбил одну жевание Потом из этого ничего не произошло. Но это было. И я должен тебе об этом сказать,

- А мама мне писала об этом.

У него было такое чувство, словив его ударяли во лицу м исчезли, прежде чем он успел обернуться.

- О чем писала? - Он с трудом заставил себя сказать эти слова спокойно.

- Об этом. Что ты приехал в Ташкент в таком хорошем настроении, что, кажется, даже наспех влюбился в какую-то ее подругу и что она ужасно радовалась за тебя.

Он усмехнулся и простоте этого вдруг происшедшего объяснения, в глупости своего положения.

- Но я тогда всему этому не поверила. - Дочь заметила его усмешку.

- Почему?

- Она как-то так обо всем этом нависала, что я не поверила,

- - Это было не так, как ома тебе написала, но било.

- Ну и очень хорошо. Если бы я знала, я бы меньше тебя жалела. Я иногда прямо до слез тебя жалела за то, что тебя никто, кроме меня, не любит.

Она сказала это так самопожертвование, что ему пришлось встать я пройтись по комнате, чтобы скрыть о" лее выражение своего лифа.

- Вяжу, с тобой не пропадешь. - Он поцеловал ее сзади в коротко подстриженный, мальчишеский затылок.

- Конечно, не пропадешь, - не поворачиваясь, сказала дочь. - А что, она тебя тоже любила?

- Мне казалось, что да.

- А почему же у вас с ней ничего, не вышло?

Он не ответил, только пожал плечами.

- Не знаю, как это может быть. Какое-то дворянское гнездо! Все друг друга любят, и ничего у них у всех ее выходит!

- А ты что, сердишься? Хочешь меня заново женить, что ли?

- А разве это правильно, когда у тебя одна я и больше никого? Вот ты последний раз уезжал на фронт, кто тебя провожал? Никто?

Он кивнул. Это была правда, его никто не провожал ни в последней) ни в другие разы, когда он уезжал на фронт. С того зимнего утра в Ташкенте, когда он уезжал на Кавказский фронт, больше никто не провожал.

- Разве это правильно? - повторила она, когда он кивнул.

- Если говорить серьезно, то большинство людей, ушедших на фронт, проводили всего один раз, когда они ушли. И встретят тоже один раз, когда вернутся, если будут, живы. Так что жалеть меня не за что.

- Это я знаю. Это я все знаю, - запальчиво сказала она. -- Но ведь у тебя такая работа, что ты все время ездишь я возвращаешься. И не потому, что не хочешь быть на фронте, а потому, что у тебя такая работа. Да?

- В общем, да. Хотя, чтоб не врать, могу вспомнить случаи, когда возвращался в Москву без прямой необходимости. Мог бы задержаться еще, но не задерживался. Бывало, правда, м по-другому. не хочу клепать на себя.

- Ну и что? Разве это называется возвращаться домой, когда у тебя и дома-то никакого не было? Я еще понимаю, когда немцы были под Москвой, когда всех эвакуировали - и кто хотел, и кто не хотел. А в последнее время все едут сюда едут и едут! У дяди Бори даже мама приехала. Ей семьдесят лет, а она приехала. И уже трете! месяц живет в Москве. Он мне говорил: кто только сюда не едет! Даже те, кого он вообще не пустил бы обратно в Москву.

- Значит, обсуждали этот вопрос и с ним?

- Конечно, обсуждали. А ты все один и один. Уезжаешь - один, приезжаешь - один.

- Ну что ж, перебирайся ко мне, чтоб я был не один.

- Зачем ты это говоришь? Ты же понимаешь, что я не могу. Если б я была маленькая или если бы я, наоборот, была уже старая, я бы, конечно. приехала. Но я же сказала тебе, что окончу курсы и поеду на фронт. И ты согласился, что это правильно.

- Этого я, положим, не говорил.

- Нет, сказал. Не прямо, но сказал. Думаешь, я не понимаю твое выражение лица? Не дразни меня, пожалуйста, а то я разревусь и поток сама себе этого не прощу. Лучше приезжай хоть на неделю к нам в Омск, и я тебя сразу женю.

Она встала и, сделав вид, что поправляет свои вихры, кажется, все-таки смахнула слезинку.

- А сейчас, ровно через пять минут по твоем часам, приходи есть. Я солью воду с картошки, а все остальное готово, я накрыла на кухне, добавила еж, уже уходя. - Мне все время неудобно, что мы взломали эту дверь в столовую, которую мама заперла, даже не хочется туда заходить.

- Чепуха. Взломали и взломали! - сказал Лопатин.

5

Картошка оказалась сваренной так, как он любил, в мундире. И он чистил ее, обжигая пальцы и Перекатывая из руки в руку. Была еще банка простокваши, с которой он любил есть картошку, особенно по утрам. Нина купила эту простоквашу и пучок укропа на базаре.

- Не знаю, чего она выдумала - сейчас меняться, - говорила Нина, сидя против отца и тоже чистя горячую картошку. - Почему не могла до конца войны оставить тебя в покое. Сама же писала мне, что у нее все есть и ей ничего от тебя не надо, а теперь выходит - надо.

- Не брани мать, тем более за глаза. В этой квартире раньше или позже кто-то должен перестать жить - или она, или я. И я должен пойти ей навстречу, вопрос только - в каких пределах. Глупо все время повторять себе: "пока идет война", "если будем живы". Если не будем живы, не о чем и говорить. Значит, следует считать, что мы с тобой будем живы и вернемся с воины.

Она потянулась и стиснула в ладонях его лежавшую на столе руку. Это была молчаливая благодарность за слова мы с тобой".

И он задним числом выругал себя за то, что так неожиданно просто согласился с нею, хотя это согласие, если она успеет попасть на войну, может стоить ей жизни.

- Так вот, - сказал он, гоня от себя слишком далеко заводившие мысли, - когда кончится война, нам с тобой надо будет где-то жить. Не обязательно со мной, ты можешь захотеть жить и отдельно. Но чтобы жить, нужно иметь угол: этот или другой. Когда ездишь по освобожденным от немцев местам, сатанеешь от количества развалин! Такое чувстве, что еще лет двадцать после войны будем жить в них. Вот. почему я сторонник того, чтобы твою маленькую комнату не отдавать каким-то людям, с которыми мама с бухты-барахты решила ее менять. По-моему, так.