Кола - Борис Поляков

И Киру уже не страшно смотреть на чертей, которые, строя рожи, корчатся от беззвучного хохота, торжествуя победу, бьют кочергами в заслонки, чугунки, вьюшки. Звучит бесовская музыка. И Сквалыга слышит ее. Она звучит для него призывно, и, подчиняясь ей, он пускается в страшную пляску: дико мечется он по дому, орет и воет, ошалело катается, задыхаясь, бьется в судорогах об пол и, наконец, послушно сует голову в поданную чертями веревку...

Подрастая, Кир не раз еще слушал эту сказку про Сквалыгу и проданную землю. А однажды на пути в Норвегию увидел ту землю воочию. Долго смотрел, не отрывая глаз.

Или той дымкой сказочной таинственности, которой она была окутана еще с детства, или еще чем-то другим неведомым, но и потом, когда бы Кир ни шел морем мимо, земля та манила его к себе, казалась издалека печальной, одинокой, заброшенной, словно жаловалась ему, что прошла ее молодость пустоцветом.

Но теперь по дороге из Санкт-Петербурга Кир стоял на этой земле. Он ходил по ней широко, по-хозяйски. Сердце было полно щемящей радости возможного свершения. И хотелось утешить землю. «Подожди, – шептал он. – Ты подожди еще малость. Тебя снова вспомнят...» – И ходил, и смотрел, и прикидывал, где бы стали рыбные и соляные амбары, где бы раскинулось становище, а потом, может быть, и селенье большое, город. Кто знает?! Ведь и в Коле кто-то был первым!

— Проснись, герой! – слышит Кир. Кто-то сильно толкает в бок, Кир просыпается.

В комнате отец, благочинный, соседка Фекла и ее дочь Граня.

– Рассказывай, что приснилось, – сбудется, – смеется благочинный.

Кир сел на диване, потянулся всласть, с хрустом:

– Детство виделось. Ох, и хорошо там!..

Тетка Фекла согнулась в поклоне:

– С благополучным прибытием, Кир Игнатыч...

Граня стрельнула по Киру восхищенно глазами, поклонилась следом за матерью. Кир вспомнил, что привез подарки и Гране и тетке Фекле. Подмигнул Гране, и она смутилась, опустила глаза.

– Наделал ты переполоху! В Коле только и разговоров, что о тебе, – благочинный похохатывает, потирает руки. Голос у него раскатистый, зычный. – Судно будешь новое строить или как?

Кир смотрел, как Граня помогала накрывать на стол, носила из кухни снедь. За складками сарафана угадывалось тело молодое, упругое.

– Отчего не строить? Капитал есть. Только что я один? Одного судна мало теперь...

– Сколько же надо?

– Десяток бы...

– Сколь?!

– Десяток бы.

– Эк, куда маханул!

Отец суетился, торопил благочинного начинать молебен. Он поглядывал на Кира счастливыми глазами и все одергивал на себе красную под белым шелковым пояском рубаху.

Благочинный прошел в передний угол к божнице. За ним последовали отец, тетка Фекла и Граня. Благодарственный начинался молебен.

Кир стоял позади, наблюдал, как усердно молится отец, как смиренно шепчет молитву Граня. Ему стало вдруг весело, захотелось спроказничать. Протянул руку и щипнул Граню за тугой бок. Граня отпрянула испуганно, оглянулась опасливо на старших. Богохульства не заметили. Кир подмигнул ей призывно и заговорщицки, и Граня покосилась на него, осуждающе качнула головой. А в краешке глаз чуть мелькнула улыбка.

Многолетием заканчивал благочинный.

Отец чинно, торжественно стал приглашать к столу. На столе – лучшие припасы, что обычно берегли в доме для дорогих гостей или великого праздника. Дары морские соленые, копченые, жареные, вареные, что умели готовить колянки вкусно, были на столе, как и полагалось на празднике, в изобилии.

Благочинный в отличном духе оглядывал стол.

– Ну, расскажи, расскажи, где бывал, что нового по свету, как надумал в столицу попасть и что за город она...

Благочинный был другом отца. Сколько помнит Кир, собирались они по вечерам на чашку чая или поиграть в карты, толковали о делах поморских, о происшествиях в Новом Свете, в Греции, во Франции и у англичан. Был благочинный начитан, до новостей жаден. В доме обычно вел себя как человек мирской, до споров охочий. Отец разливал по стаканам ром дорогой, норвежский. Благочинный шутил:

– Лей, Игнат Василич, полнее, чтоб креститься перед чем было...

Кир от норвежского рома отказался, попросил:

– Мне бы пшеничной...

– Аль не уважаешь заграничное? – рокотал благочинный.

– Не уважаю, – сказал Кир. – Кругом оно с детства, обрыдло уже.

Благочинный насторожился:

– Это что же заграничное тебе обрыдло?

– А все, – отмахнулся Кир, – Вот посуда, вино, сукна, снасти...

Благочинный изучающе смотрел на Кира, начал было осуждающе, поучительно:

– Гордыня – грех великий...

Но отец поднял стакан, перебил просительно:

– Потом, потом, отец Иоанн...

Он смотрел на Кира восторженно, с умилением:

– С возвращением тебя, сынок! С удачей! Утешил меня на старости. Уж как я рад... Как рад! – Выцветшие глаза отца подернулись влагой. Рука со стаканом дрогнула. – Вся Кола тебя по отчеству величает. Заслужил. И я хвалю. Спасибо, утешил...

Звякнули над столом протянутые стаканы. И пока пил Кир, снова подумал, что вот только нынче заметил, как осунулся, постарел отец. Кольнула жалость: "Морей ему уже не видать". Благочинный занес вилку над столом и оглядывал семгу паровую и просольную, все решался, что лучше поддеть.

— Нам без иноземцев нельзя. Не будь их, крючка рыболовного на ярус взять негде. А их, почитай, в одной Коле тыщ двести на год иметь надо...

Кир пережевывал сельдь, сдобренную луком, перцем, уксусом. Мясо нежное, жирное. Славно отец солить умеет. Такую бы на продажу в столице. Можно б не только на Сенной площади торговать. Прибыль...

Благочинный мазал на кусок пирога кашку семужью, рассуждал:

— Навык у тех же англичан в торговле и мореплавании вековой. Люди они ума торгового...

Кир поглядывал на благочинного, думал: «Надо бы тебе знать, батюшка, не зуек я уже». А вслух сказал:

– Англичане и вправду моряки отменные. Но если смотреть тут, на Севере, так и паруса, и канаты, и смола у них – наши. Корабли из нашего леса, да и рыбкой они нашей же кормятся. А коль при этом они и моряки добрые, то нам-то уж грех отставать.

Отец трепал по плечу Кира, заглядывал в глаза:

– Так, сынок! Не одним иноземцам добрыми моряками слыть да впереди быть.

Женщины собрались на кухню. Киру не хотелось, чтоб уходила Граня. Нравилось ловить врасплох ее взгляд, смотреть, как она смущается, и краснеет, и сердится на себя за это. Но разговор зашел самый нужный – иностранцы. Их манера вести себя раздражала многих колян: садятся вечно без приглашения, первыми снисходительно суют руку. Да и не в обхождении дело. Главное – везде успевают поместить свой капитал. И Киру пора говорить о деле. И что благочинный тут – даже лучше. В мелочах всё можно обсудить потом, но главное – лучше сейчас. С обоими сразу.

Кир смотрел, как уходит Граня, думал, как поразит стариков открытием. И прослушал, о чем за столом говорили. А когда очнулся, благочинный досказывал:

– ...и жалуются: когда-де приходят в Архангельск, то другие уже побывали там или скоро прибудут с таким же грузом. Купцы, видя, что их много, предлагают плату за рыбу что ни на есть самую низкую.

Кир усмехнулся про себя: «Отстаешь, батюшка, не там корень ищешь. И я так прошлый год думал, да вырос из этого, как из ребячьих портков. А ты все еще на старом топчешься...» И, когда закончил благочинный, вставил свое:

– Архангельские купцы, отец Иоанн, против наших поморов не в лучшем положении. Все места первейшие заняты иностранцами. Русскому купцу осталось только приготовление съестных припасов для городских жителей. Но погодите, скоро и это заберут у них.

Благочинный согласно кивнул, развел руками:

– А что поделаешь? У них деньги, у них сила...

Голос у него усталый, вежливый. «Обиделся, – подумал Кир. – Ох, эта мне покорная житейская мудрость». Сказал напористо:

– Сделать все можно. Сегодня мурманский промысел не дает и десятой доли улова, который мог бы давать. И то мы не умеем его продать. А можно и рыбы добывать побольше, и продавать ее дороже...

Благочинный откинулся на спинку стула, опустил веки, произнес равнодушно и лениво:

– Интересно...

Явное пренебрежение задело Кира, и он вспылил:

– Сделать, как у соседей в Норвегии: собрать из колян компанию. – И смотрел, как подействовало сказанное.

Отец задумчиво улыбался:

– Об этом, Кирушка, многие умные головы думали. Умнее наших, с капиталом.

Благочинный с затаенной снисходительностью спросил:

– К иноземцам таки на выучку?

– Такую выучку зазорной не считаю...

– Для компании, Кирушка, нужны деньги. Много денег. А в Коле даже в купцы второй гильдии нет людей писаться.

– И не надо, отец, не надо, – с жаром убеждал Кир. – Пусть это будет не компания, а артель. В нее пойдут с тем, у кого что есть: шняки, яруса, свои руки. Отсюда и паевые.