Соло для влюбленных. Певица - Татьяна Бочарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видение набирает силу, становится все ярче и отчетливей, точно хорошо выдержанная в проявителе фотография. Все реальней взгляд страшных, пустых глаз, все неотвратимей кривая улыбка.
Он хочет что-нибудь сделать, со всех сил ударить кулаком по этому лицу, смять, растерзать тщедушную, жалкую фигуру, скрючившуюся на мокром песке. Но руки словно свинцом налиты, и нет ни малейшего шанса сделать ими хотя бы крошечное движение. Все тело немеет, голос застревает глубоко в горле. Он знает, что произойдет дальше, и это приводит его в такой ужас, что становится невозможно дышать. Опять на его глазах в бесчисленный раз свершится кошмар, и опять он не в силах будет остановить его!
Последняя, безнадежная попытка хотя бы закричать.
Получается слабый, едва слышный стон….
…Артем открыл глаза и услышал этот стон. Свой стон. И еще какой-то странный, жалобный, тихий звук. Он с трудом повернул голову чуть вправо: рядом с тахтой на ковре сидела Степанида, огромная ротвейлерша, и едва слышно поскуливала. Преданные карие глаза смотрели на Артема с невыразимой любовью и состраданием.
Он пошевелил затекшими руками.
– Ну, Стеша, перестань. Перестань, все в порядке. Я знаю, я тебя напугал. Сейчас я встану, и мы пойдем гулять.
При слове «гулять» собака вздрогнула, коротко гавкнула и стремительно завертела хвостом.
– Сейчас, Стеша, сейчас, девочка…
Надо подняться. Снова начать собирать себя по частям. Что поделать, август. В августе он всегда видит этот сон, он уже привык к этому, научился бороться с собой. Только вот зачем? Не лучше ли было бы однажды просто не проснуться?
Стеша взвизгнула и облизала Артему ладонь. Он медленно поднялся с низкой тахты, стараясь ступать твердо и уверенно, прошел в ванную. Включил на полную мощность кран с холодной водой. Глянул в зеркало.
Белый как мертвец, а глаза – красные, воспаленные. Да, Артем Владимирович, так, пожалуй, и до Кащенко недалеко!
Он попробовал усмехнуться, но лицо точно маска стянула.
Артем глубоко вздохнул, зачерпнул полную пригоршню воды и умылся. Подумал секунду и сунул под ледяную струю голову.
Сначала помогло. Тело сразу стало оживать, кожа обрела пластичность, руки и ноги – силу. Однако минут через пять тяжесть вернулась. Тогда Артем побрел на кухню, достал из навесной полки наполовину пустую бутылку коньяку, налил и выпил залпом одну за другой две стопки, не закусывая. Средство было проверенным и помогало в девяноста случаях из ста.
Он осторожно прислушался к себе: кажется, и на этот раз помогло. Артем нерешительно глянул на остатки коричневой жидкости в бутылке, потом закрыл ее и вернул на место. Две стопки – норма, а больше – это уже смахивает на алкоголизм, тем более с утра.
Слава богу, сон преследует его не ежедневно или ежемесячно, а всего раз-другой в году и лишь только в августе. А то он бы давно сошел с ума. Впрочем, Артему и одного раза вполне хватает:..
Стеша терпеливо сидела рядом, и. лишь смешной, тонкий хвост, который ротвейлерам полагается отрезать, легонько бил по полу, демонстрируя истинное состояние ее собачьей души. Артем залез в холодильник, достал кусок колбасы, масло, сделал себе пару бутербродов, а колбасный остаток отдал Стеше, хотя миска ее была с вечера полной. Для Степаниды ничего не жалко, она – единственное близкое Артему существо, с тех пор как четыре года назад умерла мать.
– Уже идем, – пообещал он собаке и отправился в комнату. Через три минуты он вышел оттуда в джинсах и футболке, снял с крючка в прихожей поводок, надел на шею собаки, повизгивающей от нетерпения.
Теперь он был почти совсем спокоен. Не в его правилах жаловаться или роптать. Сон снится ему затем, чтобы он не забывался. Да он и так все хорошо помнит и ни на что не надеется. К вечеру он полностью вернется в свое обычное состояние спокойной безнадежности. Он – просто робот, которого окружающие принимают по ошибке за человека. Робот, умеющий лишь выполнять свои деловые функции, но у которого никогда уже не будет никаких человеческих чувств…
Артем нагнулся, чтобы зашнуровать кроссовки, и тут его что-то забеспокоило. Что-то было не так. Нечто мешало полному возвращению в роботообразное состояние. Какая-то крамольная, вольнолюбивая мысль. Он попробовал уцепиться за нее, но мысль ускользала, не давалась.
Отчаявшись понять себя, Артем махнул рукой, поднялся и открыл дверь. Стеша ураганом вынеслась на площадку. Он вышел следом за ней, вставил в замок ключ и тут же понял, о чем подсознательно думает все время, почти с момента пробуждения.
Лариса. Она обещала, что сегодня будет репетировать с ним. Она попросила его позвонить. Как он мог об этом забыть! Вот что мешает ему снова стать полностью замороженным, окончательно уйти в себя.
Значит, сегодня у него будет праздник. Пусть тайный, маленький, но праздник.
Артем решительно распахнул так и не запертую дверь и переступил через порог, не обращая внимание на залившуюся возмущенным лаем Стешу. Прямо в кроссовках зашел в комнату, снял телефонную трубку, набрал номер. В ответ раздались длинные, тягучие гудки.
Нет дома? В такую рань?
Артем нажал на рычаг, снова накрутил диск. Он насчитал девять гудков, но упорно не вешал трубку. Наконец в телефоне что-то щелкнуло, и Ларисин далекий тихий голос произнес:
– Я слушаю.
Он не сразу ответил, и она повторила громче:
– Але! Говорите!
– Это я. Привет.
– Артем, ты? – Голос был веселый, вовсе не сонный. Значит, не разбудил.
– Тебя едва слышно, – сказала Лариса. – Как дела?
– Нормально.
– Ты, как всегда, очень разговорчив, – она засмеялась. Слишком громко и чересчур звонко, как показалось Артему.
– Ты не забыла? – медленно проговорил он. – Мы хотели встретиться, порепетировать.
– Что? – переспросила она, все еще со смехом. – Репетировать? А, ну да, конечно. Я что-то позабыла… подожди…
– Я подожду, – согласился Артем.
– Да нет, – мягко ответила Лариса, – это я не тебе… Послушай, – в ее голосе послышалась неловкость, – давай мы в следующий вторник, ладно? Или в пятницу после прогона. А то сегодня у меня никак… – в трубке раздался треск и невнятный шепот.
– Хорошо, – спокойно сказал Артем. – Тогда в следующий вторник. Как настроение?
– Отличное, – она вздохнула с явным облегчением.
Артем давно уже все понял.
– Ну пока, – сказал он в трубку, – до завтра.
– До свидания, Темочка. Ты не волнуйся, если Лепехов будет приставать, вали все на меня. Я сама с ним объяснюсь.
– Хорошо.
Он повесил трубку. Что ж? с праздником не вышло. А на что он, собственно, надеялся? Разве могут у него быть какие-то праздники? Ему остался только августовский сон, вечное напоминание о его вине, страшной, непоправимой вине, которую сам себе он никогда не простит.