Пятый угол - Йоханнес Зиммель

28 декабря банкир Вальтер Преториус был арестован в Гамбурге сотрудниками уголовной полиции. В это же самое время агентами швейцарской федеральной полиции был арестован и Томас Ливен в своей съемной квартире в Цюрихе. Агенты действовали на основании срочного ордера Интерпола и немецкого ведомства уголовной полиции. Господ Ливена и Преториуса обвинили в спекуляции с замороженной маркой в особо крупных размерах.

— Кто меня в этом обвиняет? — спросил Томас полицейских.

— Некий Рубен Ахазян донес на вас и передал немецким властям изобличающие вас документы. Кстати, потом он исчез.

«И мои 2,3 миллиона марок тоже ухнули, — подумал Томас Ливен. — Гм, гм. Все же под конец я совершил-таки ошибку. А ведь этот армянин производил такое приятное впечатление…»

Почти год Томас Ливен отсидел в предварительном заключении. Тем летом стояла такая жара, какой не было за все минувшее столетие. События в мире менялись с калейдоскопической быстротой: были отменены продовольственные карточки, а 28 июня развязана война в Корее, что вызвало психоз по всей Европе, когда люди, как сумасшедшие, скупали продовольствие.

19 ноября 1950 года земельный суд Франкфурта приговорил Томаса Ливена к 3,5 годам тюрьмы. В устном обосновании приговора судья заявил, что при вынесении вердикта суд учел откровенность и искренность подсудимого. Он посчитал, что мотивы, которыми руководствовался подсудимый в своих антиобщественных деяниях, были чисто эмоционального свойства. Учли также его интеллигентность и образованность, а также то, что типичным мошенником он не был. Другой обвиняемый, гамбургский банкир Вальтер Преториус, получил четыре года. Для него у судьи таких мягких характеристик не нашлось. Его банк обанкротился, ему самому на вечные времена запрещалось заниматься банковской деятельностью.

Франкфуртский процесс оказался пикантным вдвойне. Хотя обвиняемые, как мы знаем, лично знали друг друга, они на суде об этом знакомстве не упомянули ни словом, ни жестом.

Другое пикантное обстоятельство заключалось в том, что уже на первом заседании председательствующий удалил публику из зала, а именно после того как обвиняемый Ливен объявил о своем желании в деталях объяснить махинацию, позволившую ему получить замороженные марки. По этой причине подробное освещение процесса против Ливена и Преториуса в печати сделалось невозможным. Так что опасения Томаса, что он вновь напомнит о себе различным секретным службам, оказались напрасными.

В известном смысле он добился своей цели: Вальтер Преториус, он же Роберт Э. Марлок, оказался разоренным на вечные времена. Нервным, трясущимся — настоящая развалина — предстал он перед судом.

Оба обвиняемых в ходе процесса не обменялись друг с другом ни словом. Приговор выслушали молча. Затем Томас Ливен с улыбкой взглянул на своего бывшего компаньона. И этой улыбки Роберт Э. Марлок не смог выдержать, он отвернулся…

Марлок попал в тюрьму Франкфурт-Хаммельгассе. Томасу Ливену удалось добиться перевода в исправительное учреждение Дюссельдорф-Дерендорф. О том, чтобы он не испытывал в заключении никаких неудобств и не ощущал нехватку благ земных, позаботился его друг Бастиан, проживавший теперь на Цецилиен-аллее в Дюссельдорфе и доставлявший ему обильные передачи.

Когда Томасу от скуки стало совсем уж невмоготу, он составил словарь уголовной лексики. Из этого словаря, содержавшего тысячи слов, мы представим интересующимся, наиболее интересные, как нам кажется, примеры:

Звонарь — человек, перед намеченным ограблением обязанный убедиться, не находятся ли дома хозяева. С этой целью он с пятиминутными паузами четырежды нажимает на кнопку звонка. Если никто не открывает, он отправляется к сообщникам и говорит, что все чисто.

Взять на абордаж — обобрать беспомощного пьяного, которого, якобы желая ему помочь, провожают домой.

Герань — директор исправительного заведения.

Железный густав — кража электричества при помощи магнита особой формы, прикрепляемого к электросчетчику, что приводит к его остановке.

Игра на рояле — процесс принудительного снятия отпечатков пальцев в уголовной полиции.

Кусок печени — помощник врача в больничном отделении тюрьмы.

Натан — заключенный, безвозмездно дающий сокамерникам юридические консультации по всем жизненным вопросам.

Оффенбах — человек, специализирующийся на краже музыкальных инструментов.

Пульсировать — удачно провести мошенничество или грабеж со взломом.

Квак — заключенный, утомляющий всех нескончаемой болтовней о якобы скором пересмотре своего дела.

Четки — связка отмычек. Каждая в отдельности зовется Сезамом.

Холодец — результат кражи со взломом, не соответствующий ожидаемому.

Загонщик — человек, направляющий уголовную полицию по ложному следу.

Волк — человек, симулирующий самоубийство в камере и затем набрасывающийся на спешащего к нему надзирателя.

14 мая 1954 года Томас Ливен был освобожден из заключения. У ворот тюрьмы его дожидался друг Бастиан. Не теряя времени, оба отправились на Ривьеру, где Томас от души отдохнул на мысе Ферра.

Домой Томас возвратился лишь летом 1955 года и поселился в своем прекрасном доме на Цецилиен-аллее в Дюссельдорфе. У него еще оставалось немного денег и счет в Райн-Майн-банке. Соседи считали его солидным немецким дельцом, хотя и были слегка раздосадованы тем, что ничего конкретного о нем разузнать было нельзя.

— Послушай, мы должны что-то предпринять, — сказал однажды Бастиан Фабр. — Наших средств надолго не хватит. О чем ты думаешь?

— Я думаю об одной крупной операции с акциями, — просто ответил Томас. — На ней никто не должен пострадать…

И эту крупную акцию с акциями Томас затем любовно подготавливал несколько месяцев. И, наконец, 11 апреля 1957 был дан ей старт — в гости был приглашен толстый, покрытый шрамами директор Шалленберг, владелец бумажной фабрики.

Томас выяснил, что Шалленберг под именем Мак в годы войны был вервиртшафтсфюрером в так называемом Вартегау и по-прежнему значился в списке военных преступников, подлежавших выдаче польскому правительству. После всего этого господину директору Шалленбергу не оставалось ничего другого, как, скрипя зубами, исполнить просьбу Томаса: он передал ему пятьдесят крупноформатных листов специальной бумаги с водяными знаками, использовавшейся для печатания акций.

Что делал Томас Ливен с этой бумагой и как он провернул крупное дело с акциями DESU, мы подробно изложили в начале повествования. Отправляясь на Ривьеру с молодой и красивой Хелен де Курвиль, с которой познакомился в Цюрихе, он имел 717850 швейцарских франков.

В ночь, когда прелестница Хелен стала его возлюбленной в каннском фешенебельном отеле «Карлтон», Томасу был преподнесен (о чем мы тоже сообщали) леденящий сердце сюрприз. Хелен неожиданно разрыдалась, напугав Томаса:

— Я тебя обманула! Ах, мой любимый Томас, я должна сказать тебе, что работаю на американскую секретную службу… Я… меня сделали подсадной… ФБР любой ценой желает заполучить тебя… И если ты не станешь на нас работать, то тебя разоблачат…

Томас оставил впавшую в отчаяние в одиночестве. В своей спальне он сел к открытому окну и стал смотреть на звезды, блестевшие над Средиземным морем. Томас Ливен задумался о своей полной страстей и приключений жизни, об этой сумасшедшей авантюре, все время возвращавшей его на круги своя, с того самого теплого дня в мае 1939 года, когда все только начиналось…

Глава третья

Очаровательная и обаятельная читательница, умный и остроумный читатель! Что происходило с нашим другом между маем 1939-го и маем 1957 годов, мы вам поведали в предыдущих главах.

Только что замкнулся огромный, если не сказать гигантский, круг, в орбиту которого попало множество людей, стран.и приключений, мировая война и период после нее. Но история нашего друга на этом не заканчивается. Даже не думайте! И потому мы рассказываем, как все развивалось дальше…

Красавицу Хелен Томас встретил только за завтраком. Она была бледна и явно нервничала.

— Ты сможешь меня простить?

— Хочу попытаться, дитя мое, — сказал он мягко.

— И… ты будешь на нас работать?

— И это хочу попробовать.

У нее вырвался легкий крик радости. Бросившись ему на шею, она опрокинула стаканчик с яйцом всмятку. Он сказал:

— Разумеется, я поставлю свои условия. Я не желаю получать задания от тебя или твоего шефа полковника Херрика, а только от первого лица ФБР.

— От Эдгара Гувера? — она рассмеялась. — Смешно, но он тоже непременно желает с тобой пообщаться! У нас задание — доставить тебя в Вашингтон во что бы то ни стало…

Да, такова жизнь. 23 мая 1957 года Томас Ливен сидел в ресторане аэропорта Райн-Майн. Он сильно нервничал. Его часы-луковица показывали двадцать минут седьмого. Без четверти семь улетал суперлайнер, который должен был доставить его в Нью-Йорк. А проклятого агента Фабера все еще не было. Об этом проклятом агенте Фабере ему сообщил перед отлетом из Цюриха полковник Херрик: «Фабер доставит вас к Гуверу». А этот Фабер так и не подошел. Томас в бешенстве смотрел на входную дверь ресторана. В этот момент появилась молодая дама. Из груди Томаса вырвалось легкое восклицание, горячая волна окатила его, дрожь пробежала по всему телу. Молодая дама направлялась прямо к нему. В красном пальто, красных туфлях и красной шапочке, из-под которой выбивались волосы цвета вороного крыла. Рот — крупный и алый, большие темные глаза, очень бледное лицо. Томас, у которого бешено заколотилось сердце, подумал: «Нет, нет. Помилосердствуйте! Этого быть не может, не бывает! Шанталь, моя милая умершая Шанталь идет ко мне, единственная женщина, которую я когда-либо любил. Вот она подходит и улыбается мне. Боже, но она же умерла, ее же застрелили в Марселе…»