Серенгети не должен умереть - Бернгард Гржимек

Когда тяжелый кувшин наполнился до краев, она вынесла его на берег, а сама принялась обрызгивать себя водой: капли воды, словно стеклянные бусы, засверкали на ее теплой коже. А потом, набравшись храбрости, она с легким вскриком бросилась плашмя в воду меж камнями. Я же купаюсь чуть выше по течению и огорчаюсь тем, что от моего уродливо-бледного, веснушчатого тела плывут потоки взбаламученной воды в сторону этого прелестного маленького существа. Лежа на животе, я выставил спину солнцу и предаюсь своим ленивым мыслям.

Внезапный шлепок, притом не слишком-то нежный, прерывает мои лирические размышления. Оказывается, маленькая купальщица подплыла ко мне и убила муху цеце, севшую мне на спину. При этом она что-то объясняет мне на совершенно непонятном языке.

Чтобы как-то поддержать беседу, я решил полюбопытствовать, замужем ли она. Однако заговаривать с ней по-французски бессмысленно: женщины здесь не знают французского языка. С таким же успехом я мог бы обратиться к ней по-немецки. Тогда я попытался жестами изобразить, будто качаю на руках ребенка. Но тут же вспомнил, что здешние матери носят своих младенцев не на руках, а подвешивают их в платке сзади на спину, поэтому стал изображать, будто несу кого-то на закорках. Она поняла, кивнула головой и подняла кверху один палец — один ребенок. Я обратил внимание, что ладошка у нее совершенно розовая — черная лишь тыльная сторона руки. Мне захотелось выяснить, имеет ли она в виду собственного ребенка или говорит о братишке, поэтому бормочу нечто вроде «frere» — весьма распространенное и ходкое среди африканцев этих мест словцо. Она понимает меня, снова кивает и тоже изображает жестами, что несет что-то на закорках. Потом показывает на свой упругий девичий живот и объясняет в трогательно-наивной манере, что у нее есть муж…

Потом мы лежим в воде — каждый в своей неглубокой каменистой «ванне»; а солнце, подглядывая сквозь небольшую прореху в сплошном зеленом пологе густого девственного леса, одинаково освещает как черное, так и белое: солнце — оно ведь для всех!

А затем я помогаю ей поднять на голову тяжелый кувшин и еще раз про себя отмечаю, как сосуд этот своими благородными формами напоминает древнюю амфору. А она запахивает вокруг талии свой домотканый платок и уходит в лес, гордая, прямая и стройная — ни дать ни взять маленькая лесная богиня!

А я снова остаюсь один со своими мыслями. Большой плоский камень еще хранит мокрые следы ее легких ступней…

И опять бабочки, большие и яркие, словно по мановению волшебной палочки слетаются сюда, на этот камень, чтобы попить из такой удобной для них мелкой лужицы. Они все слетаются и слетаются сюда: черно-белые, золотые, оранжевые, искрящиеся, светящиеся, сверкающие мотыльки! Настоящий живой, дрожащий и жгучий ковер вскоре скрыл под собой следы ее ног…

Глава десятая

Многомиллионные города посреди степи

Люди, едущие в Африку в поисках острых ощущений, которых они ждут от встреч с живыми львами или слонами, могли бы достичь этого совсем другим, гораздо более удобным и легким путем. Для этого им достаточно было бы проникнуть внутрь одного из тех многочисленных желтовато-красных сооружений, которые, словно многометровые обелиски, высятся среди степной травы. Правда, для этого потребовалось бы только одно маленькое волшебство (а все, что произойдет дальше, хотя и непостижимо и умопомрачительно — но тем не менее чистая правда, без тени вымысла!); но без этого маленького превращения ничего не выйдет. Поэтому нужно обратиться к одному из колдунов, этих черных шаманов, чтобы он своими чарами превратил нас в Дюймовочек, заставил съежиться до величины муравья. Только в таком виде нам удастся проникнуть в подобную чудо-крепость под названием термитник. Надо не забыть только заранее (пока вы еще не сморщились) пробить киркой отверстие в отвесной стене, сделанной из твердого коричневого строительного раствора. Потому что в облике Дюймовочек нам это будет уже не под силу.

Итак, мы с вами Дюймовочки. Но, несмотря на это, проникнуть в крепость, оказывается, не так-то просто. При входах во все туннели, ведущие во внутренние помещения, стоят грозные солдаты термитов, выставив наружу свои страшные челюсти, которыми в один миг могут отрезать голову незваному гостю. (Правда, задняя часть туловища у них совершенно мягкая, но это не беда — она ведь скрыта в проходе.) У солдат другого рода войск на голове копьеподобные наросты; если подойти к ним слишком близко, они подхватят пришельца словно ковшом экскаватора и сильным броском вышвырнут его вон, да так, что он опишет в воздухе порядочную дугу.

Но самые страшные среди солдат — это «солдаты-носороги». Их можно было бы назвать и «огнеметами», но вместо огня они выметывают из своих носов на расстояние от двух до трех сантиметров струю клейкого вещества, затвердевающего на воздухе. Тот, в кого попадет подобный снаряд, безнадежно в нем завязнет, и ему уже никакими силами из него не выбраться: он даже не сможет пошевельнуться.

Все эти виды оружия служат для защиты от муравьев — главных врагов термитов. Эти юркие нахалы непрестанно стараются проникнуть в их города. Когда им это удается, они воруют яйца, личинок, крушат все вокруг и поселяются сами в удобной и защищенной крепости. Потому что самостоятельно выстроить нечто подобное они не в состоянии. Хотя во всем остальном муравьи намного превосходят термитов: они подвижнее, они зрячие, у них твердый панцирь, позволяющий им лучше обороняться, не боятся они ни засухи, ни солнечного света…

Именно из-за муравьев, являющихся значительно более молодым видом животных на земле, термитам и пришлось замуроваться в свои твердокаменные крепости и, спрятавшись в глубокие подземелья, жить вдали от солнечного света. Так они постепенно и превратились в слепой, подземный «народ», способный обитать лишь в темноте и сырости. Их длинные ходы ведут к «пастбищам», то есть к пищевым объектам, которыми питаются термиты. А питаются они — древесиной. Если им приходится добираться до своих «пастбищ» вверх по стене или по древесному стволу, они воздвигают на всем своем пути закрытые туннели, изготовленные из земли, смешанной с собственным пометом. Таким образом термитов и не видно, и не слышно. Туннели их ведут обычно к засохшим деревьям, деревянным домам, мебели, книгам; они выедают все внутри, оставляя лишь внешнюю оболочку. Поэтому может случиться, что на вид совершенно целое деревянное строение