Миры Роберта Хайнлайна. Книга 5 - Роберт Хайнлайн

У меня словно гора с плеч свалилась. Единственное, что не давало мне покоя со времени моего «возвращения», — как уберечь Рикки, живи она эти два года в доме Майлза, от пагубного влияния Белл. Да, кажется, действительно так — почти два года.

— Ну, если он тебя так и не удочерил, то я уверен, что бабушка имеет полное право забрать тебя. Но вам обеим надо твердо стоять на своем. — Тут я вспомнил о порядках в лагере. — А вот завтра могут возникнуть осложнения. Вполне возможно, что тебя с ней не отпустят.

— А как, интересно, они могут меня задержать? Да я и спрашивать никого не буду — просто сяду к бабушке в машину и уеду.

— Все не так-то просто, Рикки. В лагере существуют определенные правила. Отец — я имею в виду Майлза — привез тебя сюда, и воспитатели не имеют права отпустить тебя из лагеря с кем-нибудь, кроме него.

Она выпятила нижнюю губу.

— Не пойду к нему. Поеду с бабушкой.

— Конечно, конечно. И я, пожалуй, научу тебя, как лучше сделать. Я бы на твоем месте не говорил им, что ты уезжаешь из лагеря насовсем; я бы просто сказал, что еду покататься с бабушкой, — и никогда не вернулся бы.

Она немного опешила.

— Точно!

— Ну так вот… сумку не собирай, а то они могут догадаться. Не бери ничего из одежды, а только что на тебе… Положи деньги и все, что ты хочешь захватить с собой, в карманы. Надеюсь, у тебя здесь не много такого, что жалко оставлять?

— Вроде нет, — задумчиво сказала она. — Вот только мой новенький купальник.

Ну как объяснишь ребенку, что иногда приходится бросать свой багаж?.. Он все равно не поймет и побежит в горящий дом спасать кукол или плюшевого медвежонка.

— М-м… Рикки, пусть бабушка скажет им, что она забирает тебя с собой в Эрроухед, искупаться… и вы, возможно, там в отеле и поужинаете, но к отбою ты вернешься. Тогда ты сможешь захватить с собой купальник и полотенце. Но ничего больше. Пойдет бабушка на то, чтобы приврать ради тебя?

— Наверно. Да, я уверена. Она ведь всегда говорит, что без невинной лжи людям было бы трудно выносить друг друга. Но она добавляет при этом, что враньем тоже надо уметь правильно пользоваться.

— По-моему, твоя бабушка — женщина здравомыслящая. Так ты сделаешь, как я сказал?

— Я так все в точности и сделаю, Дэнни.

— Вот и ладно. — Я взял со стола потрепанный конверт. — Рикки, я говорил, что должен уехать. Уехать надолго.

— На как долго?

— На тридцать лет.

Она широко распахнула глаза, так широко, что трудно было поверить, что такое возможно. В одиннадцать лет такой срок кажется не долгим — вечным. Я добавил:

— Извини. Извини, Рикки. Но мне правда надо уехать.

— Зачем?

Я не мог ответить на этот вопрос. Правдивый ответ звучал бы невероятно, а лгать было недопустимо.

— Рикки, мне очень трудно тебе сейчас все объяснить. Но я должен, и тут ничего не поделаешь. — Поколебавшись, я добавил: — Я ложусь в «долгий сон» — ты ведь знаешь, что это такое.

Она, конечно, знала. Дети гораздо быстрее взрослых привыкают к новым понятиям; сон в холоде стал излюбленной темой комиксов.

— Но, Дэнни, я ведь больше никогда тебя не увижу! — возразила она с ужасом.

— Нет, увидишь. Это долгий срок, но мы с тобой встретимся опять. И Пита ты тоже увидишь. Потому что Пит вместе со мной ложится в «долгий сон».

Она удрученно взглянула на Пита и нахмурилась еще больше.

— Но… Дэнни, почему бы вам с Питом не поехать в Броули, чтобы жить с нами? Так же будет намного лучше. Бабушке Пит понравится. И ты ей понравишься — она говорит, что мужчина в хозяйстве всегда пригодится.

— Но Рикки… милая Рикки… Я должен. Не мучь меня, пожалуйста. — Я принялся раскрывать конверт.

Она взглянула на меня сердито, подбородок ее задрожал.

— Я знаю, это все из-за нее!

— Что? Ты имеешь в виду Белл? Нет, не из-за нее, во всяком случае не совсем из-за нее.

— Она что, разве не собирается спать в холодном сне вместе с тобой?

Меня даже передернуло.

— Господи, конечно, нет! Да я ее как увижу — за милю обегать буду!

Она, похоже, немного успокоилась.

— А знаешь, я так на тебя злилась из-за нее. Ты меня жутко обидел.

— Извини, Рикки. Я действительно виноват. Ты была права, а я — нет. Но она здесь ни при чем. Я с ней порвал на веки вечные, вот те крест! Ну а теперь об этом. — Я достал сертификат на все мои акции в «Горничной инкорпорейтед». — Знаешь, что это такое?

— Нет.

Я объяснил ей.

— Я отдаю его тебе, Рикки. Поскольку я уезжаю на такой долгий срок, то хочу оставить его тебе.

Я достал письмо с доверенностью на ее имя, разорвал его и клочки сунул в карман. Надо было избежать любого риска — Белл ничего не стоило восстановить письмо по кусочкам, и мы еще были в пределах ее досягаемости. Я перечитал отпечатанный типографским способом текст передаточной надписи на обороте сертификата, раздумывая, как бы передать его в Американский банк как доверительную собственность.

— Рикки, как твое полное имя?

— Фредерика Вирджиния. Фредерика Вирджиния Джентри. Ты же знаешь.

— Разве — Джентри? Ты же сама сказала, что Майлз так и не удочерил тебя.

— Ой! Сколько себя помню, все зовут меня Рикки Джентри. А ты про мою настоящую фамилию? Хайнике… как у бабушки и у моего настоящего папы. Но никто меня так не называет.

— Теперь будут.

Я написал: «Фредерике Вирджинии Хайнике» — и добавил: «и переписать в ее собственность в день, когда ей исполнится двадцать один год». Тут у меня мурашки побежали по спине: до меня вдруг дошло, что мое первое поручение, которое я разорвал, могло быть вообще не принято банком, — в спешке мне не пришло в голову его заверить.

Тут я заметил, что наш цербер высунула голову из окна конторы. Взглянув на часы, я понял, что мы разговариваем целый час. Мое время истекало. Но надо было доводить дело до конца.

— Мэм?

— Да?

— Нет ли случайно здесь кого-нибудь, кто мог бы заверить документ? Может быть, в деревне есть нотариус?

— Я нотариус. Что вам угодно?

— О Господи, замечательно! У вас и печать с собой?

— Я всегда ношу ее с собой.

В ее присутствии я подписал передаточную надпись на сертификате, и она даже погрешила немного против истины, использовав полную нотариальную форму: «… известный мне лично вышеозначенный Д. Б. Дейвис». (Разве Рикки не убедила ее, что знает меня, а Пит не свидетельствовал молчаливо в мою пользу, как полноправного члена братства кошатников?) Когда она наложила на мою и свою подпись гербовую печать, я вздохнул с облегчением. Пусть-ка Белл попробует теперь подделать такой документ!