Гордон Диксон. Филип Дик. Роджер Желязны. Волк. Зарубежная Фантастика - Гордон Диксон

Как было сказано, в течениях и направлениях фантастической литературы (и литературы вообще), словно в зеркале, отражаются извечные стремления человека. Стремление раздвинуть границы видимого мира, заглянуть за горизонт и где-нибудь там, в необозримой дали, найти покойный уголок для страждущей души… Истоптана, изъезжена земля, исполосовано выхлопами реактивных самолетов небо, просверлен остриями ракет-носителей межзвездный вакуум — покоя нет как нет. Юность миновала, настает пора зрелости. Поняв ошибочность избранного некогда пути, человек отворачивается от техники. И все больше внимания уделяет себе, своему внутреннему миру. И — странно, загадочно, как-то даже страшновато… — открывает в самом себе бездонные глубины. Подобная альтернатива кажется поначалу абсурдом. Но все чаще и чаще случаи, когда, казалось бы, безнадежные поиски гармонии увенчиваются относительным успехом (или его иллюзией). И — шаг за шагом — человек робко и осторожно начинает путешествие в Себя. Информация о пройденных этапах скудна и по возможности замаскирована. Во-первых, природная застенчивость не позволяет исследователям внутренних миров говорить о подобных вещах в открытую. А во-вторых, чем большее количество шагов отмерено на этом Пути, тем сильнее исследователь осознает бесполезность слов… Тем крепче влюбляется в ее сиятельство Аллегорию и ближе сходится с его высочеством Символом.

Термин «новая волна американской фантастики» услышан нами сравнительно недавно. Сказано, что фантасты, причисляемые к кругу авторов данной «волны», «пытаются соединить в своих произведениях занимательность легкого жанра с психологичностью классических литератур». Сие весьма научное, я бы даже сказал, по-научному мудреное определение по сути своей — заведомо ложно. Потому что ни Дик, ни Желязны, ни какой-нибудь там Брайен Олдис ничего не пытаются (и никогда не пытались) в своем творчестве соединить. Потому что «новая волна» — не гибрид старых волн и течений. «Новая волна», говоря образным языком, минует привычный, до блеска отшлифованный прибоем, местами обомшелый берег и движется дальше, к новым берегам, к острым кромкам неизведанных каменистых утесов. Движется в направлении, в котором доселе рисковали двигаться разве что святые и юродивые. И, быть может, юные поклонники ЛСД. «Новая волна» означает принципиально иной подход рефлексирующего человека к излюбленному объекту наблюдений и исследований — к самому себе. Подход с позиции фантастики. В данном случае фантастика выступает уже не в качестве самоцели, как было ранее, а в качестве некоего хитроумного прибора, посредством которого писатель проводит всевозможные абсурдные эксперименты с человеческим племенем.

Проза Филипа Дика — это крепчайший настой психоделического безумия. В его писания погружаешься, точно в бездонную черную яму. Обыденность, столь презираемая неугомонными искателями истины, обыденность, которую Дик с размаху швыряет в лицо читателю, эта самая обыденность, а потом и весь окружающий мир, несмотря на всякие там модуляторы настроения, электронных психиатров и прочие штучки-дрючки, насквозь пропитанный той же тоскливой обыденностью, рушатся как карточные домики. Рассыпаются в прах. И странице эдак на пятидесятой читателя начинают одолевать серьезные сомнения: а действительна ли та, казалось бы, самая реальная действительность, в которой ты, читатель, трясясь в трамвае по дороге с работы, листаешь книгу Дика? Может быть, все это — галлюцинация? может быть, реальны лишь плоды твоего воображения, а сам ты и все, тебя окружающее, включая трамвай — нонсенс, которого не существует в природе? Или где-то рядом (не исключено даже, что внутри тебя) находится некий параллельный, столь же правдоподобный мир, где существуешь ты и не существует книги Дика. Или наоборот. Или такой вариант: из всей кажущейся реальности реальна лишь одна книга, все остальное — вторично… И постепенно приходишь к мысли: а почему бы и нет? Во всяком случае, в данный момент ты — всего лишь игрушка, марионетка на ниточках, которой словно бы нехотя забавляется этот мрачный бородатый тип… Этот падший гений, ненавидевший действительность (которая принесла ему отнюдь не обыденную скорбь многих утрат и разочарований) больше самого себя и разрушавший ее подобно Шиве множество раз, раз от раза смелее и изощреннее, роман от романа… Бунтарь, в «Вере наших отцов» скатившийся до ереси… «Ты БОГ!» — заявляет молодой и перспективный партийный деятель товариц Чьень своему Абсолютному Благодетелю, кровожадному чудищу, основываясь лишь на убеждении в безнаказанности злобного монстра. Верит ли в безнаказанность зла сам Дик — непонятно. Хотя… Не зря же персонаж, представший нашим очам в образе Вождя, слишком уж явно кое-кого напоминает… «Как только вы его встретите, вы узнаете по его лицу, что он кавказец». Гамарджюба, Иосиф Виссарионыч! Давненько, геноцвале, не виделись! Кстати, подобные (по существу ни о чем не говорящие) аналогии и ассоциации толкают наших сегодняшних литературоведов к странным, мягко говоря, заключениям. «Через творчество Филипа Дика красной нитью проходит протест против тоталитарной системы…» Старый и накатанный путь — как рельсы для трамвая. Нынче модно навешивать на всякую оригинально мыслящую личность бирочку пламенного борца с тоталитаризмом. Однако в случае с Диком подобный диагноз (опять же мягко говоря) не слишком уместен. Дик — прежде всего борец с самим собой, со своим вторым и третьим и четвертым «я», раздиравшими (и разодравшими-таки) этого могучего и в то же время слабого, этого парадоксального человека. Тоталитаризм у Дика — такая же фикция, как все остальное, как весь мир, как наше проклятое бытие…

А что станет с человеком, если его внезапно превратить в бога? Или, к примеру, в одного из богов? Слушайте, слушайте! Может быть, вы считаете, что он предпочтет случайно обретенному превосходству ответственность за тех, кто остался у подножия Олимпа? Употребит полученную власть во благо меньшим? будет милостив к падшим, ко блуждающим во тьме и беспощаден к себе и всем сидящим рядом с ним на озаренной солнечным светом вершине?

Ничего подобного.

В худшем случае он превратится в сатану.

В наиболее благоприятном — сбежит с небес обратно на грешную Землю, придя к выводу, что богом становиться пока рановато.

Третий и самый распространенный вариант — сравнительно быстрая деградация, превращение в жалкую пародию на небожителя, праздное сидение дни напролет в бассейнах с шампанским, замыкание в своем убогом заоблачном мирке, нравственная гибель среди роскоши… «Ну что ж… Возможно, мы даже разок—другой сорвем аплодисменты, прежде чем потухнем…» («Кладбище слонов»).