Проклятие Ирода Великого - Владимир Меженков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Государство, построенное на таких основаниях, – произнес вслух Ирод, – подобно дню, в котором вечно светит солнце. Государство же несправедливое подобно пещере, в которую никогда не проникает солнечный свет.
Человек, обреченный жить в вечной темноте, неминуемо слепнет. Человек, живущий при ярком солнечном свете, способен постичь справедливость и добро, а через справедливость и добро – истину, которая ведома одному Предвечному. В какой мере способен открыть миру истину новоявленный Август?
Задавшись таким вопросом, Ирод спросил себя: а в какой мере способен сделать это он, царь Иудеи, чтобы каждый человек, хотя бы раз посетивший его страну и познакомившийся с нравами и обычаями, которым следуют евреи, задумался бы над тем, как ему устроить самого себя? Ответа на этот вопрос у Ирода не было, и он, чтобы отвлечься от своих мыслей, решил, прежде чем возвратиться в Иерусалим, посетить подаренную ему некогда Октавием Трахонитскую область.
2Трахонитскую область с примыкающей к ней Авранитидой Ирод нашел в запустении. Здесь по-прежнему хозяйничал Зинодор, державший эти земли на откупе. Не довольствуясь доходами, которые официально давал ему сбор дани, Зинодор вел собственную политику, состоявшую в натравливании трахонцев как на сирийцев, так и на своих богатых южных соседей, имея с этих грабежей собственную долю. Попытки наместника Сирии навести здесь порядок ни к чему не привели: трахонцы, привыкшие жить разбоями, после очередного налета на соседей скрывались в своих бесчисленных пещерах, имевших очень узкие входы, и выходили на поверхность лишь для того, чтобы пасти свой скудный скот, которым они якобы кормились. Уличить их в беспрестанных грабежах было трудно.
Ирод был далек от мысли полагать, что Октавий, подаривший ему эти земли, снял с себя ответственность за наведение здесь порядка. Но так думал сирийский наместник, решивший, что отныне за порядком на беспокойных территориях надлежало следить Ироду, а не ему. От него же, как наместника Сирии, требовалось лишь укрепить границу с Трахоном и не допускать на подвластные ему земли неугомонных соседей.
Меры, принятые наместником Сирии, обернулись дорогой ценой против жителей Аврана: в какие-то два-три года они были обобраны до нитки и стали покидать обжитые земли. Тогда трахонцы стали грабить друг друга, не останавливаясь перед убийствами соплеменников. И странное дело: чем хуже становилась ситуация на подвластных Ироду землях, тем вольготней чувствовал себя Зинодор. Это был скользкий тип, внешне изображавший из себя иудея-святошу, а на деле самым бесстыжим образом наживавшийся на соседях: вначале он получал от трахонцев свою долю награбленного, которую тут же продавал по взвинченным ценам, а затем деньги, вырученные от спекуляции, ссужал тем же бедолагам под огромный процент.
На все попытки дважды ограбленных соседей пристыдить его за стремление нажиться на несчастье других, Зинодор молитвенно складывал руки, поднимал глаза к небу и читал стихи из Священного писания: «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост. Иноземцу отдавай в рост, чтобы Господь, Бог твой, благословил тебя во всем, что делается руками твоими, на земле, в которую ты идешь, чтоб овладеть ею» [357]. Ирод понял: для того, чтобы навести порядок в Трахоне, надо приструнить Зинодора. И он собственной властью отобрал у него право на откуп налогов и податей, а самому Зинодору приказал покинуть территорию его царства.
Возмущению Зинодора не было предела. Он потребовал суда над собой и предоставления доказательств своей несостоятельности как откупщика. На все его претензии Ирод ответил коротко:
– Мне достаточно знать, что ты жаден без меры, и это веское доказательство твоей несостоятельности как откупщика. Убирайся с глаз моих долой.
Зинодор обратился с жалобой на самоуправство Ирода в Рим, но Август не удостоил его даже ответом. Тогда Зинодор прибег к хитрости: он продал Авранитиду, платившую ему налоги, за пятьдесят талантов арабам. Те, не зная о ссоре, произошедшей между ним и Иродом, поспешили оформить сделку и выплатили Зинодору искомую сумму. Ироду, направившемуся было в Иерусалим, пришлось вернуться обратно и расторгнуть эту сделку. Арабы усмотрели в этом насилие над собой и попытались взбунтоваться. Их поддержали некоторые из ветеранов Ирода. Следом за арабами и ветеранами взбунтовалась соседняя с Авранитидой Гадара; Зинодору удалось убедить их в том, что он сделает все от него зависящее, чтобы вывести их из-под власти Ирода и подчинит напрямую Цезарю.
Снарядив представительную депутацию, он отправил ее к Агриппе, находившемуся в это время в Митилене [358]. Друг Августа и Ирода принял депутацию, а когда узнал о цели ее приезда, рассердился, приказал всех депутатов заковать в цепи и в таком виде отправил к Ироду. Царь Иудеи, впрочем, обошелся с бунтовщиками милостиво: пожурив, он отпустил их на все четыре стороны, чем, в свою очередь, вызвал ропот среди евреев.
– Почему Ирод столь великодушен к чужеземцам? – спрашивали они и сами же отвечали: – Да потому, что он такой же чужеземец, как они, и ему нет никакого дела до нас.
Ирод недоумевал: почему людям не живется в ладу друг с другом? Почему они столь податливы на наускиванья разного рода отщепенцев, преследующих всюду свои корыстные цели? Почему они ставят происхождение тех или иных народов или их представителей выше собственного блага?
С началом весны в Сирию с инспекционной поездкой прибыл сам Август. Зинодор воспользовался этим, чтобы направить в Антиохию еще более представительную депутацию, чем та, которую он послал в Митилену. Поскольку депутацию на этот раз возглавил сам Зинодор, Ирод также решил ехать в Антиохию, пригласив с собой первосвященника Симона и некоторых членов синедриона. Обе делегации прибыли в Антиохию одновременно. Август тепло встретил Ирода, обнял его на виду у всех и рассказал об успехах, которые делали в учебе его сыновья Александр и Аристовул. Ирод, в свою очередь, познакомил Августа со своим тестем Симоном и членами синедриона. Зинодор, ставший свидетелем радушной встречи Цезаря с царем Иудеи, страшно огорчился и заболел непонятной болезнью, от которой уже не оправился. Через три дня он умер. Гадаринцы по-своему истолковали внезапную смерть Зинодора. Видя, что Август по-прежнему не обращает на них внимания, они стали один за другим сводить счеты с жизнью: кто-то кончал с собой, вскрывая себе вены, кто-то бросался со скал, а кто-то, привязав к шее тяжелый камень, кидался в реку, находя смерть в ее водах. Поведение гадаринцев поставило перед Иродом новые вопросы, на которые он не находил ответа, а Август, как если бы ничего не случилось, по всем правилам оформил дарственную Ироду на Трахонитскую область с Авранитидой, присовокупив к ним земли, власть над которыми осуществлял Зинодор. После этого Август устроил в честь Ирода пир, на котором присутствовали наместник Сирии и видные римские военачальники. Обращаясь к ним, Август назвал Ирода вторым человеком после Агриппы, который особенно близок его сердцу, и призвал их не предпринимать никаких шагов по управлению обширной восточной провинцией, не посоветовавшись предварительно с царем Иудеи. Ирод расчувствовался и, в свою очередь, заявил, что сердце его в одинаковой степени принадлежит Августу и Агриппе.
На следующий день он проводил Августа до Тира, откуда тот взял курс на Италию, а сам возвратился на подаренные ему земли Зинодора, где неподалеку от истока реки Иордан заложил из белого мрамора великолепный храм в честь римского императора.
3Ханжество Зинодора, скончавшегося от жадности, вызвало у Ирода внутренний протест. Кажется, он в первый раз за всю свою жизнь связал власть с стремлением обладать деньгами. В храм, воздвигнутый в честь Августа, он вложил всю остававшуюся в его распоряжении наличность. Но и этого ему показалось мало. Вернувшись в Иерусалим, он издал указ, по которому освободил всех жителей Иудеи от трети податей. Когда первый министр Птолемей заметил ему, что такая мера вконец разорит государственную казну, так что не из чего будет платить жалованье чиновникам, Ирод ответил:
– Мы, благодарение Предвечному, не умираем с голоду, а народ Иудеи еще не вполне оправился после пережитого неурожая.
Птолемей и его министры решили, что Ирод кривит душой: освобождая народ от трети податей, он на самом деле стремится вернуть себе утраченное расположение сограждан, которые в его неумеренном увлечении строительством усматривают залог гибели прежнего благочестия и падение нравов. В этом мнении им удалось убедить и имевшую большое влияние на Ирода его сестру Саломию.
– Ирод стареет, – сказал ей Птолемей. – Надо бы подумать, кто станет его преемником.