Лучший из лучших - Смит Уилбур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первый день пути после пересечения Шаши риск оправдался: Базо собственной персоной во главе отряда красных щитов встретил караван и с невозмутимым видом приветствовал Ральфа.
– Кто осмелился идти этой дорогой? Кто посмел навлечь на себя гнев Лобенгулы?
Осмотрев нагруженные фургоны, Базо сел у костра вместе с Ральфом.
– Я слышал, что какой-то белый умер в лесу между великим Зимбабве и рекой Лимпопо. Как его звали? – тихонько спросил Ральф.
– Никто не знает об этом, кроме Лобенгулы и одного из вождей, – ответил Базо, не сводя глаз с пламени костра. – Даже королю неизвестно, кто был этот безымянный незнакомец, откуда пришел и где похоронен. – Базо нюхнул табаку и продолжил: – И мы с тобой никогда больше не будем говорить на эту тему.
Базо поднял взгляд, и в темной глубине его глаз Ральф заметил тень, которой там не было прежде. Молодой индуна смотрел взглядом конченого человека – человека, потерявшего веру в брата.
Утром Базо ушел, а Ральф продолжил путь на север. Все опасения развеялись, он словно парил в воздухе, как серебристо-лиловые грозовые тучи, громоздившиеся на горизонте.
На переправе через реку Ками его ждал Зуга.
– Быстро ты обернулся!
– Быстрее еще никому не удавалось! – согласился Ральф, подкручивая темные усики. – И вряд ли удастся, пока мистер Родс не построит здесь железную дорогу.
– Мистер Родс прислал деньги?
– Звонкими золотыми соверенами! – подтвердил Ральф. – Я везу их в седельных сумках.
– Остается лишь уговорить Лобенгулу их принять.
– Ну, папа, ты представитель мистера Родса, вот ты и уговаривай. Я свое дело сделал.
Три недели спустя крытые брезентом фургоны все еще стояли у ограды крааля Лобенгулы неразгруженные. Каждый день, с раннего утра до сумерек, Зуга ждал возле хижины короля.
– Король болен, – говорили ему.
– Король у своих жен.
– Возможно, король выйдет завтра.
– Кто знает, когда королю надоест общество его жен?
Наконец даже Зуга, который прекрасно понимал обычаи Африки, разозлился.
– Скажи королю, что Бакела поехал к Лодзи, чтобы сообщить, что король презрительно отвергает его дары, – велел он Гандангу, который в очередной раз вышел с извинениями, и приказал Яну Черуту седлать лошадей.
– Король не давал тебе разрешения уехать! – ошеломленно возразил встревоженный Ганданг.
– Тогда передай Лобенгуле, что его отряды могут убить посланца в пути, но весточка все равно дойдет до Лодзи, который сейчас сидит в великом краале королевы за морем, наслаждаясь ее благоволением.
Королевские гонцы догнали нарочито медлившего Зугу еще до того, как он добрался до Ками.
– Король просит Бакелу вернуться и примет его без промедления.
– Скажи Лобенгуле, что сегодня Бакела заночует в Ками – а может быть, и завтра тоже. Кто знает, когда он сочтет необходимым поговорить с королем.
В Ками кто-то наверняка следил в подзорную трубу за дорогой и увидел поднятую лошадьми Зуги пыль: хотя до холмов оставалось не меньше мили, навстречу галопом летел всадник – худощавая фигурка, длинные черные косы, разметавшиеся по ветру.
Зуга спрыгнул на землю и поднял Луизу из седла.
– Луиза! – прошептал он, целуя ее улыбающиеся губы. – Ты не представляешь, как медленно тянутся дни, когда тебя нет рядом.
– Ты сам заставляешь нас обоих нести этот крест! – ответила она. – Я уже совсем здорова – спасибо Робин! – а ты по-прежнему вынуждаешь меня бездельничать в Ками. Зуга, неужели мне нельзя жить с тобой в Булавайо?
– Можно, моя дорогая, – как только на нашем доме появится крыша, а на твоем пальце – кольцо.
– Какой ты благопристойный! – Она скорчила рожицу. – Кто бы мог подумать!
– Уж какой есть! – ответил Зуга, снова поцеловал Луизу и посадил на гнедую арабскую кобылку – свой подарок в знак помолвки.
Зуга и Луиза ехали рядом, соприкасаясь коленями и переплетя пальцы, а Ян Черут незаметно тащился следом, за пределами слышимости.
– Осталось подождать всего несколько дней, – заверил Зуга. – Я подстегнул Лобенгулу. Скоро уладим дело с ружьями, и тогда ты можешь выбирать, где именно сделаешь меня самым счастливым мужчиной на свете, – может быть, в соборе Кейптауна?
– Милый Зуга, твои родственники в Ками меня обожают: девочки стали мне чуть ли не сестрами, а Робин не отходила от моей постели, когда я лежала пластом, обожженная и высушенная солнцем.
– Ками? Почему бы нет? – не стал спорить Зуга. – Клинтон наверняка согласится провести церемонию.
– Он уже согласился, но это еще не все! Свадьба запланирована, и она будет двойной!
– Двойной? А кто же вторая пара?
– В жизни не догадаешься!
В побеленной церквушке миссии Ками отец с сыном стояли у алтаря – их можно было принять за братьев.
Зуга надел парадную форму – алый мундир, сшитый двадцать лет назад, все еще сидел на нем безукоризненно. Золотые галуны, подновленные, чтобы произвести впечатление на Лобенгулу и его вождей, ярко сверкали даже в прохладном сумраке церкви.
Ральф облачился в дорогой костюм с высоким воротничком, повязал серый шелковый галстук; от июньской жары его лоб покрылся бисеринками пота. Густые темные волосы были напомажены до блеска, великолепные усы, подкрученные с воском, жестко топорщились в стороны.
Отец и сын напряженно застыли в ожидании, не сводя глаз со свечей на алтаре, – Клинтон приберегал их для торжественного случая и только что зажег.
Кто-то из близнецов нетерпеливо заерзал, Салина надавила на педаль маленького органа и заиграла свадебный марш. Ральф улыбнулся с напускной бравадой и шепнул отцу:
– Ну все, папа! Примкнуть штыки и приготовиться к кавалерийской атаке!
Они дружно повернулись, как на параде, лицом к дверям церкви, в которых появились невесты.
Платье для Кэти Ральф заказал по каталогу и привез из Кимберли. Для Луизы Робин достала из сундука свое свадебное платье, которое пришлось немного ушить в талии и отпустить подол. В руках Луиза держала букет желтых роз из цветников Клинтона – в тон пожелтевшим от времени изысканным кружевам наряда.
После церемонии все пошли в дом. Невесты осторожно выступали на непривычно высоких каблуках, спотыкались о шлейфы платьев и, чтобы не упасть, цеплялись за руки мужей. Близнецы забросали новобрачных пригоршнями риса и ринулись на веранду, где стоял свадебный стол, заваленный едой и заставленный бутылками лучшего шампанского из фургона Ральфа.
Добравшись до стола, Ральф расстегнул тугой воротничок, одной рукой обхватил Кэти, другой поднял бокал шампанского и произнес речь.
– Моя жена… – начал он, и все весело захохотали и захлопали. Кэти прижималась к мужу, глядя на него с явным обожанием.
Когда речи закончились, Клинтон посмотрел на старшую дочь. Его лысина сияла от жары, возбуждения и выпитого шампанского.
– Салина, милочка, не споешь ли ты для нас? – спросил он. – Что-нибудь веселое?
Салина с улыбкой кивнула и запела нежным голосом:
Куда бы ты ни пошел, любимый,Я пойду за тобой —На вершину высоких гор, любимый,В пропасть бездны морской.Луиза с улыбкой повернулась к Зуге: темно-синие глаза лукаво прищурены, губы влажно поблескивают. Под столом Клинтон взял Робин за руку, не сводя глаз с лица дочери.
Даже Ральф протрезвел и внимательно слушал. Кэти положила голову ему на плечо.
Я пройду сквозь полярную ночь, любимый,Одолею тропический зной.Пока бьется сердце в груди, любимый,Я повсюду с тобой!Салина очень прямо сидела на деревянной скамье, сложив руки на коленях. Она пела с милой улыбкой, хотя одинокая слезинка мучительно медленно стекала по бархатистой щеке, пока не добралась до уголка губ.