Убей меня, когда разлюбишь… - Михаил Александрович Самарский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алексей верил в Бога, но по-своему. Он не ходил в церковь, лишь за редким исключением. Последний раз это случилось, когда крестили малышей. Долотов стал внимательнее прислушиваться к словам проповедника, когда тот заговорил о том, что спасение человека не зависит от самой личности. Что человек грешен, но не потому, что он грешит, а потому, что запятнан по своей природе, которая досталась ему от его прародителей Адама и Евы. О том, что церковь не может быть посредником между верующим и Богом. Проповедник призывал читать Священное писание, только в нем, по его мнению, можно найти ответы на все вопросы. Выполняя все заповеди, все правила, заключенные в этой священной книге, можно спасти свою душу. Глядя, как мужчина опирался на палочку, Долотов подумал, что, скорее всего, именно болезнь привела этого отчаявшегося человека к Богу.
– Почему вы решили взять в руки Библию и пойти по камерам призывать заключенных обратиться к Христу? – спросил Алексей.
– Меня зовут Белкин Владимир, я пастор Евангельской церкви, – представился мужчина, протянув руку.
– Долотов Алексей, музыкант. – Он пожал руку в ответ.
– Позволите присесть? – спросил проповедник, кивнув на свободное место рядом с Алексеем.
– Конечно. – Долотов подвинулся на лавке.
Мужчина положил перед собой Библию, раскрыл ее, поглаживая пальцами тонкие страницы.
– Я тоже когда-то был арестантом, – поделился он и добавил: – Только вы здесь временно, пройдет пятнадцать суток, и вас выпустят. А мне дали пятнадцать лет строгого режима за все мои злодеяния. К тому времени у меня за плечами уже было 4 судимости. Последний срок перевернул всю мою жизнь, все мое грешное мировоззрение.
Сокамерники, сидящие за столом, обратили свои взгляды на него.
– Что же вы натворили? – удивился Долотов, вскинув брови.
– Хм, – ухмыльнулся собеседник, – вооруженный грабеж, употребление и хранение наркотиков.
Долотов напрягся, почувствовав, как по спине пробежал неприятный холодок.
– И что было дальше? – Алексея разбирало любопытство.
– А дальше была самая ужасная часть моей жизни, – тяжело вздохнул проповедник и продолжил: – Я год отсидел в камере под следствием. Потом меня осудили и отправили отбывать наказание в колонию строгого режима. Еще сидя в тюрьме, я прочитал Библию, подаренную мне сокамерником. Истины, которые были там написаны, я отложил до лучших времен, на старость лет. Когда меня привезли в одну из зон, вместо того, чтобы стать на путь исправления, я стал нарушителем режима содержания. Многократные водворения в ШИЗО [7] и ПКТ [8] не возымели должного действия, и меня отправили в крытую тюрьму, к таким же злостным возмутителям спокойствия, как и я, чтобы не сбивали с толку мужиков в колонии, вставших на путь исправления. Далее был этап в забитом под завязку арестантами «столыпинском» вагоне. В одном отсеке ехало по шестнадцать человек, спали поочередно. На оправку выводили не тогда, когда хочет зэк, а когда захотят надзиратели. Всю дорогу я страдал, все думал, как же долго придется сидеть. А потом мы с товарищем решились на побег. Во время очередной оправки договорились напасть на конвой. К тому времени мы уже были несколько дней в дороге. Сухой паек, что выдали перед этапом, давно закончился. От голода и усталости зэки сходили с ума. Наша попытка не увенчалась успехом. Когда я напал на одного из конвоиров и выхватил из его кобуры пистолет, другой солдат опередил меня и выстрелил мне в спину. Я упал, а тот, на которого я совершил покушение, отобрал у меня свое оружие и начал в упор палить в меня. Такое количество пуль всадил, казалось бы, выжить было невозможно. У меня были смертельные ранения – прострелянный позвоночник, селезенка, поджелудочная железа и печень. До ближайшего пункта назначения, где мне могли бы оказать помощь, три часа езды. В тот момент, я понял, что умираю. В этом я хорошо
