Москва. Путь к империи - Александр Торопцев

Но восточной проблемой Иван IV занимался постоянно. Еще в 1567 году по его приказу два атамана, Иван Петров и Бурнаш Ялычев, прошли с дружественным визитом в Китай и описали земли от Байкала до Корейского полуострова. Русских манила Сибирь, в те десятилетия слабая в военном отношении и богатейшая ресурсами. И в этой связи нужно признать, что слишком пристальное внимание, уделяемое Иваном Грозным Ливонской войне, его неуемное желание вернуть стране западные области, были, мягко говоря, преждевременными.

Древние китайцы говорили: «Вода течет туда, где ниже…» Военно слабая Сибирь с ее необъятными богатствами и возможностью относительно мирными способами осваивать их, являлась именно той низиной, куда, хотел того Иван Грозный или нет, устремился энергетический поток формирующейся империи.

На западных границах Московского государства ситуация была прямо противоположной. Союз Литвы и Польши резко увеличил военные возможности Речи Посполитой, поддерживаемой католической церковью, сильными государствами Центральной и Западной Европы. Во второй половине XVI века стала усиливаться Швеция. Русские войска одерживали над ней победы, но это лишь раздражало молодого зверя, всегда готового к прыжку. Странная политика крымских ханов, в любую минуту способных переметнуться на сторону Речи Посполитой, отрицательно сказывалась на балансе сил в данном регионе для Русского государства… Воевать до победного конца с могучими соперниками на западных и северо-западных границах было рановато.

История «поправила» яростное желание Ивана IV Грозного выиграть, причем обязательно с большим преимуществом, Ливонскую войну. Здесь нужно было, вспомнив Эпикура, довольствоваться малым. Русский царь по своей натуре не мог стать эпикурейцем. В результате жизнь вынудила его довольствоваться ничем. Но в делах восточных история проявила завидную благосклонность к русским, которые стали упрямо просачиваться в долины Камы и Двины. Иван IV Грозный поддерживал это, надо подчеркнуть, невоенное проникновение русскоязычного элемента на восток и северо-восток. Среди «всельников», селившихся в этих богатых краях, был и купец Аникин; согласно легендам, он первый стал торговать с зауральскими жителями. Происходил он, опять же если верить легендам, от ордынца Спиридона. Однажды его схватили татары и за какую-то провинность пытали несчастного тяжкой пыткой, застрогав беднягу насмерть. Его потомки стали носить фамилию Строгановых, столь известную в России и в Москве.

Царь обратил внимание на братьев Якова и Григория Строгановых, деятельных и удачливых. В 1558 году призвал их к себе и после разговора с ними, в котором выяснилось, на что братья способны, дал им жалованные грамоты на громадные территории Пермской земли, разрешив купцам осваивать богатый край, возводить здесь крепости и опорные пункты, строить селения, открывать соляные варницы, предприятия по рудному делу.

Строгановы взялись за дело, переманивая в свои владения «бродяг и бездомников». Вскоре братьям понадобились воины, способные защитить их людей, плоды труда этих людей от набегов кучумовских отрядов. Строгановы, не надеясь на царские полки и дружины, заручились поддержкой Ивана IV Грозного и пригласили на службу волжских атаманов Ермака Тимофеева, Ивана Кольцо и других. Казачьи шайки наносили большой вред государству. Иной раз дело доходило до того, что царь посылал на Волгу и Дон, где буйствовали казаки, крупные карательные отряды, а Ивана Кольцо он за его «подвиги» даже приговорил к смерти. Строгановы в своем письме к атаманам обещали им и их казакам не только милость царя, но и возможность разбогатеть и прославиться ратным трудом.

Суровый царь и в этом вопросе (с подачи Строгановых, разумеется) проявил завидное благоразумие, предоставив буйным казачкам возможность влиться в жизнь страны, проявить себя и свои воинские способности, как говорится, во благо Родины. Этот ход еще раз говорит о том, что Грозный в своей внутренней политике не гнушался опираться на все слои населения, включая и те, которыми гордые Рюриковичи традиционно пренебрегали, если не сказать больше. А ведь казачки появились на больших торговых дорогах не сами по себе. Сами по себе даже грибы не растут — им почва нужна соответствующая да дожди теплые вперемежку с солнцем.

Иван Грозный относился к атаманам, как к врагам отечества, посылал на казачков крупные отряды, в частности в 1577 году стольник Мурашкин осуществил карательную экспедицию на Волгу. Но просьбу Строгановых он исполнил, разрешив им набирать в свои дружины казаков.

Прочитав послание братьев, атаманы решили круто изменить жизнь и приняли приглашение знаменитых купцов, явились к ним с отрядом в 540 человек. Какая малость! — может воскликнуть читатель, вспомнив Н. М. Карамзина, который говорил, как указано выше, что у Грозного было на счету около 300 тысяч воинов, да не бродяг-убийц, а героев, неоднократно подвигами своими спасавших Родину. Ну, во-первых, войско у русского царя было нерегулярным, во-вторых, у него и средств не хватало оплачивать сомнительные экспедиции и мероприятия, а в-третьих, о чем уже говорилось, эксперимент Строгановых с Ермаком и его «сотоварищи» мог в значительной степени разрядить «разбойное напряжение» на торговых дорогах страны.

В июле 1581 года отряд Ермака разгромил Мурзу Бегулия, и, поверив в казаков, в их воинский талант, Строгановы снарядили 840 человек во главе с Ермаком для похода в Сибирь, в ханство Кучума.

О том знаменитом походе написано много книг, много песен сложено, и поют их благодарные потомки по сей день. Три года шла неравная борьба отряда Ермака с войском Кучума, Маметкула, Карачи. Много побед одержали казаки, но, не поддержанные центральной властью, они не могли справиться с многочисленными врагами да на чужой территории в одиночку. Отряд Ермака таял. Продолжая борьбу, Кучум заманил Ермака в ловушку, напал ночью на его совсем крохотный отряд. Ермак погиб.

Но дело он сделал для Московского государства великое: он сокрушил Сибирское ханство, развеял миф о силе хана Кучума и, главное, подорвал веру в него его подданных. Это был конец одного из последних осколков некогда могучей Орды.

Казаки Ермака «прорубили ворота» в богатейшую страну Сибирь. Местные племена, несмотря на громадную разницу в истории и культуре, были чем-то удивительно похожи на русских людей. Может быть, потому, что и те, и другие — трудяги-«лесовики»: как русского человека, так и сибиряка невозможно представить себе оторванным от леса.

Неизвестно, как бы наградил Иван IV Грозный героев того беспримерного по сложности похода и Ермака, не случись с атаманом беда неминучая, но с тех пор сибирские богатства (мех, дерево, мед, ягода, другие дары леса, могучих рек) укрепляли казну и в значительной степени влияли на все дела Русского государства. Сибирь явилась тем самым рычагом, который, опираясь на Югорский камень, как точку опоры, стал медленно поднимать Московское государство над Евразией.

Еще не вечер

Зимой 1584 года к Земле явилась комета. Иван IV, увидав ее с Красного крыльца, сказал гордо и грустно: «Вот знамение моей смерти». До этого момента он упорно боролся с болезнью. Его организм, измотанный громадным нервным напряжением, адскими сладострастными оргиями, устал от огня и крови, отработал свое. Лишь усилием воли Грозный еще заставлял его работать. Убийство собственного сына подорвало эту могучую силу. Царь угасал на глазах, но сопротивлялся, не верил в близкую смерть, мечтал… жениться (в восьмой раз!) на племяннице английской королевы, несмотря на то, что очередная его жена родила ему сына Дмитрия. Он верил в чудо. Но вместо чуда явилась на земные небеса комета, и царь резко сдал.

Не доверяя никому, даже Богу, Иван IV Васильевич призвал в Москву шестьдесят волхвов из глухих русских селений и из Лапландии, поселил их в столице и ежедневно посылал к ним Бельского, которому языческие знатоки комментировали поведение земной гостьи. Видимо, ничего хорошего для Грозного они не говорили, и царь вдруг опасно заболел: тело его стало пухнуть, гнить изнутри, источая отвратительный запах разложения.

Большая государственная печать Иоанна IV

Смерть надвигалась быстро. Комета не улетала. Волхвы не радовали. На вопрос о том, когда он умрет, они ответили единогласно: вечером 18 марта. Иван IV, узнав об этом, приказал им молчать, чтобы не тревожить московский люд, а заодно уведомил их о том, что если они обманулись в своих расчетах, то их всех сожгут на костре.

Шестьдесят волхвов, царские слуги, бояре, приближенные к дурно пахнущему телу, сам Иван Грозный с волнением ожидали этот день. Семнадцатого марта царю стало лучше. Он тут же забыл о думах, истомивших его в последние недели, быстро превращался в самого себя. На следующий день он сказал Бельскому: «Объяви волхвам, что я не забыл про казнь. Костер ждет их». Волхвы на это спокойно ответили: «Еще не вечер. Солнце еще не зашло». Уговор есть уговор. Зайдет солнце, и заполыхает костер.