Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2 - Гэв Торп

Остальные члены нашего отряда тоже грезили несметными богатствами, и все до последнего были охвачены жадностью.

Нас было семеро, не считая собак, у нас были санки, припасы и другая экипировка, также загадочный сундук, который, как уверял барон, откроет нам путь в легендарный город. Из его намёков я заключил, что в сундуке был порох или какой-то волшебный огонь, который он, вероятно, намеревался использовать как отвлекающий манёвр. По правде говоря, я не стал тогда расспрашивать его о деталях плана — я знал, что он у него есть, и для моего отравленного алчностью рассудка этого было довольно.

До того как я ступил на эту проклятую земля, мне казалось, я знал, что такое холод… но я ошибался.

Хуже всего приходилось ночью. Между палаток выл ветер, а мы, съёжившись, сидели без сна, на неразобранных постелях, поскольку забираться внутрь было слишком холодно. Наши желудки сжимались в судорогах от жирной пищи, которую мы были вынуждены есть.

Здесь не всходило солнце, поэтому мы вставали в произвольный час и пытались накинуть рюкзаки, но к этому времени наша верхняя одежда твёрдостью уже не уступала доспехам, а капюшоны — примерзали к лицам. Мы тяжело брели вперёд, напоминая пресытившихся чудовищ, хромая и спотыкаясь в белой пурге. Дыхание замерзало и пребольно щипало наши бороды, под слоями мантий и плащей даже пот обращался льдом. Без той искры жадности, что пылала глубоко в моём мозгу я, наверное, просто опустился бы на землю в мягкие снежные объятья, и забылся мёртвым сном.

Но даже и тогда не испытал я сотой доли того ужаса, что был уготован мне в этом путешествии.

Несмотря на пережитые кошмары лишь на двадцать первый день нашего тягостного, мучительного перехода мы заглянули в глаза подлинному страху. Собаки первыми оповестили нас о том, что мы более не одни в этих снегах. Вначале они просто нервничали, лаяли больше обычного и мешкали там, где ранее ступали вполне уверенно. В бледном свете луны всеохватная белизна удушала и стесняла нас, а волнение животных быстро наполнило наши сердца страхом перед неизвестным. Молодые члены нашего отряда вздрагивали каждый раз, как им чудилось, что среди сугробов маячили какие-то тени, и даже барон, казалось, немного ускорил темп.

Скоро собак стало невозможно удержать. Они выли и повизгивали от смертельного ужаса, очевидно опасаясь за свои жизни, и как бы барон не бранил и не пинал их, ничто не могло заставить их идти дальше. В снежной буре гавканье звучало приглушённо и как-то зловеще. От страха у меня пересохло во рту.

Затем внезапно шум прекратился, собаки припали к земле, шерсть на загривках вздыбилась, и они принялись негромко, жалобно подвывать… звучало это чертовски тоскливо.

Мы решили подождать.

Стук сердца так громко отдавался у меня в ушах, что я был уверен, что остальные тоже слышали его.

Я поглядел на Кельшпара, его руки нервно сжимали длинные сабли. Что-то блеснуло в глазах. Страх или просто нетерпение? Покрытый коркой льда капюшон мешал мне разглядеть.

Воцарилась тишина, я почувствовал, как мускулы каждого подле меня напряглись от ожидания. Я был готов закричать, только чтобы прервать эту страшную тишину.

Затем среди снегов показалось чудовище из самых жутких моих детских кошмаров. Мой разум раскололся словно стекло; зрелище, представшее перед моими глазами, безжалостным ударом сокрушило все представления о том, что логично и естественно в нашем мире. Будто падающее дерево чудовище обрушалось на нас из белой пурги. Огромное — не менее трёх метров в высоту; но не размер его исторг из моей глотки крики дичайшего ужаса, то был его облик: постоянно меняющаяся, извивающаяся груда мышц и клыков, которой не было места в логическом мире. Звериные морды стонали и завывали на его кроваво-красной плоти, они принимали неописуемо отвратительные формы; прямо из ниоткуда являлись беспощадные когти.

Большего, боюсь, я рассказать не в состоянии, ибо разум мой неспособен был ухватить подлинную суть этой твари, подобно тому, как рука не может схватить падающий снег. Моя психика не выдержала столь чудовищной атаки; к стыду своему должен сказать, что колени мои подогнулись, и я упал наземь.

К счастью остальные каким-то чудом не утратили решимости и обнажили оружие. Стоящий рядом со мной здоровяк мидденхеймец поднял ледоруб на возвышающуюся над ним громадину, но та без труда увернулась от удара. Мы с содроганием смотрели, как несколько пар лап подняли смельчака в воздух, и с влажным звуком рвущейся ткани разодрали того ровно на две половины. Другой воин с диким криком бросился к зверю, замахнувшись молотом на то, что казалось, мордой чудовища, но оно разорвало его, как перезрелый плод, и внутренности бедняги парящей грудой пали на снег.

Я понял, что нашей экспедиции пришёл конец… что смерть близка… я приготовился к боли.

Впрочем, у барона было другое мнение. Безумный ли, преисполненный ли решимости он устремился к дьявольскому отродью с мушкетом наперевес, и прежде чем воющая громадина заметила его, выпустил заряд крупной дроби прямо ей в морду.

Рёв твари внезапно превратился в пронзительное, жалобное причитание, и на долю секунды, когда кровь потоком хлынула из её головы, форма чудища перестала меняться. Мы все замерли, в страхе таращась на него, и только лишь барон сумел воспользоваться моментом, — вытащив сабли, он спокойно шагнул вперёд и погрузил их прямо в студенистые глаза твари.

Чудовище заметалось от боли, орошая окрестности кровью и оглушая нас своим рёвом. В этот самый момент остальные воины, вдохновлённые бесстрашием своего командира, устремились вперёд и принялись колоть ставшую на время стабильной тушу.

По всей видимости, для чудища это было слишком — с громовым рёвом бессильной ярости, оставляя за собой потоки крови и внутренностей, оно скрылось во тьме, откуда до этого появилось.

— Кровавый зверь, — тихо произнёс барон, вытирая кровь с лица и оружия.

С тех пор, боюсь, я стал обузой для своих товарищей. Мой разум был безнадёжно помутнён, и любая, даже самая лёгкая работа казалась мне невыполнимой. Теперь я мог лишь волочить ноги за остальными подобно умственно отсталому, бессвязно бормотать и пугаться каждой тени.

Удивительно, но мы мало говорили о нападении. Тела павших захоронили в вырытых наспех могилах, и мы молча пошли дальше. Слишком страшно было даже вспоминать о том чудище; да и что толку? Мы были здесь одни. Что мы могли сделать? Кроме того загадочного высказывания после бегства зверя, барон не говорил ничего по этому поводу.

Кровавый зверь. Что могло значить это слово? Оно словно язва терзало мои путаные мысли. Откуда барон мог знать название этого монстра? Над какими богохульными книгами просиживал он, чтобы наткнуться на него? Меня так и подмывало расспросить его об этом, но я опасался, что наш разговор, даже начнись он с логичной и связной речи, неизбежно скатится в хныкающее бормотание. Поэтому я, подобно живому механизму, просто действовал и ждал, когда жестокая смерть, которая, я был уверен, поджидала нас в этих снегах, настигнет меня.