Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал - Франсин Хирш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы опровергнуть заявления Фриче, будто он не призывал немецкий народ к насилию, Руденко представил показания трех высокопоставленных немецких офицеров: генерал-фельдмаршала Фердинанда Шёрнера, вице-адмирала Ханса-Эрика Фосса и генерал-лейтенанта Райнера Штаэля. Все трое (как и Фриче) были в списке военных преступников, которых Молотов и Вышинский изначально предлагали отправить в Нюрнберг; они все еще находились в заключении в Москве[1164]. Фосс, бывший флотский офицер связи в гитлеровской ставке, показал, что Фриче возбуждал ярость в немцах после поражения в Сталинграде, рассказывая о советских планах уничтожения немецкой нации. Штаэль, один из самых безжалостных генералов Гитлера, подтвердил эти слова и заявил, что Фриче призывал немецких солдат совершать зверства против советских мирных жителей. Шёрнер, главнокомандующий сухопутными войсками на финальном этапе войны (начало мая 1945 года) и одно время начальник Национал-социалистического штаба оперативного руководства сухопутных сил вермахта (март 1944 года), утверждал, что Фриче в своих радиопередачах намеренно обманывал немецкий народ. Фриче объявил эти показания «нонсенсом». Его адвокат указал, что эти утверждения наполнены советским жаргоном, намекнув, что сомневается в их аутентичности[1165].
Международная пресса слабо освещала руденковский допрос Фриче. С другой стороны, советские газеты пространно цитировали признания Фриче и показания офицеров[1166]. Хотя советское обвинение столкнулось в Нюрнберге с трудностями, Москва благодаря тотальной цензуре печати могла контролировать сюжеты, распространяемые среди советского населения. Возможно, это несколько утешало советских руководителей, которые готовились к предстоящей схватке.
В субботу 29 июня, когда завершилась защита Фриче, судья Лоуренс объявил, что с утра понедельника Трибунал начнет заслушивать показания трех свидетелей защиты и трех советских свидетелей по катынскому эпизоду. Он объяснил, что Трибунал ограничивает количество свидетелей и не будет рассматривать никаких других доказательств с обеих сторон, потому что Катынь – «второстепенный факт», и ей не следует уделять слишком много времени[1167]. Горшенин послал Лозовскому в Москву срочную телеграмму, прося его организовать немедленную доставку советских свидетелей из Берлина в Нюрнберг на военном самолете[1168]. Схватка за Катынь приближалась.
Ил. 43. Лев Смирнов представлял советское обвинение в судебной схватке за Катынь. 1945–1946 годы. Источник: Американский мемориальный музей Холокоста. Предоставлено Национальной администрацией архивов и записей, Колледж-парк
Советское обвинение в судебной битве за Катынь должен был представлять Лев Смирнов. Он имел репутацию одного из самых способных судебных ораторов СССР и был включен в советскую делегацию в Нюрнберге в декабре, после того как произвел сильное впечатление на советских руководителей в роли обвинителя на советском процессе против военных преступников в Смоленске[1169]. В феврале он представил в МВТ ключевые доказательства советского обвинения и произнес вдохновенную речь о преступлениях против человечности. Из всех советских обвинителей он лучше всех умел импровизировать. Но все-таки ранее ему редко доводилось противостоять в публичном суде настоящим противникам, таким как Отто Штамер. Смирнов понимал важность и опасность данного конкретного момента процесса, полностью сознавая, что советское обвинение может полагаться только на себя. Западные обвинители, которые с самого начала проявляли недовольство включением Катыни в Обвинительное заключение, будут наблюдать за этим этапом процесса со стороны.
Советское обвинение и немецкая защита избрали разные стратегии, что было видно по их выбору свидетелей. Все три штамеровских свидетеля были офицерами, служившими близ Катынского леса осенью 1941 года: полковник Фридрих Аренс (названный в отчете Бурденко исполнителем убийств), лейтенант Райнхард фон Айхборн и генерал-лейтенант Ойген Оберхаузер. Комиссия Политбюро по Нюрнбергскому процессу, напротив, решила выбрать трех профессионалов. Борис Базилевский, астроном, профессор Смоленского государственного педагогического института и заместитель бургомистра Смоленска во время оккупации, произвел хорошее впечатление, когда Лозовский представил его западным журналистам в январе 1944 года. Доктор Марко Марков (судмедэксперт в организованной немцами Международной комиссии по Катыни) и профессор Виктор Прозоровский (судмедэксперт в комиссии Бурденко) могли подтвердить советскую версию о времени совершения убийств[1170].
Для обеих сторон почти все зависело от установления момента, когда было совершено преступление. Международная комиссия по Катыни, чей отчет Марков был призван дискредитировать, датировала убийства мартом – апрелем 1940 года, до того, когда немецкие войска вторглись в Советский Союз и заняли этот регион. Комиссия Бурденко датировала их осенью 1941 года, возложив вину на 537-й инженерный батальон группы армий «Центр» вермахта.
Утром в понедельник 1 июля Штамер вызвал своего первого свидетеля. Советская переводчица Ступникова впоследствии вспоминала, что была охвачена тревогой – ведь она знала, что малейшая ошибка в переводе может привести к катастрофе[1171]. Аренс, высокий и элегантный мужчина средних лет, начал свои показания с того, что признал, что командовал 537-м полком связи, который в отчете Бурденко неправильно назвали «537-м инженерным батальоном». Этот полк отвечал за связь между группой армий «Центр» и соседними соединениями. Полк Аренса начиная с сентября 1941 года располагался в «маленькой Катынской роще» внутри Катынского леса, а его штаб-квартирой служил «днепровский замок» (дача НКВД) на южной окраине леса. Установив эти факты, Штамер немедленно отвел советские обвинения в адрес Аренса: оказалось, что Аренс занял командную должность в районе Катыни только в конце ноября 1941 года – намного позже заявленной даты массовых убийств. Затем Аренс показал, что не слышал ни о каких приказах из Берлина о расстрелах польских офицеров и не отдавал подобных приказов сам. Когда Штамер спросил о сообщениях советской стороны, что той осенью в Катынском лесу часто слышались выстрелы, у Аренса был наготове ответ: его полк часто практиковал оборонительные маневры[1172].
Карта 4. Граница продвижения немецких войск в СССР на 1 октября 1941 года
Затем Аренс рассказал суду, как он обнаружил могилы в Катынском лесу. Той зимой, «в конце декабря 1941 или начале января 1942 года», один из его солдат указал ему вдали на покрытый снегом бугор с березовым крестом. В следующие месяцы до Аренса доходили слухи от его солдат, будто бы в этих лесах проводились массовые расстрелы, но он посчитал это невероятным. Затем в начале 1943 года, охотясь в лесу за волком, он набрел на тот бугор; его верхушку разгребли волки, а вокруг валялись кости, оказавшиеся человеческими. Вскоре после того как Аренс доложил о своем открытии, немецкие судмедэксперты вскрыли могилу и нашли
