Охота за «Красным Октябрём» - Том Клэнси

— По чистой случайности, товарищ адмирал, а не в соответствии с планом, — напомнил Михаил Александров. — Ваш флот не сумел обнаружить и уничтожить ракетоносец. Насколько я понимаю, у товарища Герасимова есть информация для нас.

Николай Герасимов был новым председателем КГБ. Он уже проинформировал членов Политбюро и теперь намерен был ошеломить этих павлинов в расшитых золотом мундирах. Ему хотелось увидеть их реакцию. У КГБ были свои счёты с ними. Герасимов вкратце изложил донесение, полученное от агента Кассия.

— Этого не может быть! — раздражённо произнёс Горшков.

— Не исключаю, — вежливо согласился Герасимов. — У нас тоже есть подозрение, что это — тщательно продуманная дезинформация. Сейчас наши оперативные агенты ведут её проверку. Тем не менее, есть любопытные подробности, подтверждающие эту гипотезу. Позвольте мне изложить их, товарищ адмирал.

Начнём с того, почему американцы допустили нашего офицера на борт одной из своих самых совершенных исследовательских субмарин? Затем, почему они вообще согласились сотрудничать с нами, спасли нашего матроса с «Политовского» и, более того, сообщили нам об этом? Они тут же допустили к нему наших людей. Почему? Почему не спрятать этого матроса, не использовать в своих целях и затем не избавиться от него? Сентиментальность? Не думаю. Третье. До того времени, когда они нашли матроса, их морские и воздушные силы мешали нашему флоту самым агрессивным и подчёркнутым образом. И вдруг все прекратилось, а через сутки они стали лезть из кожи вон, чтобы оказать помощь в этой операции по «поиску и спасению».

— Потому что Штральбо принял умное и смелое решение воздержаться от ответных мер, несмотря на их провокации, — ответил Горшков.

— Может быть, — вежливо кивнул Герасимов. — Это было действительно разумное решение адмирала. Для кадрового военного не так-то просто подавить свою гордость. С другой стороны, мне кажется вполне возможным, что примерно в это же время американцы получили информацию, переданную нам Кассием. Далее, я думаю, что американцы испугались нашей реакции, если бы мы заподозрили, что вся операция осуществлена Центральным разведывательным управлением. Теперь нам известно, что несколько спецслужб империалистических стран пытаются докопаться до причины действий нашего флота.

За последние два дня мы тоже с максимальной быстротой провели собственное расследование. Нам удалось выяснить, — Герасимов заглянул в лежащие перед ним документы, — что на верфи базы подводных лодок в Полярном работают двадцать девять польских инженеров, занятых главным образом в отделах технического контроля, что проверка переписки ведётся крайне слабо и что капитан Рамиус не повёл свой ракетоносец в Нью-Йорк, как он угрожал в письме, якобы написанном им товарищу Падорину, а находился в момент взрыва в тысяче километров к югу.

— Очевидно, Рамиус хотел дезинформировать нас, — возразил Горшков. — Он одновременно бросил вызов и намеренно ввёл нас в заблуждение. По этой причине мы и расположили корабли нашего флота у всех американских портов.

— И не сумели обнаружить его, — негромко бросил Александров. — Продолжайте, товарищ Герасимов.

— Независимо от того, в какой порт он якобы направлялся, — продолжил Герасимов, — в момент взрыва он находился в пятистах километрах от ближайшего, и мы уверены, что он мог добраться до любого из них, если бы отправился прямиком. Согласитесь, товарищ адмирал, вы сами проинформировали нас в своём первоначальном сообщении, что «Красный Октябрь» в состоянии достичь американского побережья за семь дней после выхода в море.

— Для этого, как я подробно объяснил на прошлой неделе, ему нужно было идти на предельной скорости. Командиры подводных ракетоносцев предпочитают поступать иначе, — сказал Горшков.

— Принимая во внимание судьбу «Политовского», я понимаю это, — заметил Александров. — Но разумнее предположить, что человек, который предал родину, бросится бежать прочь, как вор с места преступления.

— Прямо в одну из ловушек, которые мы расставили, — огрызнулся Горшков.

— Ни одна из них не принесла желаемого результата, — произнёс Нармонов.

— Я не утверждаю, что все это соответствует действительности, равно как и не говорю в данный момент, что донесение Кассия не является дезинформацией, — закончил Герасимов, стараясь говорить бесстрастно и спокойно, — но у нас достаточно косвенных доказательств для того, чтобы провести тщательное расследование всех аспектов этого дела Комитетом государственной безопасности.

— Проблемой безопасности на моих верфях занимается морская разведка и ГРУ, — сказал Горшков.

— Теперь всё будет по-другому. — Нармонов огласил решение, принятое два часа назад. — КГБ проведёт расследование этого позорного случая по двум направлениям. Одна группа проверит информацию, полученную от нашего агента в Вашингтоне. Вторая будет исходить из того, что письмо, написанное Рамиусом — якобы написанное Рамиусом, — подлинное. Если это был заговор предателей, он мог осуществиться лишь в том случае, если Рамиус сумел при существующих инструкциях и правилах сам выбирать офицеров для своего корабля. Комитет государственной безопасности доложит нам о желательности продолжать — или нет — подобную политику, о существующем уровне влияния командиров на карьеру своих офицеров и о влиянии командования на партийный контроль на флоте. Думаю, наши реформы нам следует начать с того, что надо чаще переводить офицеров с одного корабля на другой. Если офицер остаётся на одном корабле в течение длительного времени, совершенно ясно, что трудно разобраться с его лояльностью, с тем, кто на деле руководит его судьбой.

— То, что вы предлагаете, подорвёт боеготовность моего флота! — стукнул кулаком по столу адмирал Горшков. И эти слова были его ошибкой.

— Речь идёт о флоте советского народа, товарищ адмирал, — поправил его Александров. — Партийном флоте.

Горшков знал, как возникла эта идея. Нармонов все ещё нуждался в поддержке Александрова. Это укрепляло позицию генерального секретаря и ослабляло позиции многих, сидящих вокруг стола. Но чьи именно?

Падорина возмутило предложение председателя КГБ. Какое дело этим паршивым шпионам до военно-морского флота? Или до партии? Все они коррумпированные оппортунисты. Андропов продемонстрировал, чего хочет КГБ, и теперь этот щенок Герасимов нападает на вооружённые силы, которые защитили страну от империалистов, спасли от клики Андропова и всегда преданно стояли на страже интересов партии. Но разве такого не случалось и раньше? Подобно тому как Хрущёв сместил Жукова, человека, сделавшего Хрущёва генеральным секретарём, когда покончили с Берией, вот и теперь эти мерзавцы противопоставят КГБ военным, тем самым военным, что обеспечили их собственную безопасность…

— Что касается вас, товарищ Падорин… — продолжал Александров.

— Слушаю вас, товарищ академик, — встрепенулся адмирал. У Падорина не было выхода. Главное политическое управление дало окончательное согласие на назначение Рамиуса, что и решило исход дела. Если Рамиус действительно оказался предателем, то Падорин совершил грубейшую ошибку, но если Рамиус всего лишь пешка в чьих-то руках, то Падорин вместе с Горшковым виноваты в том, что предприняли поспешные и непродуманные действия.

Нармонов подхватил мысль Александрова:

— Товарищ адмирал, мы считаем, что меры, принятые вами в тайне от всех и направленные на то, чтобы обеспечить безопасность подводного ракетоносца «Красный Октябрь», были успешными — если только, разумеется, капитан Рамиус ни в чём не виновен и лично потопил корабль вместе с офицерами и теми американцами на борту, которые, несомненно, пытались похитить наш новейший ракетоносец. В любом случае, пока КГБ не проведёт осмотр приборов, изъятых с места катастрофы, будем исходить из того, что подлодка не попала в руки противника.

Падорин несколько раз растерянно моргнул. Его сердце учащённо билось, и в левой половине груди он чувствовал острую боль. Неужели его оправдали? Но почему? Причину он понял лишь через несколько секунд. Он ведь политработник, в конце концов. Если партия хочет установить над флотом партийный контроль — вернее, усилить его, потому что флот всегда находился под контролем партии, — то Политбюро не может позволить себе устранить высшего представителя партии в командовании флотом. Теперь он превратится в вассала этих людей, и в особенности Александрова. Падорин решил, что с этим можно примириться.

А вот положение Горшкова станет весьма уязвимым. Пусть пройдёт несколько месяцев, но Падорин не сомневался, что у советского флота появится новый главнокомандующий, человек, личная власть которого будет недостаточной, чтобы принимать важные решения и формулировать политику развития флота без одобрения Политбюро. Горшков приобрёл слишком большой авторитет, стал слишком крупной фигурой, и партийные вожди не захотели, чтобы такой могущественный человек стоял во главе военно-морского флота.