Отражения - Мария Николаевна Покусаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – отозвалась я. – Я бы тоже.
И прикусила губу.
С застежками на корсете пришлось справляться самой.
Ренар не стал ждать, когда я вылезу из-за ширмы. То ли устал, то ли жалел мое самолюбие.
– Зови, если снова приснится кошмар, – сказал он.
Дверь закрылась с легким щелчком.
Ага, подумала я, ежась, потому что ткань чужой сорочки оказалась прохладной и скользкой. Обязательно. Если ты сам не услышишь и не придешь, сторожевой лис.
Я задула свечу и забралась под одеяло почти в кромешной тьме. Подушка пахла незнакомо, чем-то пряным и очень теплым, как ароматические пирамидки в индийских магазинах. Я обняла ее и уткнулась носом в ткань.
Бхарта. В этом мире Индия – это Бхарта.
И табак, который курили в доме Вивианы, пах очень похоже.
Стало тревожно и грустно, и очень не хватало привычной кошачьей тяжести в ногах и язвительных, но отрезвляющих реплик Ахо.
Я перевернулась на спину и уставилась в темноту, скрестив руки на груди, прямо поверх одеяла.
Придумывать оправдания, когда ты знаешь, что виновата, последнее дело. Унизительно и паршиво.
Еще паршивее, когда ты чувствуешь вину, но не знаешь – в чем именно ты виновата.
В том, что повелась на подозрительное приглашение? Или в том, что тебя затащили в дом, который приличные девицы должны бы обходить за три квартала? Или в том, что в этом доме ты умудрилась наткнуться на чудеса – а чудеса, как известно, ходят рядом с чудовищным?
Или я просто ждала наказания за то, что посмела ударить принца? Пусть это было случайно, от испуга, потому что – я могла поклясться в этом! – в тот миг мне казалось, что по углам комнаты собрались злые, хищные тени, и Феликс показался мне одной из таких теней?
Или я опять чувствовала вину за то, что со мной много, слишком много проблем?
Так или иначе, вина вгрызлась в меня с алчностью голодного щенка и отпускать добычу не планировала.
И раз Ренар ограничился лишь советом и совершенно точно не собирался мне помогать в поисках оправданий, предстояло разбираться с этим самой.
***
Плотный атласный халат, подбитый темным бархатом по рукавам и подолу, больше напоминал выходное платье, чем домашнюю одежду. От него пахло травами и чем-то восточным, тяжелым и теплым. Я покрепче затянула широкий пояс на талии и вышла из комнаты, чуть спотыкаясь в великоватых бархатных туфлях.
Дверь открылась в коридорчик, тот вывел меня к ступеням вниз, в зеленеющий сад, к знакомым дорожкам. Я прошла мимо орхидей, мимо спящего розового куста, за которым слышалась песня фонтана, мимо пальм и черт знает чего еще, надеясь встретить если не хозяйку этого места, то хотя бы кого-то из слуг.
Но я встретила только кошку.
И это была другая кошка, незнакомая. Бледная, почти белесая, как оголенный корень дерева, с просвечивающими через тонкую кожу венками, она подняла голову, услышав мои шаги. Кошка была слепа. Безглаза. Бледная кожа, чуть морщинясь у носа, обтягивала череп с пустыми глазницами. Кошка повела мордой в мою сторону, принюхиваясь, и я замерла, не зная, живое это существо – или порождение магии. Или что-то еще.
– Заходите внутрь, леди Лидделл, – насмешливый голос Антеи звучал из гостиной, у дверей которых лежала кошка. – Не пугайтесь Хризалиды, она не съест вас!
Я обошла кошку и поднялась по мраморным ступеням вверх.
Хризалида лишь зевнула, потеряв ко мне интерес.
Антея сидела в кресле, босая, в струящемся платье из изумрудного шелка. Волосы ее чуть вились, золотисто-рыжие кудряшки едва доходили ей до подбородка. Она пила чай из белой, почти прозрачной чашки, а рядом, на стеклянном столике, стояла еще одна чашка, пустая, чайник и поднос с завтраком.
Третья чашка была в руке Уильяма Блэкторна и потому показалась мне особенно хрупкой.
Странно было видеть его, сурового, мрачного, похожего на траурный сюртук обедневшего дворянина, рядом с Антеей и блюдом с пирожными и фруктами. Ему самому, кажется, тоже было странно и неуютно.
– Я не разрешила господину Блэкторну будить вас, – сказала Антея и потянулась к чайнику, чтобы налить мне чаю. – И он великодушно согласился подождать и составить нам компанию за завтраком. У него был к вам разговор.
Я замерла на месте.
– Из-за вчерашнего? – спросила я, глядя Блэкторну в глаза.
В них появилось удивление:
– А вчера произошло что-то, о чем мне стоит знать? – спросил Блэкторн вкрадчиво.
Я испуганно поджала губы и помотала головой.
Антея усмехнулась.
– Значит, произошло что-то, о чем мне знать не стоит, – Блэкторн поставил чашку на стол. – Его высочество Антуан Фердинанд Флавий д’Альвело знает, что вы здесь, леди Лидделл, и очень хотел, чтобы вы присоединились к нему за завтраком. Но леди Альбская, пользуясь правом наставницы, запретила мне тревожить вас. Видимо, то, о чем мне не стоит знать, отняло у вас немало сил.
В его голосе скользнуло ехидство.
Я сжалась.
Антея покачала рукой с пирожным – маленькой корзиночкой из теста, полной ягод и крема, – но еда меня интересовала сейчас в последнюю очередь.
– Так что я остался на чай, – Блэкторн встал со своего места. – Придется передать его высочеству, что вы встретитесь как-нибудь в следующий раз. Не буду вас смущать, а то, кажется, мое присутствие пугает вас до дрожи в коленях, – он коротко поклонился, прижав ладонь к груди. – Благодарю леди Альбскую за гостеприимство. А с вами, леди Лидделл, увидимся на днях.
Он ушел, кивнув Антее на прощание.
Мне стало еще более неуютно.
С Антеи моментально слетела напускная лень и благодушие. Ее взгляд стал острым, пристальным и впился в меня, как рыболовный крючок. Улыбка растаяла, сменившись чуть грустной, тревожной складкой рядом с уголками губ.
– Садись, моя дорогая, – сказала Антея. – И расскажи мне, как так получилось, что ты вычерпала свою силу до самого дна?
Я недоуменно посмотрела на нее.
– Вы накажете меня?
– Нет, к чему бы мне делать это? – тонкие брови дернулись. – Я помогаю тебе, а не дрессирую. Если же тебя беспокоит синяк, который ты оставила на бедре Феликса, то здесь не о чем волноваться. Феликс весь вчерашний вечер делал все, чтобы выбить тебя из равновесия. Это худшее, что может прийти в голову, если имеешь дело с начинающим магом. Так что он легко отделался, – Антея ехидно улыбнулась. – Ты вполне могла бы сделать с ним что-нибудь менее приятное и, возможно, необратимое.
Она
