Жар костей не ломит (СИ) - Углов Артем

Я ожидал, что Василий Иванович как минимум заинтересуется моей идей, но вместо этого…

— Знаешь, что меня всегда удивляет в молодых? Вы искренне верите, что способны понять и открыть великие тайны мироздания, просмотрев ролик в интернете или прочитав умную книжку. Вы носитесь со своей идеей, словно с великой ценностью, а потом берете том второй, открываете и понимаете, что все давно придумано до вас. Из тома третьего узнаете, что не просто придумано, а переосмыслено и переработано в новые теории, для изучения которых не хватит целой жизни. А существует еще четвертая, и пятая, и тысячная книги.

— Можно без лекций? — перебил я, не выдержав менторского тона.

— Можно и без них, — легко согласился Василий Иванович. — На днях эксперты опознали личности шести жертв, найденных в служебном помещении. Я видел фотографии: ни одна из них не походила на молодую худенькую девушку.

— Это легко объяснить…

— Не нужно объяснений: сон, это всего лишь сон — точка. Сейчас не время и не место, чтобы заниматься научными изысканиями.

Мне многое захотелось сказать в ответ: и про то, что сон у нас не обычный, и про то, что сам Василий Иванович придает ему куда большее значение, чем пытается показать. Да и странных эпизодов хватало: взять хотя бы образ распотрошенной девушки. Она висела на кишках ровно в том самом помещении, что в реальности служило разделочным цехом для черных трансплантологов. Слишком много совпадений для обыкновенной случайности.

Василий Иванович глубоко задумался, собрав морщины вокруг глаз. А песок продолжал бежать, скапливаясь небольшими барханами вдоль стен. Не привычный речной грязно-серой расцветки, не ярко-желтый, как в рекламных буклетах турфирм, и не белоснежный как на пляжах в Аджмане. Он был пропитан густыми красными оттенками. Я не сомневался, что прямо сейчас видел кусок африканской саванны, буквально сочившейся из памяти Василия Ивановича. Это же до какой степени человека должна достать пустыня, что даже спустя столько лет не дает покоя?

— Слушай сюда, Малой, — наконец заговорил уборщик. — Сейчас ты спускаешься вниз, и пытаешься всеми возможными способами выбраться наружу.

— А вы?

— А мне нужно кое-что проверить… Чего лыбишься? Я что-то смешное сказал?

— Василий Иванович, вы рассуждаете, как типичный персонаж из дешевого фильма ужасов. Нам нужно разделиться, чтобы легче было убить? Короче, я иду с вами.

— На шестой этаж?

— Да хоть на десятый. С чего вы взяли, что внизу будет безопаснее? Это же сон, здесь нет места логики. Кроме того, у меня припрятан туз в рукаве.

— Очередная фантастическая теория?

— Будильник в телефоне на три часа ночи, — с гордостью заявил я. — Ну как, тянет на козырь?

— Это ты каждую ночь в три часа просыпаешься? — удивился Василий Иванович, вместо того чтобы похвалить.

— А что в этом такого? — в свою очередь удивился я.

— Для вас молодых может и ничего… Ладно, проехали. Теперь, когда нет связи с Дианой, будильник может стать нашим единственным шансом на быстрый выход. Будем надеяться, что ты не забыл зарядить телефон.

— Функция автоматической подзарядки через wi-fi… Василий Иванович, а вы что, до сих пор старым дедовским способом пользуетесь, через шнурок?

— Пошли уже, умник.

Подошвы ботинок заскрипели по ступенькам, занесенным песком. Василий Иванович поднимался легким пружинистым шагом — пролет за пролетом, словно забыв о собственном недуге. Ноги снова вернулись к уборщику, и теперь я видел, каким шустрым он раньше был. Изменилась не только походка, в самих движения появилась непривычная легкость — своеобразная грация, свойственная хищникам породы кошачьих. Уверенность читалась во всем: в поворотах головы, в движениях корпуса, даже в ладонях, обхвативших рукоять пистолета. Никакой суеты, ничего лишнего — лишь опыт и многолетняя практика, отточенная в красных песках саванны.

Рука уборщика взлетает вверх, и я послушно замираю. Ждем… Точнее жду только я, а Василий Иванович к чему-то прислушивается. И вроде не двигается, но в тоже самое время представляет собой сплошной сгусток энергии, готовый в любую секунду сорваться с места.

Песок тихо шелестит, сбегая по ступенькам. Меж лестничных пролетов нижних этажей образовались целые водопады. Может и выхода уже нет — засыпан под самый потолок. Разумеется, при условии, что он был изначально, а не как в школе — бетонная стена вместо дверного проема.

Спина впереди качнулась и снова вверх — по ступенькам, занесенным тонким слоем песка. Мимо двери, обитой синим дерматином, мимо трещины на стене, похожей на ветвистую молнию, мимо сотни других мелочей, с которыми сталкивался каждый день, и на которые привык не обращать внимание.

На следующей площадке мы снова остановились.

— Твой этаж? — уборщик вопросительно уставился на меня.

— Мой, — согласно кивнул я. — Сто семьдесят шестая квартира, открыть?

— Нет, нам на шестой.

— Василий Иванович, вы всерьез рассчитываете, что двумя этажами выше будет квартира Сарбаевой? Это же мой подъезд, я его наизусть знаю.

Уборщик спорить не стал, продолжив подъем наверх. И снова перед глазами замелькали ступеньки, лужи рыжего песка на бетонной площадке.

Через пару пролетов я начал подозревать неладное: перила изогнулись, изменив не только привычную форму, но и окрас, на подоконниках появились горшки с цветками. В моем подъезде окна были, точнее не окна, а узкие прямоугольники, больше похожие на амбразуры дзота. Ни о каких подоконниках даже речи не шло, не то что о растениях, а здесь целый палисадник развели.

Я окончательно уверился в неладном, когда переступив через последнюю ступеньку, оказался на площадке шестого этажа. Примыкающую к лифтовой шахте стену украшал рисунок: дебиловатого вида медведь в шортах сидел на деревянном мостике и рыбачил. Вместо удочки у него была сучковатая палка с привязанной веревкой. Рядом крутилась зайчиха в коротком синем платье, подолом едва достающим до пупка. Интересно, что она пыталась скрыть под ним: комок шерсти на заднице, означающим хвост?

— Что скажешь, Малой — твой подъезд?

— Ничего не понимаю…

— А здесь и понимать нечего. Я в доме Сарбаевой был только на первом и шестом этажах, поэтому все что между ними, для меня не существует — пустота. Вот она и заполнилась твоими воспоминаниями.

— Подождите… Вы хотите сказать, что в кооперативном сне ваше сознание является первичным?

— Разве это не очевидно? Сначала автомойка на Тихвинской, потом старая школа, в которой я учился, теперь подъезд Дианы Батьковны. Ты же впервые здесь?

Не хотелось этого признавать, но Василий Иванович был прав. Структура сновидений базировалась на его сознание, а я выступал на вспомогательных ролях, добавляя к основному блюду острых специй в виде парящей ведьмы или того же Щелкуна.

В игре Маяк-17 не существовало такого понятия, как главный джойстик, то бишь капсула. В связи с чем возникает вопрос: почему… Почему в кооперативном сне такое распределение существует, и почему под номером один выбран именно Василий Иванович? Связано ли это с секретными преднастройками оборудования или виной всему великий «рандом»? А может все дело в болезни уборщика, в пресловутом ПТСР? Возможно ли такое, что психика больного человека оказывает более активное влияние на окружающее пространство? Не зря же говорят, посади здорового человека в камеру с безумцем и через месяц получишь двух спятивших.

— Малой, ты о чем задумался? — голос Василия Ивановича прозвучал настороженно.

— Да так… — смутился я. Еще не хватало, чтобы напарник догадался о моих мыслях.

— Малой, после твоего «да так» к нам всякие твари начинают являться. Думай о чем-нибудь позитивном: о мороженом, к примеру, или о конфетах.

— Василий Иванович, я вам что, дите малое? Какое нахрен мороженое, вы еще про сахарную вату вспомните.

— Хорошо, раз уж такой взрослый, концентрируйся на мясе с пивом, но только не на фильмах ужасов.

Под подошвой ботинок вновь заскрипел рыжий песок саванны. Василий Иванович первым пересек подъездную площадку и остановился напротив двери с тремя позолоченными цифрами над глазком. Чуть наклонив корпус, замер… Сделал несколько шагов вперед и, прислонившись к стене, прислушался. Потом вдруг резко обернулся и зашипел: