Знаменитые расследования Мисс Марпл в одном томе - Агата Кристи

Больше вытянуть ничего полезного из мадам Жолье они не смогли. Когда ей показали пудреницу, она сказал, что у Анны была такая же – как и у большинства других девушек. Шубу Анна, возможно, купила в Лондоне, она не знает.

– Я занимаюсь репетициями, освещением сцены и прочей кучей сложных дел моего бизнеса. У меня нет времени обращать внимание на то, что носят мои артистки.

После мадам Жолье полицейские поговорили с девушками, чьи имена та им назвала. Одна-две из них довольно хорошо знали Анну, но все они сказали, что она была не из тех, кто много рассказывает о себе; а когда рассказывала, то, по словам одной из девушек, это была в основном ложь.

– Ей нравилось придумывать разные истории, как она была любовницей великого князя или крупного английского финансиста или как во время войны участвовала в Сопротивлении… Даже историю о том, как была звездой в Голливуде.

Другая девушка сказала:

– По-моему, Анна вела очень тихую буржуазную жизнь. Ей нравилось быть балериной, потому что она считала это романтичным, но танцевала она не слишком хорошо. Вы понимаете, что если бы она сказала: «Мой отец торговал тканями в Амьене», это было бы неромантично! Поэтому Анна придумывала всякие истории.

– Даже в Лондоне, – прибавила первая девушка, – она намекала на очень богатого мужчину, который собирался взять ее в круиз вокруг света, потому что она похожа на его покойную дочь, которая погибла в дорожной аварии. Какая чепуха!

– Мне она сказала, что собирается в гости к богатому шотландскому лорду, – выдала вторая девушка. – Сказала, что будет охотиться там на оленей.

Ничего из этого им не могло помочь. Выяснилось только, что Анна Стравинская была искусной лгуньей. Конечно, она не охотилась на оленей с пэром в Шотландии, и казалось столь же невероятным, что она путешествовала на солнечной палубе океанского лайнера вокруг света. Но не было и веской причины считать, что ее труп нашли в саркофаге в Ратерфорд-холле. Ни девушки, ни мадам не смогли опознать ее с уверенностью и без колебаний. Немного похожа на Анну, соглашались они все. Но в самом деле вся распухла – это мог быть кто угодно!

Единственным установленным фактом было то, что 19 декабря Анна Стравинская решила не возвращаться во Францию и что 20 декабря внешне похожая на нее женщина ехала в Брэкхэмптон поездом в 4.33 и была задушена.

Если женщина в саркофаге – не Анна Стравинская, то где сейчас Анна?

На это мадам Жолье дала простой и неизбежный ответ: «С мужчиной!»

И это, вероятно, правильный ответ, печально думал Крэддок.

Нужно было рассмотреть еще одну возможность, возникшую из небрежного замечания о том, что Анна когда-то упомянула о своем муже-англичанине.

Возможно, этим мужем был Эдмунд Крэкенторп?

Это казалось маловероятным, учитывая словесный портрет Анны, который нарисовали ему те, кто ее знал. Гораздо более вероятно то, что Анна когда-то достаточно хорошо знала Мартину и была посвящена в необходимые подробности ее жизни. Возможно, именно Анна написала то письмо Эмме Крэкенторп, и в таком случае Анну, вероятнее всего, испугала возможность расследования.

Вероятно, она из предусмотрительности разорвала свои связи с «Балетом Марицкой». Но опять-таки – где она сейчас?

И опять-таки, неизбежно, ответ мадам Жолье казался наиболее вероятным.

С мужчиной…

II

Перед тем как вернуться в Париж, Крэддок обсудил с Дессэном вопрос о женщине по имени Мартина. Француз склонен был согласиться со своим английским коллегой, что это дело, вероятно, не имеет отношения к женщине, найденной в саркофаге. Но он также согласился, что эту версию следует изучить.

Дессэн заверил Крэддока, что Сюртэ[21] приложит все усилия, чтобы узнать, действительно ли есть какая-то запись о браке между лейтенантом Эдмундом Крэкенторпом из 4-го Саутширского полка и француженкой, которую звали Мартиной; время – перед самым падением Дюнкерка.

Однако он предупредил Крэддока, что получение точного ответа сомнительно. Данный район не только был оккупирован немцами как раз в то время, но впоследствии эта часть Франции сильно пострадала во время войны в период вторжения. Многие здания и документы уничтожены.

– Но заверяю вас, мой дорогой коллега, мы сделаем все, что в наших силах.

На этом они с Крэддоком расстались.

III

Когда инспектор вернулся, его ждал сержант Уэтеролл. С мрачным удовольствием он доложил:

– Адрес для пересылки корреспонденции – вот что такое этот дом на Элверс-кресент. Вполне респектабельный дом, и все такое.

– Ее не опознали?

– Нет, никто не смог опознать на фотографии женщину, которая заходила за письмами, но я на это и не надеялся: прошел уже месяц или около того, и этот адрес использует множество людей. Собственно говоря, там сдают комнаты студентам.

– Она могла остановиться там под другим именем.

– Если и так, они не узнали ее на фотографии… Мы проверили отели, – прибавил он, – но никто нигде не регистрировался под именем Мартины Крэкенторп. После вашего звонка из Парижа мы проверили регистрацию Анны Стравинской. Она зарегистрирована вместе с другими участницами труппы в дешевой гостинице недалеко от Бук-Грин. Там в основном живут театральные актеры. Выехала вечером в четверг девятнадцатого после спектакля. Больше никаких записей нет.

Крэддок кивнул. Он предложил направление дальнейшего расследования, хотя и мало надеялся на него.

После недолгого размышления полицейский позвонил в фирму «Уимборн, Гендерсон и Карстерс» и попросил о встрече с мистером Уимборном. В назначенное время его провели в очень душную комнату, где за большим старомодным письменным столом, заставленным связками пыльных бумаг, сидел мистер Уимборн. Коробки с документами, подписанные «Сэр Джон Флукс», «Пок. леди Деррин», «Джордж Рауботем, эсквайр», выстроились вдоль стен. Были ли они реликвиями давно ушедшей эпохи или бумагами юридических дел нынешнего времени, инспектор не знал.

Мистер Уимборн смотрел на посетителя с учтивой настороженностью, характерной для семейного поверенного по отношению к полицейским.

– Чем я могу вам помочь, инспектор?

– Это письмо… – Инспектор Крэддок передал ему письмо Мартины через стол.

Мистер Уимборн с отвращением дотронулся до него пальцем, но не взял в руки. Его щеки слегка порозовели, а губы сжались.

– Понятно, – ответил он, – понятно! Я получил письмо от мисс Эммы Крэкенторп вчера утром, в котором она сообщила мне о своем визите в Скотленд-Ярд и обо всех… обстоятельствах. Могу сказать, что я не понимаю – совершенно не понимаю, – почему со мною не проконсультировались по поводу этого письма в то время, когда оно было получено! Очень необычно! Меня следовало уведомить незамедлительно…

Инспектор Крэддок постарался произнести все успокоительные слова, которые, по его расчетам, могли сделать мистера Уимборна более сговорчивым.

– Я понятия не имел, что речь когда-либо шла о женитьбе Эдмунда, – обиженным тоном заявил мистер Уимборн.

Инспектор Крэддок ответил, что он полагает… в военное время… и оставил фразу незаконченной.

– Военное время! – воскликнул мистер Уимборн ядовитым тоном. – Да, действительно, мы находились на Линкольн-Инн-филдз в начале войны, и бомба попала прямо в соседний дом, и большое количество наших документов погибло. Не очень важных документов, конечно; их еще раньше перевезли за город в целях безопасности. Но это породило большую путаницу. Конечно, делами Крэкенторпов в то время занимался мой отец; он умер шесть лет назад. Полагаю, его могли поставить в известность об этой так называемой женитьбе Эдмунда, но на первый взгляд похоже, что эта женитьба, даже если она и намечалась, так и не состоялась, и поэтому, без сомнения, мой отец не придал этой истории никакого значения. Должен сказать, что мне все это кажется очень сомнительным. То, что она всплыла после стольких лет и объявила о браке и о законном сыне… Очень сомнительно. Какие у нее были доказательства, хотел бы я знать?

– Но даже в этом случае, – спросил Крэддок, – каким было бы ее положение и положение ее сына?

– Полагаю, идея заключалась в том, чтобы Крэкенторпы обеспечивали ее и ее сына.

– Да, но я хотел узнать, что причиталось бы ей и ее сыну с юридической точки зрения, если бы она смогла доказать свое заявление?

– О, понимаю. – Мистер Уимборн взял очки, которые перед этим в раздражении отложил в сторону, надел их и уставился сквозь них на инспектора Крэддока проницательным взглядом. – Ну, в данный момент – ничего. Но если бы она смогла доказать, что мальчик – это сын Эдмунда Крэкенторпа, рожденный в законном браке, тогда мальчику причиталась бы доля фонда Джосайи Крэкенторпа после смерти Лютера Крэкенторпа. Более того, он унаследовал бы Ратерфорд-холл, так как является сыном старшего сына.

– А кто-нибудь захотел бы унаследовать этот дом?