Сердце тигра - Александр Прохоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посмотрев на вертящегося юношу, издающего какие-то непонятные звуки, Лоредан засомневался, относительно, каких бы то ни было успехов. Но ученому греку, было, наверное, виднее.
- А зачем, вы плывете в Александрию? — спросил Лоредан.
- Через неделю, там, в Мусейоне [216] состоится собрание многих ученых мужей, философов, представителей различных школ, — начал объяснять Филокрий. — Господин, должно быть вам известно, что и при самом Мусейоне постоянно живут ученые. Я намерен выступить с заявлением, что между человеком и обезьянами есть близкое родство. Более того, я склонен думать, что обезьяны являются далекими предками людей. Проще говоря, люди произошли от обезьян!
- Не может быть! — удивился Фабий. Он, даже соскочил с сундука и подошел к столу. — А я, то всегда считал, что людей создали боги!
- Боги, тут вовсе не причем, — отмахнулся грек. — Годы наблюдений за Имурави привели меня к таким выводам, — сказал Филокрий. — Обезьяны и люди, определенно одного рода. Обезьяны способны делать многое, что делают люди и удивительно быстро учатся. Вот этот юноша, каждый день, превращающийся из обезьяны, вновь в человека — тому пример. Так что я считаю, что из определенной части обезьян, живших, когда то на севере произошли люди.
- На севере? — удивился Лоредан. — Там где Германия? Британия?
- Много севернее. Думаю, там где легендарная Гиперборея [217], - важно ответил грек.
- Но почему там? — удивился Фабий.
- На севере суровые условия. Идет постоянная борьба за жизнь и это со временем развило ум тамошних обезьян, нужда заставила их трудиться и, в конце концов, они превратились в людей. Здесь, я полностью поддерживаю вашего уважаемого соотечественника Лукреция Кара [218], говорившего, примерно об этом же.
- А как же шерсть? — спросил Фабий. — Как она, исчезла у обезьян?
- Ну, с появлением одежды, необходимость в шерсти отпала, — тут же ответил Филокрий. — С каждым поколением, ее на телах, становилось все меньше и меньше.
- А как же люди в моей стране? — удивленно спросил Нарбо.
Обсуждаемая тема, его неожиданно сильно заинтересовала и взволновала.
— У нас тепло, зим и снега не бывает и изобилие всяких плодов, — произнес негр. — Особенных нужд люди моей страны не испытывают. Как, тогда черные люди появились? И почему все наши обезьяны не превратились в людей?
- Это, пока загадка, — сказал Филокрий задумчиво. — Я непременно подниму этот интересный вопрос в Мусейоне.
Лоредан, поглядывая, то на Нарбо, то на Имурави, вдруг усмехнулся и сказал:
- Мне кажется, я знаю, как все было. Думаю, сначала появились негры. Потом, от них произошли обезьяны, которые разбрелись по всей Ойкумене [219], а уж потом из северных обезьян — появились люди.
- Интересная мысль! — воскликнул Филокрий. — Очень интересная! Уважаемый Вестула, не желаешь ли ты, вместе со мной отправиться в Мусейон и продолжить мой доклад этой замечательной мыслью?
- О нет. Благодарю за приглашение, но Александрии у меня много других дел.
- Жаль, — огорченно произнес Филокрий. — Очень жаль. Тогда, может быть, разрешишь мне озвучить эту мысль вместо тебя? Я обязательно отмечу, что ее подсказал мне Эмилий Валерий Вестула из Валенции.
- Не возражаю, — Лоредан, только пожал плечами.
Сам то он, к собственному умозаключению относился не серьезно, поскольку просто хотел подшутить над Нарбо. То, что чудак-грек зацепиться за эту мысль и начнет так и эдак обдумывать ее, Лоредана не особенно удивило. Его, больше поразил задумчивый вид Нарбо.
- Это что же, мы, черные люди — прародители и обезьян и людей? — наконец после нескольких минут раздумий выдал Нарбо.
- Это пока, только догадка, — сказал Филокрий. — Тут, нужно выслушать мнение многих ученых мужей.
Не слушая грека, Нарбо продолжал вслух развивать свою мысль:
- Выходит, мы, черные и не люди вовсе, а… А прародители всех! И людей и обезьян и иудеев! Но откуда, же мы сами появились? Кто был нашим прародителем? А, ну, да, нас создал добрый толстый бог Ваал-Баба! И тогда, получается, Ваал-Баба самый первый и самый главный бог на свете!
- Ну, ну, не преувеличивай! — воскликнул Фабий. — Самые главные боги, это Юпитер и конечно же наш божественный Цезарь Август.
- Я бы, все же, назвал главным богом Зевса, — возразил Филокрий. — Ну и конечно, мне ли скромному человеку оспаривать безусловную божественность нашего императора?
- А вот, например иудеи, ни с кем из вас, не согласились бы, — рассмеялся Лоредан. — Они считают своего невидимого бога главным. И не только для себя, но и для других народов.
- Иудеи наглые выскочки! — воскликнул грек. — Торгаши и воры! Только и умеют, что деньги считать. Где им, постичь высокую философию, мысли ученых, искусство и красоту! Даже, их храм в Иерусалиме был просто рынком!
- А вот, есть еще христиане, — вспомнил Фабий. — Они, вроде бы, тоже почитают какого-то невидимого бога. Не того ли самого, что и иудеи?
- Нет, они поклоняются какому-то своему проповеднику, которого еще в правление божественного Тиберия распяли, — отмахнулся Филокрий. — И это, точно не бог. Я слышал, этот распятый, всего лишь сын плотника. Да и что о христианах говорить? Кому интересна религия черни и рабов?
Так, в интересных разговорах на разные темы прошел вечер. Лоредан, даже не ожидал, что беседы о религии, науке и искусствах окажутся столь захватывающими и занимательными. Он всегда считал философов и ученых людей скучными и какими-то далекими для понимания. Всякого рода философскими течениями и школами, он никогда не интересовался, предпочитая в качестве развлечений пиры, оргии, бои гладиаторов и поединки борцов.
С момента отплытия из Региума прошло восемь дней. Как-то раз, прогуливаясь по палубе, Лоредан обратил внимание на беспокойное поведение нависа Экриона. Тот подолгу вглядывался куда-то в морскую даль, хмурился и что-то бормотал себе под нос. Лоредан, тоже начал наблюдать. Но ничего такого, предвещающего беду не заметил. Солнце дарило приятное тепло, ветер был свеж и попутен, море спокойно. Но навис, как будто, всего этого не замечал, словно хорошая погода, напротив предвещала нечто опасное и он опытный моряк, в отличии от остальных это чувствовал.
Беспокойство Экриона передавалось и Лоредану, да и другим пассажирам, кроме, пожалуй Нарбо. Тот, как всегда был весел и беззаботен.
Наконец, Лоредан подошел к навису и прямо спросил, что того беспокоит.
- Будет буря — сказал моряк. — Ужасная буря. И боюсь, уже сегодня вечером.
Он оказался прав. Едва стало смеркаться, как ветер внезапно усилился. Волны, казавшиеся до этого такими спокойными, подернутые легкой золотистой рябью, вдруг превратились в огромные темные валы и покрылись шипящей пеной.
Навис подозвал одного из самых молодых моряков.
- Эттий, давай полезай на мачту и смотри в оба! Мы, где-то неподалеку от ливийского побережья. Воды здесь опасные, много мелей и подводных скал. И нет ни одной подходящей бухты или залива, чтобы укрыться.
Эттий ловкий малый, обвязал вокруг пояса веревку и проворно вскарабкался по мачте на самую ее верхушку, где была прицеплена большая плетеная корзина. Там, он и устроился, привязав свободный конец веревки к мачте. А ветер с каждой минутой становился все сильнее и сильнее. Волны с силой бились о борта судна. Все пассажиры поспешили укрыться в каютах, трюме или на палубе под тентами. А вскоре, начался холодный моросящий дождь. Навис быстро определил эпицентр поднявшейся бури и ловко смог увести судно в сторону, так что разыгравшееся на море ненастье зацепило судно, лишь краем. Но этот маневр изменил первоначальные планы Экриона, который собирался ввести корабль в большую восточную гавань Александрии. Теперь, скорее всего, придется заходить в западную гавань Эвност.
Лоредан, Нарбо и Фабий укрылись в своей каюте. Корабль сильно швыряло из стороны в сторону. Внезапно, с снаружи послышался крик:
- Огонь!
Не смотря на дождь, Лоредан выбежал из каюты. На носу судна он увидел нависа. Рядом с ним стояли несколько, сильно взволнованных пассажиров. Один из них, торговец янтарем из Новиодуна [220] возбуждённо говорил:
- Я, кажется, тоже видел. Огонь — вон там.
Он указал, куда-то в направлении от правого борта.
- Мы идем мимо берегов Керенаики, — задумчиво произнес навис. — Что же это может быть за огонь?
Тут и все остальные увидели вспышки света в темноте. Это был, должно быть, большой костер. Просто, огромный, поскольку его было видно с такого расстояния, а до берега было, никак не меньше двадцати стадиев [221]. Пламя ярко полыхало в ночи и поднималось высоко вверх.
- Это, должно быть, Фаросский маяк! — радостно воскликнул один из торговцев. — Утром мы будем в Александрии.