Повседневная жизнь Арзамаса-16 - Матюшкин Федорович

— Более того, малая плотность населения, отсутствие регулярной промысловой охоты и охрана площадки „Галит“ создали на этой территории своеобразный „заповедный“ режим, способствующий сохранению почв, растительности и животных. Состояние почв и растительности на пастбищах в районе площадки значительно лучше из-за отсутствия постоянного выкоса.

— Как показали рекультивационные работы, в районе промплощадок могут быть воссозданы условия беспрепятственного использования отчужденных земель. Ограничения должны быть лишь на бурение глубоких скважин в непосредственной близости от полостей взрывов»[139].

Вот такое заключение сделано специалистами, не имеющими никакого отношения к проведению атомных взрывов.

В те же годы появились статьи в некоторых изданиях Казахстана, а также в газете «Правда», например, «Что мы знаем о полигонах» (№ 188 от 15 декабря 1992 года) журналиста из Казахстана Д. Гутепева, а также прошли митинги возле поселка Большой Азгир, организованные «активистами антиядерного движения города Алма-Аты».

В материалах и выступлениях населению заведомо сознательно преподносились ложь и клевета о работах, проводимых в районе Большого Азгира. Их распространяли в погоне за дешевым политическим капиталом. А факты говорят об обратном. В деятельности площадки «Галит» с 1966 по 1979 год никакого негативного влияния на окружающую среду, а тем более население, не было.

Еще в мае 1991 года на Семипалатинском полигоне в штольне было установлено ядерное устройство. Цель опыта состояла в изучении воздействия проникающего излучения на приборы, оборудование и военную технику. Спешили, так как ученым-атомщикам и испытателям стало ясно, что на ядерные испытания будет введен мораторий.

Но случилось так, что времени для этого подземного взрыва на Семипалатинском полигоне уже не было. Сначала — общественное движение «Семипалатинск-Невада», затем — развал Советского Союза, а следом указ президента независимого Казахстана от 29 августа 1991 года о закрытии полигона остановили здесь ядерные испытания навсегда.

Долгих три года (до марта 1994 года) не принималось решение о том, что делать с находящимся в штольне ядерным устройством (ЯУ). О его подрыве не могло быть и речи. Обсуждались два варианта: первый — расконсервировать штольню, добраться до концевого бокса (КБ), разобрав кучу забивок, демонтировать ядерное устройство и вывезти его в Россию для разборки, и второй — при невозможности демонтажа изделие уничтожить на месте с помощью обычной взрывчатки. При таком взрыве цепная реакция исключалась, а сам заряд будет разрушен. Утечки радиоактивных продуктов не произойдет, они все окажутся надежно захороненными в горном массиве.

Опыта уничтожения ядерных устройств накладным зарядом обычного взрывчатого вещества не было ни у кого в мире. Ни американцы, ни французы, ни китайцы не делали этого, так как никто не оставлял ЯУ на несколько лет в заброшенной штольне. Как поведет себя такое устройство, пролежавшее сорок восемь месяцев в массиве горной породы? Никто не мог ответить на этот и другие вопросы. Нашим ученым необходимо было решить неизвестные еще науке задачи. Помимо чисто научных проблем, новизну представляли собой трудности проходки обходного штрека, вскрытия концевого бокса и сам процесс уничтожения ядерного устройства. Ученые и испытатели совершили подвиг, который заключительной и печальной строкой вписан в историю отечественной да и мировой ядерной летописи. 31 мая 1995 года на бывшем Семипалатинском полигоне обычным взрывом «расстреляли» последнее ядерное устройство советского производства.

Глава восьмая

Партийное руководство

Нужно начинать писать. Настало время рассказать о наших делах. Нужно обязательно написать обо всем, что было и как было, ничего не прибавляя и не выдумывая. Если теперь этого не сделать, то потом всё переврут, запутают и растащат — себя не узнаем.

Старожил города Валентин Иванович Ткачев, человек любознательный и интересный, вспоминал, что окрестные жители всерьез считали, будто за проволокой строится «опытный коммунизм». Считали ли сами коммунисты города, что они строят что-то новое? Осознавали ли свою роль? Как воспринимали другие люди роль и значение коммунистов в жизни города? Однозначные ответы, причем обоснованные, дать трудно. Социологические исследования по понятным причинам в городе не приветствовались. Разумеется, партийную власть и воспринимали как власть. Авторитет высших органов партийной иерархии не подвергался сомнению. Но понятие повседневности в обыденном представлении многих горожан отделяло в ряде случаев партийную власть от текущей жизни, как бы проводя водораздел между обычным и официальным. Это вовсе не означало неприятие партийной власти как таковой или полное отчуждение от нее. Скорее как должное воспринималось, что в тех или иных ситуациях власть просто не может поступать иначе, что здесь вступает в силу логика высших интересов и с этим необходимо мириться. В какой-то мере этим я бы объяснил поведение некоторых рядовых членов партии в тех ситуациях, о которых рассказано выше, когда партийное наказание по своей тяжести явно не соответствовало произошедшему событию.

В то же время, во многом именно благодаря партийному воздействию, складывались ритм и содержание повседневной жизни будущего ядерного центра. Многие сегодняшние антикоммунисты и критики советской системы власти, выдавая за идеал западную модель разделения властей, просто не хотят понять, что советская модель как раз и отличалась единством исполнительных, законодательных и воспитательных функций. Существовало и разделение этих функций между разными органами, взаимодействующими друг с другом в основном через партийное руководство. Подобное разделение было именно советской моделью, оно было вовсе не фиктивным, как это представляют сегодня. В силу вышеуказанного единства в самом механизме управления зачастую просто невозможно было определить, влияние какого органа власти оказывалось решающим при принятии окончательного решения: партийного, советского или административного.

Специфика Арзамаса-16 заключалась в том, что начальник объекта, в сущности, нес решающую ответственность за все участки жизнедеятельности города. Подобное положение, хотя и в меньшей степени, сохранялось и позднее, когда были сформированы все структурные составляющие управления городским хозяйством, вплоть до решающих преобразований в политическом строе страны в девяностые годы.