Том 8. Дживс и Вустер - Пэлем Вудхауз

Человек Биффи внес кушанья, и мы уселись за стол.

Поначалу можно было подумать, что обеду суждено пройти в самой ледяной обстановке, от какой только случалось коченеть и стыть бывалым завсегдатаям званых обедов. Биффи, вообще хозяин на троечку, не внес от себя в пир разума и излияния духа ни малейшего вклада, разве только слегка икал время от времени, а когда я делал попытку поддержать застольную беседу, сэр Родерик всякий раз оборачивался ко мне с таким убийственным выражением на физиономии, что любая счастливая находка немедленно гибла в зародыше. Но, к счастью, на второе было подано куриное фрикассе такого отменного качества, что старик, умяв свою порцию, протянул миску за добавкой и чуть ли не залучился добродушием.

— Я явился сюда, Чарлз, — объявил он почти что, можно сказать, приветливо, — с неким, если можно так выразиться, заданием. Да, с заданием. Превосходное фрикассе.

— Рад, что вам нравится, — промямлил Биффи.

— Исключительное. Тает во рту. — Он загреб себе еще полтарелки. — Да, так я говорю, я прибыл с заданием. Вы, нынешняя молодежь, я знаю, живете в нашей несравненной столице, не удосужившись осмотреть ни одной из ее многочисленных достопримечательностей. Будь я азартным человеком, каковым не являюсь, я бы заключил пари на изрядную сумму, что вы, Чарлз, ни разу в жизни не посетили даже такое историческое место, как Вестминстерское аббатство. Или я не прав?

Биффи нечленораздельно икнул, что, мол, давно собирался, но…

— И Тауэр?

— Да, и Тауэр тоже.

— А между тем не далее как в двадцати минутах езды на такси от Гайд-парка находится в настоящее время величайшая и назидательнейшая коллекция предметов, как одушевленных, так и неодушевленных, когда-либо за всю английскую историю выставлявшаяся на обозрение посетителей. Я имею в виду Британскую имперскую выставку в Уэмбли.

— Мне вчера один анекдот рассказали про Уэмбли, — ввернул я, чтобы немного взбодрить разговор. — Остановите меня, если уже слышали. Один тип подходит к глухому у ворот выставки и спрашивает: «Это Уэмбли?» Глухой говорит: «Чего?» Тип опять: «Это Уэмбли?» А глухой: «Чего?» А тип опять: «Это Уэмбли?» — «Да нет, — это глухой говорит, — не лямблии, а цирроз». Ха-ха-ха, правда?

Но бодрый смех замер у меня на губах. Сэр Родерик слегка повел в мою сторону бровью, и я сразу понял, что мое место — в мусорной корзинке и нечего мне было оттуда высовываться. Не знаю больше никого, кто умел бы так дать ближнему почувствовать себя отбросом человечества, как это получается у сэра Родерика Глоссопа.

— Значит, вы до сих пор не посетили Уэмбли, Чарлз? — вернулся он к прежней теме. — Нет? Я это подозревал. Так вот, задание, мною полученное, состоит в том, чтобы свозить вас на выставку. Так хочет Гонория. Она полагает, что таким образом можно будет расширить ваш кругозор, в чем я с нею вполне согласен. Мы отправимся сразу после обеда.

— Ты ведь тоже с нами поедешь, Берти? — умоляющим голосом спросил Биффи.

Во взгляде его была такая мука, что я колебался не долее одной минуты. Кореш есть кореш. К тому же, если моя задумка с клизмой оправдает ожидания, эта увеселительная поездка вообще, с Божьей помощью, не состоится.

— Что ж, пожалуй, — не стал упираться я.

— Ну зачем же нам злоупотреблять добротой мистера Вустера? — весь напыжился сэр Родерик.

— Ерунда. Я и сам уже давно собирался заглянуть в эту лавочку. Сейчас слетаю домой переодеться и заеду сюда за вами на автомобиле.

Пауза. Биффи, похоже, страшно обрадовался, что не придется остаток дня провести с глазу на глаз с сэром Родериком, даже утратил дар речи. А сэр Родерик, поджав губы, хранил молчание в знак несогласия. Потом вдруг заметил бутоньерку у прибора Биффи и подчеркнуто переменил тему:

— О, цветы! Душистый горошек, если не ошибаюсь. Дивный представитель семейства бобовых, радующий и взор, и обоняние.

Я посмотрел через стол на Биффи. Глаза у него выпучились, в них появился непривычный блеск.

— Вы любите цветы, сэр Родерик? — хрипло спросил он.

— Чрезвычайно.

— Тогда понюхайте.

Сэр Родерик изогнул выю и потянул носом. Пальцы Биффи сомкнулись на клизме. Я зажмурился и вцепился обеими руками в край стола.

— Чудесный аромат, — слышу голос сэра Родерика. —

Очень приятный.

Открываю глаза — Биффи отвалился на спинку стула, на лице трагическая маска, рядом на скатерти цветы. Я сразу понял, что произошло. В этот решающий миг, когда от простого нажатия пальцев зависела его судьба, бедняга Биффи, бесхребетная козявка, смалодушничал и дал задний ход. Весь мой план, взлелеянный и продуманный до мельчайших деталей, безнадежно лопнул.

Дома я застал Дживса за поливкой гераней под окном гостиной.

— Смотрите, как живописно они цветут, сэр, — сказал он, окидывая растения отеческим взором.

— Ни слова про цветы, Дживс, — откликнулся я. — Теперь я знаю, что чувствует генерал, который научно спланировал военную операцию, а подчиненные сорвали ее осуществление.

— Вот как, сэр?

— Да, — вздохнул я и все ему рассказал. Он выслушал меня очень внимательно.

— Довольно нерешительный и слабохарактерный молодой джентльмен этот мистер Биффен, — таков был комментарий Дживса на окончание моего рассказа. — Я вам сегодня до ночи больше не понадоблюсь, сэр?

— Нет. Мы едем на выставку в Уэмбли. Я только забежал переодеться и взять машину. Выложите мне спецодежду, которой не страшны будут объятия тысячерукой толпы, и позвоните в гараж.

— Очень хорошо, сэр. Серая шевиотовая куртка, я думаю, подойдет. Не будет ли с моей стороны бесцеремонностью, сэр, если я попрошу вас взять и меня в автомобиль? Я тоже намеревался сегодня побывать в Уэмбли.

— Да? Ладно, пожалуйста.

— Весьма благодарен, сэр.

Я переоделся, и мы поехали к Биффи. Они с сэром Родериком забрались на задние сиденья, а Дживс сел впереди рядом со мной. Вид Биффи так вопиюще не соответствовал развлекательной цели нашей поездки, что сердце мое сжалось от сострадания, и я попытался еще раз воззвать к человеколюбию Дживса.

— Должен признаться, Дживс, — говорю я ему, — что вы меня разочаровали.

— Мне весьма печально это слышать, сэр.

— Нет, правда-правда. Совершенно разочаровали. Кажется, могли бы сплотиться и помочь человеку. Видели, какое у мистера Биффена выражение лица?

— Да, сэр.

— Ну и как же?

— Прошу меня простить, сэр, но мистер Биффен, бесспорно, сам виноват, если принял на себя матримониальные обязательства, которые ему в тягость.

— Вы говорите совершенную чушь, Дживс. Вы знаете не хуже меня, что Гонория Глоссоп — это бич Божий. С таким же успехом можно винить человека за то, что его переехал грузовик.

— Да, сэр.

— Именно что да! И к тому же бедный дуралей был в таком состоянии, что вообще не мог оказать сопротивления. Он мне сам рассказывал. Он потерял свою единственную любовь, а вы знаете, каково это, когда с тобой случается такое несчастье?

— Как же это с ним произошло, сэр?

— Он влюбился, когда плыл на пароходе в Нью-Йорк, и расстался со своей избранницей у входа в таможню, условившись о встрече назавтра в ее отеле. Но вы ведь знаете, что за фигура этот Биффи. Он даже собственное имя то и дело забывает. Название отеля он не записал, и оно просто вылетело у него из головы. С тех пор он ходил сам не свой, вроде как в трансе, а очнулся — и оказывается, он обручен с Гонорией Глоссоп!

— Я этого не знал, сэр.

— И никто, я думаю, не знает, кроме меня. Он со мной поделился тогда в Париже.

— Казалось бы, сэр, можно было предпринять поиски.

— Я так ему и сказал. Но он забыл, как ее зовут.

— Это поразительно, сэр.

— Мне тоже так показалось. Но факт таков. Он только помнил имя — Мэйбл, а фамилию нет. Не будешь же искать по всему Нью-Йорку девушку по имени Мэйбл, правда?

— Я согласен, что это было бы довольно затруднительно.

— Ну так вот, сами видите.

— Да, сэр.

Тут мы застряли в толкучке экипажей перед входом на выставку, и, поскольку, чтобы лавировать между ними, понадобилось все мое внимание, я вынужден был временно замолчать. В конце концов мы все-таки произвели парковку и вошли на территорию выставки. Дживс куда-то делся, и нашу экспедицию возглавил сэр Родерик. Он направился в Павильон индустрии, мы с Биффи поплелись следом.

Лично я на выставки вообще-то не ходок. Народные массы в сплоченном состоянии действуют на меня угнетающе; пошаркав подошвами в толпе с четверть часа или около того, я начинаю чувствовать, что земля у меня под ногами накалилась и тлеет. К тому же в данном конкретном случае мне как-то недоставало интереса, если вы меня понимаете. То есть, конечно, есть миллионы людей, которые готовы визжать и плакать от восторга при виде рыбы-дикобраза или стеклянного короба с зерном из Западной Австралии, — но не Бертрам. Поверьте тому, кто не станет врать: не Бертрам. Когда мы наконец выдрались из селения туземцев Золотого Берега и потащились к Дворцу машинерии, стало уже более или менее ясно, что с минуты на минуту я тихо скроюсь и подамся в заманчивый «Плантаторский бар», находящийся в отделе «Вест-Индия». Сэр Родерик протащил нас мимо него на повышенной скорости, поскольку у него в душе ничего не пробудилось при виде бара; а вот я успел углядеть там бравого молодца за стойкой, который готовил некий напиток, подливая в высокие стаканы — и как будто бы даже со льдом — жидкости из разных бутылок и перемешивая состав специальной палочкой. Мне мучительно захотелось ближе пообщаться с этим малым. Я уже изготовился выпасть из рядов, отстать от родного отряда и затеряться в толпе, как вдруг что-то зацепило меня за рукав. Оглядываюсь — Биффи. И на лице у него написано, что его терпение истощилось.