На стальном ветру - Аластер Рейнольдс

- Ты придаешь этому слишком большое значение. Я вижу людей постарше, когда бываю в центре сообщества. В любом случае, я позвала тебя сюда не для того, чтобы спорить.

- Еще одна проблема с твоей новой секретной игрушкой?

- Пожалуйста, - предупредила Чику. - Я действительно не хочу, чтобы тебя провожали обратно к той машине. Это выглядело бы нехорошо для нас обоих.

Они добрались до опечатанной комнаты, дверь которой охраняли два констебля. Чику помахала Травертину и роботу с луковичной головой, чтобы они прошли вперед нее. Ее собственный искаженный вид отразился от блестящей головы робота, когда она последовала за ними в комнату. Чику жестом указала на пару кресел.

- Попросите его помочь вам сесть, а затем отпустите его.

- Ваша собственная Ассамблея предоставила этого робота. Ты действительно так беспокоишься о неприкосновенности частной жизни?

- Ты даже не представляешь.

- Ах. Значит, я был прав - с кораблем какая-то проблема. Это позор. Я знаю, как много ты поставила на это. Твоя жизнь, твоя семья... всем пожертвовала ради этого единственного. - Робот помог Травертину сесть на его место, затем тот прогнал его, как можно было бы прогнать чересчур внимательного слугу. - Иди. Подожди снаружи.

- Разве экзо не был бы лучше для твоих суставов? - сказала Чику, когда робот удалился.

- Они не разрешили мне взять его - думаю, они боялись, что я превращу его в проходческую машину или что-то в этом роде.

- Куда бы ты пошел?

- Вот именно. В любом случае, я действительно не возражаю против робота. Раньше они беспокоились о том, что я причиню себе боль. Теперь их больше беспокоят толпы линчевателей и сумасшедших. Иногда люди бросают в меня камни. Это завораживает - быть в центре массовой ненависти. Это очень заземляет. Каждый должен попробовать.

- Любой, кто причинит тебе боль, будет наказан по всей строгости закона, - сказала Чику, как будто это утешило бы Травертина, если бы его забили камнями до полусмерти. - И, кстати, с кораблем все в порядке.

- Какой позор.

- Правда?

- Я думал об этом как о своей страховке. До тех пор, пока ты не знала, как заставить эту штуку работать должным образом, ты нуждалась во мне. Вот почему обычно приходили эти люди со своими идиотскими вопросами. Почему вы согласились поправить манжету, чтобы поддерживать меня на таком уровне дряхлости. - Он кивнул на черное кольцо на своем запястье, на котором все еще мигал индикатор состояния.

- Ты все еще ценен для меня.

- Я сомневаюсь в этом. Теперь у тебя есть твои нетерпеливые маленькие эксперты и больше времени, чем ты на самом деле заслуживаешь.

- Честно говоря, эта работа наскучила бы тебе. Когда мы запустим "Ледокол", и обнаружится, что мы прямо нарушаем Соглашение "Пембы", начнется настоящий ад. Это будет иметь серьезные последствия - это будет худший кризис внутри каравана со времен твоего судебного разбирательства. Полагаю, что старый политический термин для этого - "дерьмовая буря". Мы могли бы даже потерять нашу автономию.

- И это должно обнадеживать?

- Я надеюсь на это. В тот день, когда "Ледокол" отшвартуется, и мы сообщим, что создали новый двигатель, мы также отменим твое наказание.

- Отмените, - сказал Травертин. - Что именно это значит?

- Манжета будет снята - или перепрограммирована на терапевтическую работу, чтобы исправить часть вреда, который уже нанесли годы. Ты перестанешь стареть и начнешь совершенствоваться с каждым днем.

Травертин погрузился в глубокое задумчивое молчание. Казалось, он смотрит сквозь десятки метров сплошной скалы на что-то, расположенное за пределами "Занзибара". Мгновение тянулось неуютно. Чику не осмеливалась заговорить.

- В чем подвох? - спросил в конце концов Травертин.

- Ты должен вызваться добровольцем на эту миссию, - сказала Чику. - Ты все равно нужен мне, но и тебе это пойдет на пользу. На корабле ты будешь изолирован от неизбежных политических последствий.

- А как насчет методов лечения старости, на которые я рассчитывал? Как они вписываются друг в друга?

- Их не будет, - просто ответила Чику. - С нами будет только один врач, доктор Эйзиба - ты его знаешь. Там также будет медицинский робот и небольшой хирургический кабинет для экстренных случаев. Если кто-нибудь из нас серьезно заболеет, его снова отправят в спячку до тех пор, пока мы не воссоединимся с основным караваном. Это лучшее, на что мы можем надеяться.

- Но разве ваша команда не переходит в режим спячки с момента вылета?

- Как только мы покинем "Занзибар" и проведем кое-какие испытания двигателя.

- То есть, по сути, ты мне... ничего не предлагаешь. Манжета не подействует при спячке, поэтому, когда я проснусь на другом конце путешествия, я буду точно таким, какой я есть сейчас!

- За исключением того, что от наручников тебе хуже не станет. Кроме того, тебе будет обещано официальное помилование и все виды восстановительной терапии, которые мы сможем тебе предложить, когда прибудет караван, а это будет примерно через десять лет после того, как мы доберемся до Крусибла. - Чику глубоко вздохнула, убежденная, что у нее есть только один шанс доказать свою правоту. - Это лучшее, что я могу сделать. Между сегодняшним днем и датой запуска нет времени, чтобы выполнить какую-либо полезную для тебя терапию - даже подготовить тебя к полету будет достаточно сложно. Я хотела бы дать тебе все, чего ты хочешь, все, чего ты заслуживаешь, но не могу. Ты все еще нужен мне на "Ледоколе". Я даже не могу выразить, как сильно ты мне нужен на этом корабле.

Травертин наклонился к ней. - Что ты знаешь такого, чего не знает никто другой? Что привело тебя сюда? О чем ты всем не рассказываешь?

- Ты просто нужен мне на этом корабле.

- Ты любишь своих детей. Сколько им сейчас лет?

Чику пришлось на секунду задуматься. - Мпоси восемнадцать, Ндеге на год старше.

- Итак, сейчас они молодые люди, вступающие во взрослую жизнь. Ты ведь возьмешь их с собой, верно?

- Нет. Для них будет лучше, если они останутся здесь, с Ноем.

- А если бы ты могла взять их всех троих? Если бы ты могла убедить их или принудить силой?

- Я бы не стала.

- Что бы тобой ни двигало, ты уже поставила это перед