Кто не спрятался, я не виноват…(СИ) - "Изменяя_реальность"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Купила, пока ты разглядывала набережную, — небрежно пояснила она, замолкая. Саманта благодарно кивнула, принимая кофе.
— Красиво… Ты знаешь, а ведь Швейцария это вторая страна, в которой я побывала за прошедшие три недели. До этого я никогда никуда не выезжала за пределы Англии. Ну, то есть конечно была в Уэльсе и на севере страны… Но вот в Европе впервые. Как-то всегда не хватало времени с работой и тем ритмом, который Таннер задавал, — с сожалением произнесла Саманта, неожиданно для себя осознав, что её желание побывать заграницей сбылось, пусть и не самым лучшим образом, — правда, я не так формулировала свое желание, но что получилось, то получилось. В следующий раз буду загадывать более конкретно.
— Я тут второй раз. Первый так же по делу была. И толком ничего не увидела. В этот раз вот благодаря Таннеру оказалась аж в горах. Я смело могу добавить в свои достижения пребывание в Швейцарских Альпах, — как-то неловко рассмеялась Регина, вглядываясь в темно-синие воды озера. Солнечные зайчики играли бортами лодок, отражаясь, словно в зеркале, в глади воды.
— Да уж… Умеет он навести суету.
— Я очень надеюсь, что он выкарабкается.
— И я, — протянула Саманта, отворачиваясь, чтобы скрыть от спецагента Томпсон выступившие слезы.
Думать о том, что произошло было трудно, но память упрямо подкидывала картину двухнедельной давности: распростертое на полу вертолета тело Таннера с безвольно мотающейся головой при встряске, расползающаяся по салону лужа крови, и тяжелый стальной запах. Саманта сидела рядом с ним, вопреки требованию пилота занять сиденье и пристегнуться, и все держала и держала его за руку, тревожно вглядываясь в резко побледневшее лицо. Пальцами она еле нащупала на запястье слабо бьющуюся венку, и затаив дыхание и проклиная медленно ползущий вертолет, все считала удары его сердца, боясь пропустить хоть один. Дальше всё путалось в её воспоминаниях. Медики, что-то кричащие на французском, орущий на нее матом — это она смогла понять — охранник в холле госпиталя, сверкающий и больно бьющий по глазам свет белых ламп… Липкие холодные медицинские перчатки, исследующие ее лицо и бесконечный страх в груди. Страх, что она больше никогда не увидит Роберта. Не скажет, что благодарна ему за свое спасение. Не скажет, как сильно она его ненавидит за все произошедшее. И как бесконечно любит за непоколебимость духа и отвагу. Врачи, как не старались, не могли загнать ее в палату, каждый раз обнаруживая ее под дверями сперва операционной, затем палаты реанимации — ей казалось, что если она уйдет, оставит его, то с ним непременно случится что-то плохое. Что-то на букву “С” . Но время шло. Хирурги сновали туда-сюда, медсестры отчаялись бороться с настырной англичанкой, махнув рукой. Часы отмерили почти восемь часов с начала операции. Затем — бесконечный поток информации, который она, Саманта, даже не пыталась понять, задавая лишь один вопрос: “Он выживет?” Врачи пожимали плечами, разводили руками, прятали глаза. И это ее бесконечно нервировало, даже больше, чем зачастившие страховщики, полицейские, агенты разведки смежных стран, и вот эта странная спецагент Томпсон. Саманта открыто слала всех в самое далекое путешествие, которое могла для них придумать, ожидая лишь одного — известий о том, что ее начальник, друг и просто последний близкий человек обязательно выберется из лап смерти.
Из размышлений её вырвал телефонный звонок.
— Этвал, слушаю… — привычно произнесла она, ловя себя на мысли, что больше не испытывает гнетущего трепета от каждого звонка: она больше не ждёт известий из больницы, и в глубине души надеется лишь на то, что Роберту не больно.
— Мадемуазель Этвал, — с ярким французским акцентом произнес незнакомый голос. Саманта вслушалась в него, всё еще изучая взглядом жирных чаек на берегу, — господин Таннер пришел в себя. Вы можете навестить его!
Стаканчик с кофе упал на дорожку. Сердце в груди больно сжалось. Всё, что смогла пролепетать Саманта: “Скоро буду!” утонуло в задушивших её рыданиях. Регина растерялась. Неужели Таннер..? Но счастливые глаза Этвал, хоть и полные слез, говорили об обратном. Саманта заикалась, плакала, пыталась что-то сказать, но у нее не получалось в потоке всхлипываний и рваных вдохов. Вместо слов она лишь махала рукой в сторону Госпиталя, откуда они пришли пару часов назад. Регина кивнула и поискала глазами такси.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})====== ЭПИЛОГ ======
— И какой шоколад ты хочешь? Только не говори, что швейцарский, или я тебя добью! — с наигранной злостью фыркнула Саманта, глядя на улыбающегося Таннера.
Тот, наряженный в бледно-зеленую больничную пижаму, лежал, опутанный бесконечным количеством трубок и проводов. Рядом с его койкой уверенно чертил цветные кривые монитор пациента, отмечая пока еще не стабильный ритм сердца и чуть пониженное от нормы давление. Саманта мельком глянула на прибор, и хитро улыбнувшись, вновь перевела взгляд на Роберта. Тот, не смотря на бледность и большой зеленовато-фиолетовый синяк на правой половине лица, выглядел неплохо.
— Тёмный, с мятой, — немного подумав, уверенно произнес он.
Роберт прислушался к самому себе — голос звучал незнакомо, словно он совершенно разучился говорить. Слова давались с трудом, вызывая легкое головокружение, будто речь, как таковая, была сейчас сродни физическому труду. Монитор предупреждающе пикнул, отметив незначительный скачок артериального давления и увеличение частоты сердечных сокращений. Саманта кивнула, тепло улыбнувшись.
— Только давай без басен про красное вино и восстановление гемоглобина. В тебя влили почти два литра донорской крови… И ежедневно обкалывают какой-то дрянью, чтобы поставить на ноги, — взглянув на расположенный с противоположной монитору стороны инфузомат, заряженный большим шприцом с мутноватым раствором, недоверчиво произнесла она.
Роберт лишь отрицательно покачал головой, зажмурившись. Как только Саманта выскочила из его палаты, он медленно выдохнул, расслабляясь. Чувствовать себя беспомощным было непривычно, как и бездействовать. Лежать на спине, пялясь в белый больничный потолок, слушая характерный писк приборов, чувствуя гипнотизирующую сонливость. Всё это было когда-то давно. И вот снова он, со слов Саманты, балансировал между жизнью и смертью на протяжении двух бесконечно долгих недель. То ли не все дела на земле окончены, то ли таким, как он не место на том свете, но он был все еще жив, пусть и дышал с трудом, вздрагивая от приступов боли и покрываясь липкой испариной от подкатывающей тошноты. В отличие от этого ублюдка Флинна О’Коннела, гнить ему на помойке.
Чем еще можно заниматься на больничной койке, кроме как спать и думать? Вот сейчас, пока Саманты не было, он вновь предался тщательной ревизии произошедших событий. В голове начинало шуметь, стоило ему вспомнить произошедшее в деталях. Инфузомат, впрыскивающий через подключичный катетер очередной питательно-спасательный коктейль, противно запищал, информируя медперсонал об остановке действия из-за повышения артериального давления. Роберт, глянув на прибор, примирительно усмехнулся, одними губами шепнув: “Ну-ну, не ори!” И все-таки О’Коннел был чертовски прав: семья, хоть и в воспаленном безумством сознании, но все же была для него на первом месте. Пусть и в страшном, исковерканном виде, уродливая, проходящая через призму смертей стоящих на его пути жизней. Таннер прикрыл глаза, слушая, как продолжает жужжать больничный прибор, силком вдавливающий в его вены белесую жидкость. Семья… Как давно он забыл значение этого слова? Знал ли он его вообще когда-то? Долгие годы его семьей были коллеги и сослуживцы, впрочем сейчас ничего не изменилось. Кроме, пожалуй, его самого. Роберт подумал, что бесконечно измотан этими долгими, растянувшимися в вечность шестью месяцами странствий, смертей и предательств. Хотелось стереть всё, выкинуть из головы и просто вздохнуть полной грудью, не чувствуя горечи вины. Как там его крошка Сара? Всё ли хорошо, на сколько это возможно в свете случившегося. Будет ли она винить его в цепочке событий? Сердце больно кольнуло, нервно запищали сразу два прибора, призванных обеспечивать его жизнестойкость. Сквозь длинные темные ресницы он глянул на свое тело, заботливо прикрытое тонким гипоаллергенным покрывалом, опутанное бесконечным количеством прозрачных и цветных трубок, толстых и тонких проводков. Бесполезный кусок никому не нужного мяса. Впрочем, бесполезным было не только мясо, но и изорванная в клочья душа. Роберт, размышляя над этим не заметил, как в палату, воровато оглядываясь, скользнул невысокий стройный силуэт.