Собрание сочинений в 10 томах. Том 7. Бог паутины: Роман в Интернете - Еремей Парнов

— Просто я думаю, что человек останется зверем, пока не перестанет жрать живую плоть.

Файл 038

Наутро после вечерней передачи по московскому каналу Бобышкину позвонил Егор Тимофеевич Маслюков, опознавший в женщине, найденной в Салтыковке, дочь Ольгу. В деле, пополнившем счет «глухарям», обозначился первый просвет.

Через полтора часа Федор Поликарпович уже взбирался на пятый этаж старого обшарпанного строения, затерянного в тупичке между Ямскими улицами — Второй и Третьей. Насилу отыскал, блуждая в лабиринте гаражей-«ракушек».

— Был шрам у нее на горлышке, был, — по-стариковски пришептывая, подтвердил Маслюков.

По оценке Бобышкина, ему должно было быть года пятьдесят три-пятьдесят четыре, а на вид все семьдесят. Сдал человек. Понять можно: в один год потерять дочь и жену — это хоть кого сломит. И здорово зашибает, как видно: амбре и руки трясутся.

— Значит, узнаете? — Федор Поликарпович еще раз предъявил воссозданное на компьютере изображение. — Она?

— Она, она, Олечка, — Маслюков затрясся в беззвучном плаче.

— Можете не сумлеваться, — поддакнула сидевшая рядом на диване кряжистая старуха. — Не надо, Тимофеич, слезами горю не поможешь, — она успокоительно погладила его по спине. — Я как увидала по телевизору, так чуть со стула не свалилась. Сразу к ним, значится, кинулась. «Вашу Олю, — кричу, — показывают: нашлась!» Не поняла сразу, думала, что живая. Как же…

— Спасибо Матвевне. После смерти жены я и не смотрю телевизор. Все думаешь, думаешь…

— Вы родственница? — из вежливости поинтересовался Бобышкин. Мельком окинув скудную обстановку, он успел заметить в углу, возле тумбочки, свернувшийся кольцами кабель со штекером. Телевизор Маслюков наверняка пропил, оттого и не смотрел.

— Соседка ихняя, — промолвила старуха, поджав с постным видом губы. — Вешнякова Анна Матвеевна. Помогаю им, значится, по такому случаю.

— Очень благородно с вашей стороны.

— Да, спасибо Матвевне, — заученно повторил Маслюков.

— Фотографии Ольги Егоровны у вас не найдется?

Прошаркав в соседнюю комнату, Егор Тимофеевич вскоре вернулся, беспомощно развел руками, затем придвинул табуретку к шифоньеру и полез на антресоли. Долго возился, роняя на пол то старую меховую шапку, то вязаный свитер, пока не отыскал коробку из-под обуви, набитую снимками. Вывалив все на стол, принялся разбирать при деятельном участии Анны Матвеевны.

— Кажись, эта — последняя? — она отделила маленькую фотографию.

— Ольга Егоровна? — на всякий случай уточнил Бобышкин, хотя сходство не вызывало сомнений: компьютерщики потрудились на совесть.

— Она самая. Кто же еще?

— На паспорт снималась?

— На удостоверение, — с затаенной гордостью объяснил Маслюков, — когда в ЦК поступала.

— В ЦК? — удивился Федор Поликарпович. — В то самое?

— Другого у нас не было, — наставительно произнес Маслюков, подшмыгивая носом.

— Центральный комитет и у профсоюзов был, впрочем, он и нынче исправно функционирует. Значит, Ольга Егоровна на Старой площади работала?

— А как же! У самого товарища Ларионова! Уважал ее, подарки дарил дорогие. К восьмому марта и так, вообще… Как-то даже наведывался, спрашивал, но я сказал, что нет ее, понимаете?

— Не совсем, Егор Тимофеевич. Он когда приходил, Ларионов? Имени-отчества, кстати, не помните?

— Как не помнить? Она только о нем и говорила: Александр Антонович да Александр Антонович… Хороший начальник был, добрый… Чего я ему мог сказать? Ничего…

— Так когда он был у вас? — продолжал допытываться Бобышкин. — Уже после того, как ушла Ольга Егоровна?

— После, после, — махнул рукой Маслюков.

— Значит, совсем недавно?

— Не, еще в прошлом годе, так примерно в апреле.

— Получается, больше года! — недоуменно развел руками Бобышкин.

— Как же так? И вы не пытались ее найти?

— Где там! Она ведь и раньше пропадала неделями… После того как их закрыли, долго устроиться не могла. Наконец к армянину в палатку определилась продавщицей. Работала с утра дотемна, без выходных, но и получала прилично. Только-только стало налаживаться, как нагрянул префект — супрефект, черт их разберет, и велел палатку снести, ворюга! Образцу, вишь, не соответствует… Опять пришлось мыкаться, пока в фирму не взяли. И пошло-поехало… Нюхать начала, а потом колоться… Понимаете?

— Как не понять, Егор Тимофеевич, как не понять… Выходит, вы не видели дочь с начала прошлого года?

— Ага, с февраля.

— И ничего про нее не знали? Не искали?

— Почему не знали? Звонила. Не часто, но звонила. Интересовалась, как живем, может, надо чего… И Витька этот, дружок ее — вместе в школе учились, — приветы передавал. Он рядом, на Лесной жил, Витька.

— Жил? Уехал куда, что ли?

— Почем я знаю? Может, и уехал. Давно чтой-то его не встречал. Он ведь тоже из этих… Наркота, одним словом. Пропащее дело. Назад возврату нету. Уж лучше пить…

— Адрес знаете?

— К чему мне ихние адреса?.. Где-то напротив «Блинной».

— Фамилию хоть помните?

— Фамилию? — Маслюков потер лоб. — Вроде Дронов или Тронов?.. Погубили доченьку, сволочи, — всхлипнул он, закрывая лицо руками. — Погубили!.. И Витька ентот, и начальничек ее распрекрасный, и фирма проклятая.

— Что за фирма, Егор Тимофеевич?

— А бес ее знает!

— Что ж, спасибо и на этом. Сожалею, что вынужден был огорчить, но никуда не денешься… На днях приглашу на опознание. Вас тоже, Анна Тимофеевна.

— Понятное дело: служба. Я сама в Метрострое тридцать пять лет отгрохала… Олечку когда можно забрать?

— Я сообщу.

— Деньги на похороны, может, кто выделит? Не подскажете?

Федор Поликарпович только руками развел. У всех одни беды. Про то, как сводит концы с концами Маслюков, он и не спрашивал. Хорошо, если где подрабатывает. Пенсию-то не выслужил, да и проку от нее — одни слезы. Особливо, ежели пьешь.

— Где хоть она размещается, фирма эта? — спросил уже на выходе. — В каком месте?

— Вроде бы, в Салтыковке, — Маслюков вытер глаза рукавом побитого молью джемпера. — Не помнишь, Матвевна?

— В Салтыковке, в Салтыковке. Сам же говорил, что квартиру ей там обещали? Обманывают людей! Как те обманывали, так и эти врут прямо в глаза. Взять хоть меня, награжденного ветерана…

Терпеливо выслушав ее причитания, Бобышкин поспешил откланяться. Дойдя до конца улицы, он вышел на Лесную и сразу за трамвайной линией увидел вывеску «Блинной». Заявиться, как снег на голову, в отделение было бы несолидно. Вообразят невесть что и, как всегда, напортачат. Уважающий себя следователь по особо важным делам не нуждается в помощи участкового, когда требуется найти какого-то Дронова или Тронова. Для этого существует секретарша и телефон.