Журналистское расследование - Коллектив авторов

К этому непременно нужно добавить, что через несколько месяцев после того, как «дело Бородулиных» закончится, Владимир Кумарин, позиционирующий себя к тому времени с легальным бизнесом, окажется под арестом. Ему будут инкреминировать рейдерские захваты предприятий, легализацию денежных средств преступным путем и даже покушение на убийство и организацию убийств. На момент написания этого учебника Владимир Кумарин приговорен петербургским судом к 14 годам колонии строгого режима и штафу в 1 миллион рублей – за два эпизода рейдерских захватов и за легализацию доходов, полученных преступным путем; к тому же его ждали другие суды…)

Так что этому звонку Константинов не удивился. А удивился предложению Кумарина. Тот, заинтересованный «странным киднеппингом», обещал (причем даже на условиях конфиденциальности) дать АЖУРу 100 тысяч долларов, которые журналисты должны были передать за возврат детей или за любую информацию о похищенных детях.

Константинов поехал в АЖУР советоваться со своими коллегами-заместителями. Долго спорили, так как мнения разделились. Окончательное решение было за Константиновым.

БЕЗОШИБОЧНО

Несмотря на то что Агентство журналистских расследований, вступив в «денежные переговоры» с достаточно одиозной петербургской личностью – Владимиром Кумариным, сильно рисковало своей репутацией, решение – объявить о вознаграждении за информацию о похищенных детях – было принято верное. Потому что на кону была жизнь маленьких детей.

В результате 21 мая, в понедельник, на обложке газеты «Ваш тайный советник» крупно стояла фраза: «$100 000 за возвращение детей». И на второй странице – редакционный телефон, по которому можно было звонить и сообщать информацию о детях.

Мини-новость

Преступление против детей Бородулиных было резонансным, поэтому информация в «Тайном советнике» произвела эффект разорвавшейся бомбы. За эти несколько строк схватились буквально все журналисты города. Новость муссировали несколько дней.

А потом, когда страсти снова поутихли, некоторые усмотрели в этом… своеобразный самопиар Агентства журналистских расследований. Хотя тех журналистов в какой-то мере понять можно: на тот момент ведь никто не знал, что эти 100 тысяч долларов – не деньги АЖУРа. (Правда, потом, опять же значительно позже, от некоторых из них раздались некие полураздраженные пассажи: а что это там АЖУР начал искать детей с помощью каких-то там Кумариных? На что Андрею Константинову всегда хотелось сказать только одно: а что же вы-то не сделали этого «без Кумариных»?)

…Сама по себе эта информация о вознаграждении снова ни на йоту не продвинула никого в деле расследования преступления, однако «хворост» в костер был подброшен, и город снова активно заговорил о детях Бородулиных… Поскольку уже через три дня после похищения версии о дальнейшей судьбе детей были одна страшнее другой. Ведь не была озвучена информация о том, что похитители уже выставили финансовые требования; поэтому люди шептались в общественном транспорте: «Если сегодня-завтра преступники не дадут о себе знать, искать детей бесполезно». Этот вывод строился на статистике киднеппинга западных стран. Если похитители – не маньки, если у них – только финансовый интерес, они должны были объявить о своих требованиях в первые три – пять дней.

На что рассчитывал АЖУР, публикуя эту информацию?

– У меня, если честно, – вспоминает май 2007 года Константинов, – не было ни малейшей надежды на удачу. Я просто рассчитывал, что, может быть, какая-то внимательная бабулька из своего окошка что-то видела, и деньги сподвигнут ее поделиться этой информацией…

Конечно, Константинову и в голову тогда не могло прийти, что в АЖУР позвонят сами похитители…

Звонок «Третьего»

Позвонили они 31 мая сначала по телефону приемной Агентства, который был указан в газетном объявлении о вознаграждении за информацию о похищенных детях.

ОШИБКА

Поскольку в АЖУРе никто не верил в то, что позвонят «сами», секретаря приемной никто специально не инструктировал, как разговаривать с похитителями. (Позднее это неверие подведет и Константинова.)

К счастью, секретарь Агентства – профессионал и всегда и сразу понимает, кого действительно надо срочно соединить с руководством, кого – адресовать к репортерам, а кому попросту посоветовать обратиться за помощью в другие инстанции. Вот и на этот раз, несмотря на настоятельное требование говорить «только с Константиновым», абонент-аноним получил вежливый отпор: либо вы называете тему предстоящего разговора с директором Агентства, либо… «Назовите хотя бы ключевое слово беседы», – сказала секретарь. И звонивший, наконец, произнес: «Ключевое слово – „дети“».

Об этом разговоре секретарь Агентства сразу доложила Константинову: люди, у которых есть информация о детях, будут перезванивать в пять часов вечера.

Но на семнадцать часов у Константинова было плановое мероприятие – участие в форуме журналистов Северо-Запада России «Сезам», где он вручал приз победителю одной из номинаций. Как быть? Решили, что на церемонию директор АЖУРа пойдет с мобильным телефоном дежурных репортеров, и, если «те» перезвонят в Агентство, секретарь передаст им номер этого телефона для связи с Константиновым.

…На фестивале «Сезам» помимо лучших журналистов Северо-Запада было много именитых гостей: декан журфака профессор Шишкина, полпред президента России господин Клебанов… Было много приветствий, речей, музыки, шума, гама… И вот среди этого шума Константинов, спускаясь со сцены, вдруг ощущает, что рядом что-то начинает противно и незнакомо пощелкивать, причем было похоже, что… в его же собственном кармане. Это походило на металлический звук – «цак-цак-цак!». Потом звук смолкает. Константинов автоматически лезет в карман и извлекает репортерскую трубку АЖУРа (вот почему звук был незнакомый) с непринятым вызовом на дисплее. Через несколько секунд снова – «цак-цак-цак!». И Константинов недоуменно нажимает на клавишу.

« – Алло, Андрей?

– Андрей.

– Я по поводу детей».

ОШИБКА

И здесь Константинова подводит его постоянный плотный график работы, обязательное участие в многочисленных общественных мероприятиях и абсолютная неготовность к тому, что кто-то позвонит по поводу детей, тем более – сами похитители. Поэтому под грохот музыки и ор зала, стараясь говорить как можно тише, он произносит:

«Слушайте, извините, пожалуйста, вы не могли бы перезвонить через полчаса, я – на мероприятии…»

Этот звонок из-за интуитивной оттяжки Константинова мог оказаться последним. И даже роковым. Но звонивший, к счастью, не бросил трубку, а достаточно твердым голосом произнес:

« – Нет! Значит, так. Дети – у нас. Нам нужен „лимон“. В милицию не обращайтесь, потому что будут проблемы. Мы готовы предоставить доказательства, что дети у нас. Если вы готовы разговаривать…»

Константинов потом вспоминал, что просто опешил от услышанного. Рядом, в метре от него, сидели полпред президента России, другие известные люди, а ему в трубку кто-то говорит про похищенных детей, про выкуп, и что этот «кто-то» – скорее всего – преступник. И Константинов, прикрывая телефон рукой, делает почти невозможные усилия, чтобы выбраться сквозь тесные ряды кресел вон из зала. Наконец, это ему удается и он оказывается в холле.

« – Как мне вас называть?

– „Третий“.

– Очень приятно…

– …Послушайте… Дети – у нас. Нужен „лимон“… – снова повторяет свою информацию абонент.

– Перезвоните мне завтра.

– Хорошо, я завтра позвоню в три».

То есть завтра, понимает Константинов, «Третий» будет звонить в три часа дня.

…В тот момент его сразу «зацепил» голос звонившего. У него (как, впрочем, потом и еще у нескольких человек, говоривших по телефону с «Третьим») сразу возникло ощущение, что его абонент – человек, который либо в прошлом носил погоны, либо носит сейчас. Скорее всего, подумал Константинов, это – петербуржец, который много лет прожил в нашем городе, потому что у него отсутствовали характерные диалектные отличия. Однако в речи была особая интонационность, присущая служивым людям. «Я сам – офицер запаса, – говорит Константинов, – и эту особую привычку построения фразы улавливаю сразу. Стилистика беседы была нейтральной, он не употреблял каких-то особых жаргонных выражений, но вот эта его интонационность…»

Не успел Константинов додумать мысль об особенностях речи людей в погонах, как похожая интонационность прозвучала снова, но уже в другом телефонном звонке и на другую – личную трубку Константинова.

Это был особенный абонент – начальник ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области, генерал-лейтенант милиции Владислав Пиотровский. И звонил он, естественно, не по «делу Бородулиных», а по поводу ухудшившихся их с Константиновым взаимоотношений после городского марша несогласных. (На этом марше от рук милиции пострадали несколько журналистов, работавших на репортажах, профессиональное сообщество городских СМИ во главе с председателем Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленобласти Андреем Константиновым, естественно, требовало официальных извинений, но их не поступало…) У Константинова в голове еще был звонок от потенциальных похитителей, а тут: «Андрей, ну послушай, у нас ведь всегда были нормальные отношения. Ну что ты нагнетаешь обстановку?» – «Да ничего я не нагнетаю. Ты сам пойми…»