Вардананк - Дереник Демирчян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не по силам нам это, ты прав! – покачал головой азарапет. – Попытаемся удержать его… Потонет в крови наше начинание!
Артак, оставшийся в шатре Вардана, грустно задумался над разногласиями среди сторонников Вардана. Что же выходило – Вардан оставался одинок, без поддержки?..
– Больно признаться мне, князь, но даже и близким друзьям моим недоступно многое… – Голос Вардана звучал скорбно. – Нершапух Арцруни – умелый воин, ему я доверил бы ведение любого сражения. Но недоступна ему истина…
Артак не понял – о какой истине говорил Вардан, но, глубоко доверяя Вардану и почитая его, юноша не решился переспрашивать Молчание и бездеятельность Вардана сильно смущали Васака. Почему так скромно и покорно ведет себя этот неукротимый таронец? Что таит он в глубине своей пылкой души, не обдумывает ли какого-нибудь грозного удара?..
– Видите, он все молчит! – заметил и Манэч Апахуни, – Видно, взвешивает силы.
– Словно попавший в капкан старый волк! – усмехнулся Гадишо.
– Уж заюворил бы лучше!.. – сетовал Васак. – Ничего хорошего не предвещает это его молчание. Оно опаснее, чем все его слова.
– Но почему бы нам не упрятать его?.. – воскликнул Манэч, которому эта мысль показалась блестящей. Васак горько усмехнулся.
– Чтоб прославить его как подвижника? – хмуро спросил он. – Чтоб немедленно вызвать мятеж? Нет!.. От меня требуют не кровопролития. Надо предупредить восстание, надо добиться от него покорности без пролития крови – вот в чем моя задача!
– Но каким образом? – с отчаянием спросил Манэч.
– Надо поставить его перед численным превосходством объединенных войск – наших и персидских!
– А возможно ли это?
– В Зарехаване будет возможно.
Однако беспокойство Васака усиливалось. Все поведение Вардана, его молчание, ею замкнутость совершенно не вязались с характером волевого, пылкого и деятельного Спарапета.
«Нет, нет, какое-то большое безумие затевает он!.. – думал Васак, сидя в одиночестве в своем шатре. – Нужно узнать, нужно предупредить…»
Спустилась тьма. Вардан прилег на бурку и, заложив руки за гогаву, стал вслушиваться в голоса ночи, обдумывая предстоящие действия. Он мысленно вернулся к своему прошлому, вспоминая, как служил персидской державе, к своим путешествиям, к испытаиям, выпавшим на долю родной стране, к вековым притеснениям, которым она подвергалась со стороны персов, к вековой борьбе народа с персами.
Что же помогало стране Армянской, чем спаслась она, благодаря чему уцелела? Когда и чем спасется она в непрекращающейся борьбе от постоянно заливающих ее потоков крови? А теперь еще и это, величайшее из испытаний!.. Чем оно кончится? Что предпринять, чтоб предупредить удар?..
Вардан припомнил арташатское собрание, данный там обет, народное восстание, свои военные меры и возложенные на князя Амазаспа тяжелые обязанности. Мелькнула мысль, что час испытания наступил ранее, чем его ожидали, и вот он несет гибель и армянскому народу и ему – спарапету народа. А что, если уже поздно? Но вгдь он не имел возможности действовать раньше! А теперь дракон тесно сдавил их своими кольцами, и он не может пробиться в Зарехаван, чтобы подготовито ответный удар. Но ведь и сил для этого удара пока еше нет; да он и сам не знает, какие силы для этого потребуются… Вести о народных восстаниях радовали и обнадеживали Вардана. Как воин он видел, что это стихийное движение имеет и свои слабые стороны: им трудно было руководить, трудно было бы заставить повстанцев подчиняться правилам ведения боя, и организованные военные силы герсов легко разгромили бы их.
Вардан давно и не раз задумывался над участью родной страны. Теперь же казьлось, сама жизнь поставила перед ним задачу – решить судьбу армянского народа. Пора бы покончить с этим состоянием длившейся веками агонии Вардан вышел из шатра, стал у входа. В десяти-пятнадцати шагах безмятежно похрустывали кони и били копытом. Спали воины персидского отряда Ветер доносил снизу, из долины, журчание и прохладу речки.
Вардан отошел от шатра. И тотчас же рядом вырос Арцви.
– Спарапет?
– Следуй за мной.
Громко заливались цикады, наполняя воздух ликующим стрекотанием.
Вардан подошел к холму. Внизу шумела речка. Напротив виднелась церковь; окна и двери ее светились, – там служили вечернюю обедню. Перед глазами Вардана сновь возник по арташатское собрание, принесение обега католикосом, пастырями, нахарарами и народом, чтение ответного послания Акерту. Казалось, все это било во сне… Мог ли он представить себе, что когда-нибудь ему придется тайком и издали наблюдать церковную службу, во время которой народ, возможно, вынесет решите против него!..
Горячая волна стыда залила лицо Вардана. Где же подвижничество? Где обет, дангнй «перед лицом бога и народа»? Народ готот выполнить свой обет, не задумываясь над тем, сможет ли он противостоять вражескому войску, не взвешивая своих сил, не учитывая своих возможностей, пе заботясь о том, останется ли он жив, пли бесследно погибнет… Нет! Народ поднялся, чтобы держать ответ «перед богом и людьми» мужественно и прямо, без двоедушия… Но разумна ли подобная отвага? Не приведет ли она иарод к гибели?
Печальная улыбка пробежала по лицу Вардана. Что было бы, если б в Персии он оказал сопротивление и принял мученический конец? Была бы в этом хоть капля надежды на спасение народа? Принесло бы это пользу народу? Над этим он и задумался.
– Так ли это?.. – вполголоса выговорил он. Сердце его билось, как если б он сделал важное открытие. Арцви выступил вперед:
– Что, Спарапет?..
Вардан не отозвался. Всеми силами души ухватился он за это подобие надежды. Неужели впервые почувствовал он ее? Нет, конечно, нет! Она яплялась ему и раньше не раз на протяжении всей его жизни. Но в эту ночь, в этот критический для страны час, когда его душа достигла крайней степэни отчаяния, надежда вспыхнула подобно яркому факелу. Это была надежда на то, что и после гибели воина-подвижника останется нетленным и живым нечто равноценное его жизни, и останется оно не в загробном, потустороннем мире, а в мире живых… В этом и заключается высший смысл подвижничества!
Вардан мысленно вернулся к темнице Азкерта, в которой он хотел принять мученическую смерть. Его товарищи сочли неразумным это желание, уверенные в том, что с их гибелью погибнет и весь народ, что даже если б погиб один только Спарапет, и то гибель угрожала бы всему народу. Была ли истина в этом Мнении? Теперь Вардан ясно видел то, что тогда постигал с трудом: истины в этом не было! Разве может народ погибнуть? Нет! Народ остался бы жить, он бы продолжал борьбу. Именно так и жил армянский народ. Жизнь народа – это жизнь в веках. Из поколения в поколение жил бы народ, борясь, проносил бы он с собой стремление к свободе и когда-нибудь, где-нибудь дошел бы до ее пристанища. И счастливые поколения, спасенные ценой подвижничества своих далеких предков, жили бы свободными. Вот жизнь народа, вот ее смысл!
Во тьме черной громадой высился Масис, хмуро погруженный в свои вечные думы. О чем он думал? О вечности? Только Масис мог думать о ней, в ней была его сила… То, что преходяще, то, что подвержено смерти, не имеет отношения к этой древней горе!
Вардан задумчиво смотрел на Масис, как бы пытаясь разглядеть лампаду, которая, по преданию, незримо подвешена к небу над его вершиной. Он вспомнил слышанный в детстве рассказ няни о том, что пока горит над Масисом эта неугасимая лампада – будет жить и армянский народ. Чудом была эта не поддерживаемая ничем лампада, но не чудом ли был и этот маленький народ, который жил и живет без могучей поддержки? Да, великий смысл таится в этой древней горе! Именно у подножия Масиса открыл свои глаза народ, на него смотрел и у него учился мудрости. Из века в век этот мудрый исполин вдохновлял глядевший на него народ. Он, этот исполин, вознесся ввысь из земли так же, как и народ Нет! Не надо опасаться за жизнь народа!.. Он будет жить!
«Нужно решительно поднять его на войну, – говорил Вардан сам с собой. – И пусть борется! Он не погибнет…» И если сам Вардан не сможет очиститься от грязи, которую взял на себя, находясь среди врaгов; если напрасны будут его попытки и никто не сможет счгчмь несовершившимся совершенное – пусть, по крайней мере, народ останется чист и чистым пойдет на подвижничество!
– Если бы я мог искупить мой грех спасением народа! – пробормотал Вардан.
Трудно, невероятно трудно спасти армянский народ. В подвижничестве его спасение, в подвижничестве непрерывном, из поколения в поколение, – до тех пор, пока не откроется перед ним дверь свободы!
Тяжелой была ночь и для Васака. Он решил приступить к действиям в Згрехаване, сделать там первый шаг, раскрыть карты перед Вардашы и, оставив свою двусмысленную политику, действовать открыто и решительно. Ведь на него глядели Азкерт, Михрнерсэ, жрецы, приверженцы и вся страна!.. Но куда вел избранный им путь? Ведь то, что он задумал, называлось изменой. Именно так называлось в стране Армянской то дело, которому он решил себя посвятить. Но что представляло собой это дело в действительности?