Последняя война. Великий Гусляр. Подземелье ведьм (сборник) - Кир Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но почему? Ведь японцы клянутся, что ляльки безобидны.
– Они безобидны, – ответил Минц, останавливаясь перед большой лужей, которая лежала посреди переулка Текстильщиков и за последние пятьдесят лет обросла по краям камышом, где таились лягушки. – Ляльки безобидны, но их функция… их и вывели для того, чтобы любить хозяина и пользоваться ответной любовью. Это – животные для любви и ради любви. Но ведь любовь – самое эгоистичное из чувств.
– Лев Христофорович! – отмахнулся Удалов. – Ну при чем тут эти лисички? Это же не люди!
– Любовь – чувство вселенское, – торжественно ответил Минц. – Если крошки ляльки любят своих хозяев, они не могут делить эту любовь с другими. И чем дальше, тем больше. Я даже допускаю, что их японские творцы не подозревали, что чувства в ляльках будут усиливаться от поколения к поколению. Полгода назад, когда в Гусляре появилась первая лялька, она была робким, нежным созданием. А сейчас в каждом третьем доме лялька правит бал, а на улицах и в садах оказались никому не нужные ляльки, которые тем не менее тянутся к человеческой любви и инстинктивно понимают, что не получают ее из-за конкурентов. Знаешь что, Корнелий? Я боюсь, что стремление генетиков создать идеальную машинку любви приведет к созданию идеальной машинки смерти.
Удалов не удержался и засмеялся.
Отозвалась, заквакав, лягушка, которая сидела на краю лужи, среди камышей. И тут же что-то блеснуло в свете фонаря, плеснула вода – лягушка не успела прыгнуть в воду, как исчезла в ротике ляльки, сразу же растворившейся в камышах.
– Что? – удивился Удалов. – Что случилось?
– Ничего особенного, очередная сцена ревности. Лялька полюбила тебя, а ты стал смотреть на лягушку.
Удалов отмахнулся, не поверив старому другу. И они пошли домой – в тишине весеннего вечера, когда даже коты молчат, а попискивают лишь противоугонные сигналы на «мерседесах» – но тут уж ляльки ни при чем.
Со всех концов света поступали тревожные сигналы.
Человечество разделилось на две части. Первая часть – владельцы лялек, бескорыстно и нежно привязанные к своим зверькам и готовые ради их сохранения на любые жертвы (их ляльки, кстати, тоже были готовы на все, чтобы сохранить привязанность любимых хозяев). Другая же часть – те, кто полагал, что от этой эпидемии любви исходит опасность для всего человечества.
Разумеется, среди населения оказались и особые группы. Например, число российских граждан, подписавших петиции за возвращение Японии южнокурильских островов, приближалось к 20 % численности населения нашей державы.
Следующее тревожное сообщение пришло из Колумбии.
Наркобарон Эскобар Хуанито развел у себя на вилле шестьдесят хуаниточек, как именовали лялек в тех краях. Они ходили за ним стайкой, глядели ему в глаза и любили его куда больше, чем подчиненные. И вот однажды на виллу к Эскобару пожаловал прокурор Боготы, чтобы в спокойной обстановке вручить тому ордер на арест.
Произошел резкий обмен репликами между прокурором и Эскобаром. После чего прокурор отправился к своей машине.
Но дойти до нее не успел. Шестьдесят хуаниточек набросились на него, как стая ос, и в минуту обгрызли прокурора до белых косточек. К несчастью для хозяина виллы, полностью одобрившего действия своих крошек, сцену наблюдали шофер и охранник прокурора, которые заперлись в бронированной машине и смогли вырваться с территории виллы, только преодолев пулеметный огонь охраны.
Вечером виллу штурмовали вертолеты, всех хуаниточек захватили как вещественные доказательства, а сам наркобарон скрылся.
К утру, движимый благодарностью к любимицам, он совершил налет на прокуратуру и скрылся в лесах вместе с хуаниточками.
Банда Эскобара, к которой постепенно примыкали все новые отряды головорезов и приблудных лялек, вскоре превратилась в армию, которая претендовала на власть над Колумбией.
В Гусляре некоторые верили в эту историю, например Минц. А некоторые, как семейство Савичей, считали все это происками ляльконенавистников. Так что когда в прессе начали раздаваться голоса о том, что лялек надо ликвидировать, возмущению мирных владельцев этих крошек не было предела. Они, как говорится, готовы были лечь на рельсы.
Потребовались новые драматические события, чтобы общественное мнение мира начало склоняться к враждебной лялькам позиции.
А события были следующими (хотя их описанию Савичи тоже не верили).
В Болгарии стайка лялек, объединенная нежной любовью к воспитательнице детского сада в Пловдиве, уничтожила младшую группу детей, потому что малыши шумели и не слушались своей воспитательницы.
В Южной Корее три ляльки, принадлежащие командиру полка, сожрали экипаж танка во время учений, ибо члены экипажа нелестно отозвались о душевных качествах полковника Ким Сен Ира.
Пробравшись на американский космический корабль «Атлантис», парочка долли – любимцы астронавтов – убили штурмана Блеки Брауна, который по рассеянности занял спальное место хозяина долли первого лейтенанта Конолли.
Можно не приводить новых примеров – их были тысячи, и с каждым днем они множились. Любовь милых созданий была убийственна, как любая идеальная любовь…
И вот в начале сентября, когда уже не только подмосковные леса, но и джунгли Вьетнама кишели ляльками, не оставившими в лесах ни единого живого существа, ООН большинством голосов при шести воздержавшихся приняла решение о прекращении производства лялек (долли, хонки), а также об истреблении тех, что покуда живы.
О, какие драматические сцены разыгрывались, когда специальные международные команды проходили по домам, извлекая и увозя любимых зверьков! Не обошлось и без вооруженных схваток. Австралиец Бен Костелло держался против полиции шесть суток, и его пришлось разбомбить с вертолета.
Наконец безумно дорогая операция закончилась.
Удалов заглянул к Минцу и сказал с порога:
– Ну что, пошли в лес, будем слушать птиц?
– Ангел мой, – ответил Минц. – Откуда ты возьмешь птиц? Они вымерли, как динозавры.
– Разведем, – ответил Удалов.
Они пошли гулять. Всюду было тихо. Люди ходили потерянные, мрачные, обездоленные.
Гуляя, дошли до огородных участков, что тянутся вдоль леса.
Там увидели Савича. Он как раз подходил к своему участку. В одной руке он нес лопату, а в другой дорожную сумку.
– Привет, Никита, – сказал Удалов. – Тоскуешь по своей ляльке?
– Ох, тоскую! – ответил Савич и прибавил шагу.
И вдруг Удалов увидел, как сумка в его руке шевельнулась.
– Никита! – закричал Удалов вслед Савичу. – Ну что ты делаешь! Неужели ты не понимаешь, что нельзя оставлять в живых ни одной ляльки?
Никита злобно поднял лопату.
– Если донесете, – сказал этот мирный и робкий провизор, – убью на месте. Мне нужна любовь. Я получаю и дарю ее!
Минц с Удаловым не стали сражаться с Савичем. Именно тогда Минц предположил, что по крайней мере половина лялек осталась у своих хозяев, которые их умело спрятали. А это значит… ну, вы понимаете: или цивилизация, или любовь!
И Минц уселся за изготовление средства против лялек.
Каким-то образом сильно поумневшие и живущие теперь все больше по лесам ляльки прознали про грозящую им опасность, и дом № 16 трижды подвергался штурму, но, к счастью, устоял. Убили только последнего в городе, упорного, могучего, мрачного кота Василия, который на своем боевом счету имел штук двадцать лялек.
Наконец Минцу удалось создать средство от лялек.
Как всегда, ход мыслей ученого был необычным.
Он понимал, что травить лялек или истреблять их иным способом не только антигуманно, но и опасно. Исторических примеров тому в России достаточно. Вы только попробуйте раскритиковать политика, уличить его в мздоимстве и воровстве, а еще пуще – посадите его в тюрьму за то, что он ограбил приют и убил нескольких бабушек. И тут же в сердцах людей поднимется сочувствие, жалость к этому мерзавцу и острое желание избрать его губернатором.
Как только вы напустите на лялек мор, любовь к ним утроится. А к чему это приведет – неизвестно. И не исключено, что через год-два какая-нибудь лялька станет у нас президентом.
Так что Минц придумал способ безболезненный, хоть и очень обидный для ляльковладельцев.
Ему удалось создать безопасный аэрозоль, заполнивший околоземное пространство. Люди ничего не почувствовали, а ляльки почувствовали.
Отвращение к людям.
Включая любимых хозяев.
Лялька просыпалась утром, смотрела, как встает, потягиваясь, хозяин, как он спешит на кухню, чтобы подогреть молоко для возлюбленной ляльки. И вот пока он суетится, лялька вдруг испытывает приступ нелюбви к хозяину и к его домочадцам, к людям вообще. Такой сильный приступ, что кидается в форточку и несется в густой лес, в пустыню, в горы – только чтобы не видеть опостылевшие людские морды.
Это была дудочка крысолова, но как бы наоборот. Ляльки шли не за крысоловом, а бежали от него и его друзей.