Мои печали и мечты (Сборник пьес) - Алексей Слаповский

Он нажимает на кнопку: оглушительный зуммер.

Квартира Чембуковых. Олег Семенович ужинает, скромно выпивая по ходу дела пару стопок водки, наливая себе из графина. Входит Нина Кирилловна с тарелкой.

ОЛЕГ СЕМЕНОВИЧ (продолжает рассказ). Так вот, она мне говорит, причем смотрит вот так вот, вот такими вот глазами, а глаза красивые, конечно, и говорит: я учила, как могла, но у меня серьезные жизненные проблемы. Может, говорит, я вам расскажу, и вы поймете, только не здесь, конечно, а где-нибудь. Она имела в виду: в приватной уютной обстановке.

НИНА КИРИЛЛОВНА. Ты хочешь сказать, она готова за экзамен тебе, старику, отдаться?

ОЛЕГ СЕМЕНОВИЧ. Какой я старик, это еще вопрос. Михневич тоже старик, а такой ходок, что пыль столбом, все знают. Главное — для нее это ничего не стоит! За экзамен предложить себя — да не вопрос!

НИНА КИРИЛЛОВНА. Я не знаю, чему ты удивляешься, пора привыкнуть.

ОЛЕГ СЕМЕНОВИЧ. Да? Может, пора начать пользоваться такими предложениями?

НИНА КИРИЛЛОВНА. А что, не хочется?

ОЛЕГ СЕМЕНОВИЧ. Я не об этом! Я о том, что она любыми способами все-таки закончит университет. И даже, может, пойдет работать в школу. Идет же кто-то работать в школу. И будет учить нашу внучку, понимаешь? Вопрос — чему?

НИНА КИРИЛЛОВНА. Истории. Одно другому не мешает. Судя по тому, как ты разгорячился, она тебе очень понравилась. (Гладит его по голове.) Я очень ценю твою принципиальность и супружескую верность.

ОЛЕГ СЕМЕНОВИЧ (дергает головой). Спасибо! Я, действительно, начинаю жалеть. В самом деле, та же история учит, что успешен тот, кто разрешает себе любую подлость.

НИНА КИРИЛЛОВНА. Успокойся. Эта студентка не с луны свалилась, мы же ее и воспитали. Наше поколение, я имею в виду.

ОЛЕГ СЕМЕНОВИЧ. Плевал я на поколение! Поколение само по себе, а я сам по себе! Где Виктор?

НИНА КИРИЛЛОВНА. Сказал, скоро будет. В больнице у Иры опять. Хотел взять с собой девочку, я отговорила — и так таскает каждый день, а там больница все-таки, зараза.

ОЛЕГ СЕМИЕНОВИЧ (крутит пальцем у виска). Там другая зараза.

НИНА КИРИЛЛОВНА. Думаешь, это не передается? Она и до больницы была… своеобразная. И сын наш другим стал, разве нет?

Звонок в дверь.

НИНА КИРИЛЛОВНА. Вот, пришел. Звонит — ключи забыл, наверное.

(Идет открывать и возвращается с супругами Лохайло).

БОРИС ЯКОВЛЕВИЧ. Здравствуйте! Надеюсь, мы имеем право навестить внучку? Как вы живете в такой тесноте, здесь же нечем дышать!

ИРЭНА ПЕТРОВНА. Мы соскучились…

НИНА КИРИЛЛОВНА. Сейчас посмотрю, она спала… (Приоткрывает дверь в другую комнату). Проснулась. Улыбается.

Борис Яковлевич проходит в комнату, Ирэна Петровна за ним.

ОЛЕГ СЕМЕНОВИЧ. Даже рук не помыл. И ботинок не снял.

Пауза.

НИНА КИРИЛЛОВНА. Что они там делают?

Хочет войти, но тут из комнаты выходит Борис Яковлевич с ребенком, завернутым в одеяло. Ирэна Петровна идет следом.

БОРИС ЯКОВЛЕВИЧ. Значит, так. Дискуссии только замедляют процесс. Я неоднократно звонил Виктору и просил его рассмотреть вопрос о нахождении ребенка там, где ему будет лучше. Он отказывался. А сейчас вообще его нет дома. Ребенок валяется один, вы тут водку пьете.

ОЛЕГ СЕМЕНОВИЧ (встает). Господин Лохайло…

БОРИС ЯКОВЛЕВИЧ. Я вас не перебивал, дослушайте! Мы имеем абсолютно такое же право на ребенка, как и вы! Тем более, что наша дочь — его мать!

НИНА КИРИЛЛОВНА. Но она сейчас больна…

БОРИС ЯКОВЛЕВИЧ. А кто виноват? Ваш сын, который ее до этого довел! Ребенка чуть не угробил, еле откачали, жену до психушки довел! Его к людям вообще нельзя подпускать! Тем более, они до сих пор официально не в браке, следовательно, ребенок вообще принадлежит матери, а если я сказал про равные права, то из уважения к вам, потому что я культурный человек и привык уважать даже тех, кого презираю. Так что… Короче, у нас там в машине квалифицированная няня, элитная няня, две тысячи евро берет, мы сейчас сажаемся и едем к нам.

ОЛЕГ СЕМЕНОВИЧ. Это… Не понял… Это же похищение натуральное! Приехал, схватил, увез! Вы соображаете, что делаете?

НИНА КИРИЛЛОВНА (в телефон). Виктор, немедленно домой, Марфу увозят!

БОРИС ЯКОВЛЕВИЧ. Не успеет! Я вообще сделаю все, чтобы его лишили родительских прав, потому что он моральный урод! Все, остальные вопросы — через моего адвоката! (Несет ребенка к двери).

Олег Семенович хочет догнать его, но на пути встает Ирэна Петровна.

ИРЭНА ПЕТРОВНА (не давая пройти). Я вас прошу, не надо, будет только хуже! Если он что решил… Мы еще обсудим. Мы обязательно договоримся. Извините. (Уходит).

Чембуковы в оцепенении.

ОЛЕГ СЕМЕНОВИЧ. Это же… Он же натуральный бандит!

НИНА КИРИЛЛОВНА. А ты жертва.

ОЛЕГ СЕМЕНОВИЧ. Нет, но… Я даже сообразить не успел.

НИНА КРИЛЛОВНА. Ты не мужик, Олег. Был бы ты мужик, ты бы и девушку эту трахнул, и ребенка бы не позволил забрать, и этому хаму навесил бы так, чтобы скорую помощь пришлось вызывать.

ОЛЕГ СЕМЕНОВИЧ. Ага. И меня в тюрьму?

НИНА КИРИЛЛОВНА. И посидел бы. Лучше бы понял историю: все великие исторические деятели сидели в тюрьме.

ОЛЕГ СЕМЕНОВИЧ. Ты серьезно?

НИНА КИРИЛЛОВНА. Да иди ты на хрен, Олег Семенович, надо что-то делать, а он челюсть отвалил: (передразнивает) «ты серьезно?»

ОЛЕГ СЕМЕНОВИЧ. Хорошо. Я звоню в милицию. (Видит насмешливый взгляд Нины Кирилловны). Нет, а что еще?

Больница. Виктор ждет, выходит Ирина. Бодрая, оживленная. Они обнимаются, целуются.

ИРИНА. Сказали: в понедельник будет смотреть главврач и, скорее всего, отпустят.

ВИКТОР. А я надеялся, ты уже в выходные выйдешь.

ИРИНА. Я тоже надеялась. Ну, как там?

ВИКТОР. Нормально.

ИРИНА (смеется). Ты так осторожно говоришь, будто я все еще больная. Говори все, как есть.

ВИКТОР. Полная чушь. Моих родителей вообще близко не подпускают. Не отвечают на звонки. Я приезжаю, общаюсь в присутствии твоей матери, какой-то няньки проститутского вида и охранника.

ИРИНА (смеется). Серьезно?

ВИКТОР. А ты не знаешь? Вы же созваниваетесь с матерью, с отцом.

ИРИНА. С мамой да, с отцом нет. Но она про охранника ничего не говорила. И про няньку проститутского вида. Говорит: девушка с двумя высшими образованиями, с тремя иностранными языками, нянчила детей какого-то русского миллиардера в Лондоне. Я, конечно, ее отправлю обратно в Лондон, когда вернусь.

ВИКТОР. И что будем делать? Жить в этом доме под наблюдением охранника?

ИРИНА. Нет, конечно. Возьмем Марфеньку, вернемся на свою квартиру, к нас аренда не кончилась еще, и не пустим на порог ни моих, ни твоих.

ВИКТОР. Моих-то за что?

ИРИНА. Для справедливости. А если моему отцу не нравится, что я снимаю квартиру, пусть купит. Ему вполне по карману.

ВИКТОР. Это будет твоя квартира, а я буду кто? Кстати… (Долго, словно запутавшись рукой, вытаскивает из кармана коробочку, раскрывает ее).

ИРИНА. Это что? (Хохочет.) Витька, видел бы ты себя! Это ты? Ты же презирал все эти условности — обручальные кольца, запись в загсе!

ВИКТОР. Это когда ребенка не было. Кстати, в свидетельстве о рождении я отцом записан. В загсе. Но не в этом дело. Будь моей женой, Ир, пожалуйста.

ИРИНА (берет кольцо, надевает). Ладно, буду. (Рассматривает кольцо). Хоть ты и дизайнер, а вкус у тебя… И с глазомером не очень — велико. Но мне нравится. Мне очень нравится. (Целует Виктора).

ВИКТОР. Прости меня.

ИРИНА. Ты каждый раз будешь прощения просить? Я давно простила, всё, проехали!

ВИКТОР. Я не так просил. И ты не так прощала.

ИРИНА. Хорошо. Прощаю так, как никогда. Так годится?

ВИКТОР (улыбается). Годится. Знаешь, а давай ее окрестим?

ИРИНА. Опа! Ты же неверующий?

ВИКТОР. Как сказать… Я уже задумываюсь в эту сторону.

ИРИНА. А то, что у меня четвертинка еврейской крови, ничего?

ВИКТОР. Я у попа спрашивал, ничего. Даже если ты совсем еврейка и я еврей, но вне религии, то можно. Лучше, конечно, самим сначала окреститься.

ИРИНА. Ты и у попа был? Ну, дела… (Пауза). Ты чего-то боишься?

ВИКТОР. Нет. Просто…

ИРИНА. Ты боишься, что я могу что-то сделать? И поэтому хочешь ее окрестить? Как бы для безопасности, что ли?

ВИКТОР. Нет.

ИРИНА. Да! Я же вижу, ты говоришь со мной, как с больной! Ты меня боишься! И за ребенка боишься! Говори правду!

ВИКТОР. Я не то что боюсь…

ИРИНА. Все. Я поняла. (Снимает кольцо). Спасибо за предложение. В понедельник я выписываюсь, еду домой, к себе домой, к своей дочери. А тебя там не будет. Ты нам не нужен. Это тебя нужно бояться, а не меня!