Алмазный венец севера - Larka

Её величество стояла полуобернувшись, и левая ладонь её покоилась на чёрном прямоугольнике требника.

— Что скажете, поручик? — чувственные губы искривила лёгкая усмешка.

Поручик смущённо отделался шуточкой в том духе, что кое-кому после троих детей — и не нуждаться в корсете, это просто-таки неприличная роскошь. Королева со смешливыми огоньками в тёмных глазах выслушала этот сомнительный комплимент, запросто могший бы кому-то другому стоить и головы, да легонько засмеялась.

Она шагнула ближе, чуть запрокинув голову в уверенном жесте красивой и вполне отдающей себе в том отчёт женщины.

— Вы не знаете, что случилось — и случилось ли, — несмотря на серьёзность слов, на женских губах блуждала смутная улыбка. — Я отняла у вас кусочек реальности — и вы дрогнули в смущении. Доселе вы слишком крепко стояли на своих двоих, мой друг… и всё же, в моих силах оказалось выбить почву из-под ваших ног.

Её глаза… о, это надо было видеть. Сияющий взгляд сполна отведавшей любовных утех не королевы — женщины. И в то же время, безукоризненная, волосок-к-волоску причёска знатной дамы оказалась не нарушенной даже в малости. А ещё запах… ну никак не может даже самая изысканная леди после милых шалостей не пахнуть томно и дразняще. А тут лишь чуть щекочущий ноздри запах духов — кстати, дамские парфюмы эти оказывались одним из немногих послаблений, сделанных святой верой.

Легенды и анналы говорят, что некогда знатные дамы светлого королевства взбунтовались — дескать, не может же от нас по жаре да ещё после бала или молебна переть как от полковой лошади? Святые сёстры из числа монахинь и послушниц, да и прекрасная половина мещанского сословия вдруг проявили в том весьма неожиданную женскую солидарность — и сердца отцов-основателей вынужденно дрогнули. С тех-то пор парфюмы, мази и притирания, в изобилии производимые в медном королевстве, и составляли один из разрешённых к ввозу товаров. Как сказал кардинал дю Жоффре, женщина есть сосуд греха — но восславим же всевышнего, создавшего для нас этот источник искуса!..

— Затем я вырву у вас ещё кусочек — о, возможно совсем иным способом, затем ещё… Да-да, мой друг, я вижу панику в ваших глазах — бегите! Бегите как можно дальше и как можно быстрее, если не хотите потерять всякую связь с реальностью. Ибо ступить на такую зыбкую почву может лишь истинно почитающий Спасителя, — сладкое дыхание её голоса холодило губы в опасной близости.

А парень молча стоял и размышлял, как же чудно может уживаться в одном теле и в одной душе блистательный свет и первозданный мрак. Они все безумны — вдруг понял он. И общеизвестная шуточка насчёт напрочь свихнувшихся святош оказывалась-то на самом деле горькой и неприглядной истиной… ладонь его за спиной неприметно сорвала с деревца листок и сунула за отворот обшлага — надо будет потом вдумчиво поинтересоваться у людей знающих.

От входа в оранжерею донеслись возбуждённые голоса, смех. Королева медленно отступила на пару шагов и села на плащ. Она улыбалась, глядя на в задумчивости чуть опустившего голову парня.

— Что же вы молчите, словно у столба казни, друг мой?

И всё же, нам ли бояться хорошей драки? Когда Ларка поднял голову, в глазах его блеснул лёд.

— Жаль, ваше величество, что разница в положении никогда не позволит нам сразиться на равных. Впрочем, спасибо за… у эльфов говорят — кто предупреждён, тот вооружён.

Её величество прислушалась к приближавшимся звукам и мимолётно заметила, что сия сентенция скорее всего принадлежит древним гномам. А вопрос с первородством остроухих несколько сомнителен.

Голоса за листвой взорвались звонким хохотом, и чья-то уверенная рука откинула свисающие над входом в зелёно-серый уголок ветви.

— А, вот вы где, я же говорила вашему величеству! — вслед за весёлой и дерзкой миледи Хельгой в грот вошёл сам король.

Его величество нахмурился на миг — застать супругу наедине с мужчиной? Но репутация девяток королевской академии южан известна была весьма широко, потому король дишь усмехнулся, позабавившись ситуацией.

— Что я пропустил, моя сестра в святой вере? — он как-то странно посмотрел на свою тут же замершую словно в недоумении спутницу, после чего ласково и шутливо приложился к ухоженной ручке этой розовато-вызолоченной холёной ляльки — а Ларка в этот миг ощутил, что эти все люди… они ему омерзительны.

Эти ужимки, недомолвки с полунамёком… показная святость одновременно с грязью в душе. Как это возможно — говорить одно, делать другое, а думать при этом и вовсе третье? При таком чудовищном разладе неизбежны проблемы со здоровьем, пожалуй — как телесным, так и душевным… надо будет на досуге у Велерины или Франека поинтересоваться.

И как теперь прикажете относиться к королеве? Паучиха в центре своих силков, искусно заманивающая добычу — или же несчастная, запутавшаяся между истиной и ложью женщина? Да уж, есть тут о чём подумать на досуге!

— В мои грезы он скользнул как натёртый лучшим маслом… — королева поколебалась чуть, но продолжила. — И всё же, я потерпела полное фиаско, мой друг — точно так же, как совсем недавно святые отцы в соборе.

Ларка легонько нахмурился — одной бровью, как он по живости своей перенял ещё у той Ольчи. Судя по откровенности разговора, вполне и очень даже могло оказаться, что живым ему отсюда не выйти. Или по крайней мере, в добром душевном здравии…

— Вот как? С трудом представляю, каким образом это возможно, — заметил король и мельком глянул на замершую миледи с её застывшим и ничего не выражающим взглядом.

Королева легко поднялась с оттоманки. Её золотое с розовым роскошное платье с тихим шуршанием расправилось и тут же приняло настоятельнейше рекомендованную правилами и канонами форму. Шаг-другой невидимых под подолом августейших и, кстати, весьма недурственных ног — и женщина уже всмотрелась в глаза нарочито невозмутимого поручика с непонятным пытливым интересом.

— Представляешь, мой супруг — этот нахал просто не пустил в мои мысли и грёзы, в мои законные владения образ Спасителя! Мало того, он даже попросил ещё раз применить самую сильную молитву Вуали — и я сделала то. С тем же успехом, впрочем…

Она легонько размахнулась и несильно, раз-другой шлёпнула парня по щекам сложенным веером.

— Нахал… Долго мне придётся читать святые молитвы и каяться, искупая свой грех. Нет, мой супруг, даже не спорь — пусть то и произошло всего лишь в мире грёз, а не наяву. Однако, я прелюбодействовала в мыслях, а это ещё хуже… но что самое мерзкое — я получала от этого просто нестерпимое удовольствие!

Невидимый каблучок её величества гневно ударил в камни дорожки.