Лучшая половина мафии (Крестная мать) - Линда Ла Плант

— Я допустила, потому что презираю все это. София, не считай меня дурой. Пусть Бог меня простит, но мне стыдно, что я ношу имя Лучано. Однако сейчас я понимаю, что была не права, и после смерти Марио я попыталась исправить свои ошибки. Возможно, уже слишком поздно.

В это время Тереза пыталась разобраться в ворохе лежащих перед ней бумаг, Роза и Мойра заглядывали ей через плечо, каждая со своей стороны. Судя по всему, на депозитных счетах в банках Нью-Йорка и Нью-Джерси лежали крупные суммы. Эти вклады были за считанные дни разбиты на более мелкие, по сто и триста тысяч долларов, затем через несколько дней — на еще более мелкие, по десять тысяч, и последние были переведены в банки на Ямайке, в Токио, в Гонконге.

Тереза стала прослеживать путь денег дальше. Из этих отдаленных уголков деньги в течение месяца были переведены на счета доверительных фондов, список которых приводился, и уже оттуда напрямую перечислены в швейцарские банки. Но как только деньги оседали в нескольких швейцарских банках, они снова возвращались в Нью-Йорк. Таким образом, получалось, что за время, пока душеприказчиком дона был Марио Домино, деньги совершали странный круговорот. Значительные суммы все еще находились в движении, некоторые переместились на Багамы, в банки Нассау.

Домино описал процесс, в результате которого средства в конце концов объединялись вместе, образуя, по приблизительным подсчетам, сумму около ста миллионов долларов. Наконец все деньги оказывались в Швейцарии и распределялись между банками «Креди Суисс» и «Банка Делла Свицера Италиана». Домино начал вести записи о следующем этапе переводе денег — самом последнем, благодаря чему все состояние должно было аккумулироваться на одном счету, но в этой папке подозрительным образом не хватало одной страницы.

Мойра удивила Терезу своими необыкновенными способностями: она считала в уме не хуже любого калькулятора. Именно она первая получила окончательную сумму. По оценкам Мойры, выходило по меньшей мере тридцать миллионов долларов. Если добавить к этой величине цифру, названную раньше Терезой, сорок миллионов долларов, то получалось, что они богаты так, как им и не снилось. Однако Мойра продолжала рыться в документах, и именно у нее первой появились подозрения, что дела обстоят не так, как кажется на первый взгляд.

Да, у них был реестр денежных сумм, которые должны перейти к ним по наследству от Константино, Альфредо, Фредерико и самого дона Роберто, но нигде среди разложенных перед ними бумаг не был указан номер упомянутого счета в швейцарском банке, на котором хранилось все состояние Лучано. Тереза уже собиралась позвать Грациеллу, когда та сама вошла в комнату в сопровождении Софии. Одного взгляда на их лица было достаточно, чтобы женщины замолчали. Никто не решался заговорить, все ждали, пока Грациелла сядет. Задача сообщить новость легла на Софию.

Глава 25

Женщины сидели молча, не в состоянии в полной мере осмыслить то, что все их состояние в данную минуту невозможно найти. После смерти Марио Домино деньги исчезли. Сначала Мойра даже рассмеялась, как будто это было чьей-то злой шуткой, но интуиция подсказывала ей, что дело серьезное, и она тоже замолчала. Тереза знаком попросила Софию продолжать.

— Насколько я могу судить, денег достаточно, чтобы мы могли жить с комфортом, если не в роскоши. Будем надеяться, что в один прекрасный день удастся установить местонахождение основной суммы, положенной в банк для нас, но пока мы можем рассчитывать только на активы, оставшиеся здесь, на Сицилии. Из этих средств изрядную долю съели налоги, кроме того, по сведениям Домино, не все гладко в его компании. Он успел обнаружить, что кто-то из его сотрудников и кто-то из работающих в компаниях Лучано был нечист на руку и неправильно переводил деньги, принадлежащие нашей семье. Мы по-прежнему владеем крупными пакетами акций в Нью-Йорке, у нас есть брокеры, и мы получаем рекомендации, когда какие акции лучше продавать. Сейчас время для продажи неподходящее.

У Терезы пересохло в горле, она дрожала и была близка к обмороку.

— София, я не пойму, компания все еще принадлежит нам? — хрипло спросила она.

В разговор вступила Грациелла. Она успокоилась и более или менее сносно заговорила по-английски:

— Тереза, экспортно-импортные операции заморожены, главная компания бездействует уже семь месяцев. Всех рабочих рассчитали. Склады, доки, суда, фабрики — все выставлено на продажу.

— А где суда? Я имею в виду, неужели они все еще стоят в доках?

Грациелла проигнорировала вопрос, ее лицо приняло жесткое выражение.

— Принадлежащая нам часть доков будет обязательно выставлена на аукцион, но из-за возникшей задержки…

— В чем причина задержки? Уж не хотите ли вы сказать, что на складах по сей день гниют грузы? И кому, скажите на милость, пришло в голову уволить работников?

— Их уволила я, — твердо сказала Грациелла. — И не перебивай больше, Тереза, дай мне закончить. Я уже выставила на продажу виллу с фруктовым садом, рощей и всеми землями. Вы увидите, что нам предлагают хорошую цену. Как я уже говорила Софии, у вас будет более чем достаточно денег, чтобы вернуться обратно по своим домам.

Тереза снова вмешалась. Она тяжело дышала и изо всех сил старалась сдержаться, отчего ее голос прозвучал резче обычного:

— София, что ты имела в виду под словами «неправильно переводил деньги»? Насколько я понимаю, это завуалированный способ сообщить, что, пока мы сидели в Штатах и как идиотки ждали у моря погоды, нас подчистую обокрали, обобрали до нитки?

Грациелла стукнула ладонью по столу.

— Марио Домино делал все, что в человеческих силах. Он и его фирма работали в контакте с американскими адвокатами. Он боролся за то…

Тереза вскочила.

— Он же был стариком. Что он мог знать? Господи, мама, да вы возьмите хотя бы один этот листок бумаги, здесь упоминаются сорок миллионов наличными! Куда, к черту, они подевались? И не надо вешать мне лапшу на уши, что кто-то допустил ошибку. Это самое настоящее воровство! Я хочу знать одно: кто в фирме Домино после его смерти занимался нашими делами? Кто имел доступ к нашим деньгам, к деньгам, которые по праву принадлежат мне и моей дочери, вашей внучке? Думаете, я хочу вернуться домой и жить… как она сказала… «с комфортом»? И это после всего, что нам пришлось пережить? Нет уж, этого недостаточно, далеко не достаточно!

Мойра тоже вскочила на ноги с истеричным визгом. До нее стало доходить, что никакого состояния нет.

— Где мои деньги? Куда подевались деньги Фредерико? Они мои! Я вам не верю, никто не может просто так забрать то, что принадлежит мне!

Она рухнула на стул и разрыдалась. Встала Грациелла.

— Для нас самое важное — восстановить справедливость. Дон Роберто был честным человеком, мы должны добиться правосудия, которого добивался он. Еще ничего не окончено. Я пригласила вас всех потому…

Тереза отшвырнула бумаги.

— Чертовски верно подмечено, ничего еще не окончено! Но вот что я вам скажу, мама: меня мало волнует его честь! Он не имел права делать то, что сделал, и вы должны были ему помешать! Плевать я хотела на справедливость, слышите? Мне сорок пять лет, у меня больше не будет детей… Все, что у меня осталось, — это мое наследство, но и его вы у меня отняли! Засуньте ваше чертово правосудие…

Пощечина оказалась такой сильной, что Тереза отшатнулась. Однако она быстро опомнилась, метнулась вперед и схватила Грациеллу за руку.

— Кто дал вам право бить меня по лицу? Как вы смеете?

Грациелла рывком высвободила руку.

— Смею, потому что я жена дона Роберто Лучано. Теперь, после его смерти, главой семьи стала я. И не смей разговаривать со мной как уличная девка, не смей ругаться в моем доме. Ясно, Тереза? Это мой дом, мой! Оскорбляя память моего мужа, ты оскорбляешь себя!

Тереза выбежала из комнаты. Мойра встала и обошла вокруг стола.

— Со мной у вас этот номер не пройдет, и даже не пытайтесь, потому что мне плевать на вас и вашу семейку!

Лицо Грациеллы превратилось в застывшую маску. Она так посмотрела на Мойру, что та замерла, словно пригвожденная к месту.

— Подожди, пока все будет распродано, а тогда уж расскажешь, какая ты бедная и несчастная. Мы приняли тебя в семью — приняли вас всех, любили вас, заботились о вас… Хотите верьте, хотите нет, но я все делала, чтобы вас защитить. Постыдились бы, у вас нет ни гордости, ни чести.

В наступившей тишине Грациелла перевела взгляд с одной невестки на другую. Только когда ее взгляд остановился на Софии, ее уверенность несколько поколебалась. Поблескивающие темные глаза почему-то придавали ей сходство с кошкой. София зловеще улыбнулась, обнажив белые, безупречно ровные зубы, в ее низком, хрипловатом голосе не слышалось истерических ноток.