Офицер особого назначения - Николай Стариков

— В хозяйстве пригодится это богатство, а здесь покрывается ржавчиной, — сказал седоусый старшина, — приезжайте еще.

Солнце было в зените, когда нагруженная доверху автомашина прибыла в Бекетовку.

В районе Сталгрэс в бывшей гостинице размещалось Сталинградское областное управление НКГБ. Майору Бодрову пришлось затратить немало времени, чтобы отыскать капитана Довженко. Оперативный дежурный лично ходил с Сергеем по кабинетам, но никто не мог сказать, где его найти. Посетили временный изолятор — длинный кирпичный барак с проходом посредине и камерами для содержания арестованных по обеим сторонам. Но и там капитана не было. Помощник дежурного подсказал, что в одной из землянок вблизи изолятора живет какой-то капитан. Сергей бросился бегом к указанной землянке, распахнул дверь — на боковой лежанке, выстеленной стругаными досками, в одиночестве сидел капитан Довженко. Он не узнал Бодрова, возникшего в ярко освещенном створе двери, вскочил, расправил под ремнем гимнастерку, представился.

Сергей обнял Довженко, дрогнувшим голосом сказал:

— Рад видеть вас, товарищ капитан, живым и, надеюсь, здоровым. Начал терять надежду отыскать оперативника СМЕРШ Юго-Западного фронта в этом… — Бодров покосился на стоявшего рядом дежурного, — богоугодном заведении.

— Рад за вас, товарищ майор. Думал, до конца войны не выберусь, как вы выразились, из «богоугодного заведения», — ответил Довженко. — Самая трудная работа приятнее безделья.

После вручения предписания капитану Довженко убыть в распоряжение управления контрразведки СМЕРШ Юго-Западного фронта «студебекер» покатил к центру Сталинграда.

— Василий Иванович, — обратился Сергей к капитану, — как развивались события, связанные с попаданием пули в изображение Сталина на теле Сыча?

— Никак.

Довженко рассказывал, что на очередном докладе начальнику армейской контрразведки по делу капитана Бодрова полковник распорядился, чтобы закрыли его и не позорились перед разведывательным отделом войск НКВД по охране тыла, а в дальнейшем об этой глупости не вспоминали.

— Так было прекращено ваше дело, по которому не велось каких-либо записей. Началось на словах, ими же и закончилось. Я потом пытался вас найти, но не смог.

— Вы-то как оказались под следствием? Я все время думал, из-за меня пострадали.

— Следствия не было. Велось дознание по поводу… Вам вряд ли будет интересно слушать о наших внутренних контрразведывательных неурядицах. Они в любом ведомстве имеются. На меня бывший подчиненный настрочил всякой всячины, причем совершенно неожиданно, приводил трудно проверяемые факты. А тут передислокация, я остался в Сталинграде, так как дело касалось города. Я тогда не успел закончить оперативную разработку шпионско-диверсионной группы, материалы передал своему помощнику Козюку, но у него дело заглохло. Теперь мне придется начинать сначала. Тут меня вызывали один раз в неделю на собеседование, поговорит оперативник со мною о том о сем, да так интересно, что сам зевает. Жду-пожду, когда закончится зевотное дело, не разоблаченная мною вражеская группа действует, а я отдыхаю. Наконец вас дождался, теперь опять — за работу!

— Козюк отстранен от должности. Ведется следствие по поводу его связей с той диверсионно-разведывательной группой, которую вы не успели разоблачить. Он-то и помог Усатому, чтобы тот не оказался в военном трибунале.

— Откуда вам известно об Усатом и Козюке? — недоуменно посмотрел Довженко на Сергея. — Вас перевели на службу в СМЕРШ?

— По приказу НКВД СССР разведывательным органам войск НКВД по охране тыла действующей армии поручено ведение контрразведывательной работы на подведомственных территориях. Усатый попал в ее сети.

Николай Дмитриевич знал о Довженко из рассказа Сергея, внимательно вслушивался, о чем говорят офицеры. Не выдержал.

— Товарищ капитан, — обратился он к Василию Ивановичу, — превеликое вам спасибо за сына.

— О чем вы? — удивился Довженко.

— Майор Бодров — мой сын.

Капитан посмотрел на шофера, затем на Сергея с недоверием.

— Это правда? — улыбнулся он майору.

— Самый настоящий, родной!

— Чудес на свете великое множество, но такого в жизни не бывает, чтобы отец с сыном на фронте вместе по командировкам ездили. Начни кому-нибудь рассказывать, не поверят. И я бы не поверил.

— В этом путешествии вам предстоит встретиться еще с одним чудом. У меня родился сын! — воскликнул Сергей. — Мы вместе заедем к нему знакомиться.

— Возможно, и внучка, — заметил Николай Дмитриевич. — Наговоришь о сыне, а окажется дочка.

— Па! Я чувствую, я знаю, родился сын! Мне одна добрая пожилая женщина говорила, если очень и очень хотеть, чтобы родился сын, обязательно так и будет. То же самое и с дочкой. У меня же в мыслях только сын.

— Ну, дай бог! А внучка — тоже неплохо.

— Хорошо, что поведали об этом. Надо заехать на толчок, куплю подарок — в этих случаях гость всегда приходит с подарками для новорожденного и его матери. Счастливый вы человек, Сергей Николаевич. Кругом война, а вы новую жизнь народили.

— Да уж… — неопределенно ответил Сергей.

Сталинградская Дар-гора встретила путников тишиной.

На сгоревших подворьях изредка было видно людей, копошащихся на крохотных огородах. Но скособоченные жилые постройки уже обозначали будущие улицы. Ближе к Волге и вдоль реки сплошные развалины некогда больших зданий.

На удивление довоенный Вознесенский рынок работал! Времени до вечера оставалось не так уж много, а путь до Михайлов™ неблизкий, но Довженко не хотел ехать туда без подарков. Едва остановились вблизи рынка, он уже исчез в людской сутолоке и все так же стремительно появился в кабине. За короткое время успел купить детскую вязаную шапочку с длинными розовыми завязками и немецкие часы-штамповку.

— Для вашей жены часы, — сказал он, — ребенка надо кормить и гулять с ним строго по времени.

Центральная часть города заметно отличалась от Дар-горы. На развалинах крупных зданий, как муравьи на муравейнике, суетились люди. В ускоренном темпе ходили пары с носилками, складывались в квадратные кладки целые, очищенные от цементного раствора кирпичи: отдельно — красные, отдельно — белые, в большую кучу сносился металлолом. Возле универмага гремела музыка военного оркестра. Сам универмаг скалой уцелевших стен возвышался над окружавшими разрушенными зданиями. Возле руин вокзала вокруг бездействующего фонтана израненные пулями и осколками бетонные пионеры водили нескончаемый хоровод.

Все. Сталинград — позади. Теперь путь в Михайловку по подремонтированному грейдеру.

Погода стояла тихая, безветренная, дорога оказалась загруженной мало: изредка попадались автомашина или пароконная подвода. Навстречу бежали степи, лесные полосы, овраги, глубокие балки. Всюду преобладал зеленый цвет, но с серым оттенком. В родных краях бурьян, как и по Задонью, Украине, медленно, но настойчиво захватывал довоенные хлебные поля, сенокосные угодья. Повсюду нужны были руки хлебороба, земледельца. Путники с грустью смотрели на запустенье, не в силах ничем помочь.

Заметили они и другое отличие от тех мест, по каким проезжали вчера и сегодня: неразрушенные войной хутора, большой населенный пункт и железнодорожная станция Фролово. Вид у людей бодрее, жизнерадостнее, на улицах много детворы, хорошо одетых женщин. Все это поднимало настроение, разговор сам собою возникал по поводу увиденного.

Однако по мере приближения к Михайловке мысли Сергея чаще и чаще перескакивали на ожидаемую встречу с Зиной.

Каждое дело, будь оно большим или малым, преследует конечную цель. Если ее нет, получится в итоге бессмыслица. Какова она была у него, Сергей не знал. Пытался сформулировать какую-то мысль, продумать свое поведение при встрече, но ничего путного не получалось. Он лишь чувствовал навалившуюся усталость. Давило сердце, слабели колени. Десятки раз повторял слова, которые он скажет Клавдии Сергеевне, Зине, сыну или дочке, но тут же забывал их или они казались ему глупостью. Не мог сформулировать ответ на вопрос, если он возникнет: «Зачем приехал?»

«Надо ли было мне ехать сюда вообще? — рассуждал он сам с собою, когда отец с капитаном обсуждали обстановку. И тут же отвечал себе: — К сыну еду! Обязан его повидать, подержать на руках, поцеловать. Если что-то не получится, побуду немного с ним, и на том спасибо. Главное, после встречи я буду действительно отцом! Значит, не напрасно жил на этом свете. Это может подтвердить мой сын!»

Отец рассказывал капитану о красоте здешних мест, реке Медведице и лесах в ее пойме, Довженко вспоминал Днестр. Но их разговора Сергей не слышал. Он невидящим взором смотрел через лобовое стекло автомашины, убеждал себя в необходимости поездки к Зине, как бы мысленно оттягивал время встречи. Но известно, когда не спешишь, дорога становится короче. Только что была Арчеда, а под колесами «студебекера» уже прогрохотал деревянный настил моста через Медведицу. Потянулись большие и малые дубы, тополя, осины, кустарник. Не спеша через дорогу перескочил заяц, сел у большой осины, смотрит раскосыми глазами на громадного железного зверя с любопытством, без страха. Немного отвлек косой от навалившихся мыслей.