Нежнее неба. Собрание стихотворений - Николай Минаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ты жадно глядишь на дорогу…
Н. А. НекрасовЧто ты жадно глядишь из окошка,В стороне от бездомных подруг,Видно, ты растревожилась, кошка,Что глаза твои вспыхнули вдруг?
И зачем, громыхая бутылкой,Ты за мухою прыгаешь вмиг?На тебя с глуповатой ухмылкойЗагляделся прохожий мужик.
На тебя заглядеться не диво,Утащить тебя всякий не прочь;Скачут резвые блохи игривоПо спине твоей черной как ночь.
Не гляди в переулок Калашный,Зазевавшихся мух не лови,И такою закускою страшнойДобровольно себя не трави.
Зря своих коготков не топыря,Ты уймись, желтоглазая Пыря:Мухи сдохнут к зиме, а мужикЛовит кошек, чтоб сшить воротник.
1962 г. 19 сентября. Среда. Москва«Кверху ушки оттопыря…»
Кверху ушки оттопыря,Вороша за шкафом хлам,Грациозно скачет ПыряПо скамейкам и столам.
Не капроновую юбку,Ей природа для красыСшила бархатную шубкуИ приклеила усы.
А когда ее дремотаКлонит долу, в полуснеМне она мурлычет что-тоИ ласкается ко мне.
И за песенку и ласкуЯ сегодня воспоюЧерношерстку златоглазку, —Киску милую мою.
1962 г. 15 декабря. Суббота. МоскваД. И. Шепеленко («То поясница, то коленка…»)
Надпись на книге
То поясница, то коленка,То ноет здесь, то там болит,А значит, Дмитрий Шепеленко,Теперь я тоже инвалид.
В такие годы – тут хоть тресни! —Мы по велению судьбыПриобретаем и болезниИ, кстати, палку для ходьбы.
Так пусть поэзия поможет: —Ведь вместо жирной требухиНам запретить никто не можетВкушать нежирные стихи.
И Вам свою вручая дочку,Которой тридцать восемь лет,Я в заключенье ставлю точкуИ шлю лирический привет.
1964 г. 22 марта. Воскресенье. МоскваМ. М. Марьяновой («Извините Бога ради…»)
В альбом
Извините Бога ради,Что до нынешнего дняВы в автографной тетрадиОбходились без меня.
Прогоню сейчас же лень яИ уже без промедленьяЗалатаю сей пробел,О котором так скорбел.
И со мною, не старея,В ритмах легкого хорея,Заведут свой хороводРифмы звонкие – и вот
Для сердечного поминаСтроки стройные весьмаОт поэта Ник-Ник-МинаПоэтессе Ма-Ми-Ма.
1964 г. 12 мая. Вторник. МоскваА. Я. Марееву («Почти что год, как на прощанье…»)
Почти что год, как на прощанье,Перед собой и мной греша,Ты повторяешь обещаньеМне дать напиться из ковша.
Но, видно, требуется чудо,Или настырность Лейб и Мовш,Чтобы извлек ты из-под спудаНа воздух кованый свой ковш.
Не маг я и не из евреев,Я как и ты русак-москвич,Ах, Саша, Саша!.. Ох, Мареев!..Эх, Александр Яковлевич!..
1964 г. 9 июля. Четверг. МоскваСтихи неизвестных лет
«Облаков белоснежные нити…»
Облаков белоснежные нитиОт закатных лучшей розовея,В победившей лазури паритеСновиденьями сладкими вея.Убаюкайте тенью надеждыУтомившихся в жизненной битве,И сомкните усталые веждыДень проведших в труде и молитве.И когда на траве заблистаютЛетней ночи алмазные слезы, —Вы бесследно растайте, как таютОбманувшие юные грезы.
Летним вечером («Солнце село… Нежной краскою…»)
Солнце село… Нежной краскоюРдеет неба полоса…Теплый ветер с тихой ласкоюМне колеблет волоса.Я стою как очарованный,Негой вечера объят,И слегка листвой взволнованнойЛипы сонные дрожат.Я мечтаю, – снова радостный, —Грудью полною дыша,Тишиной вечерней благостнойПроникается душа.В ней смолкают все волнения.Дремлет скорбь, забота спит,И лишь пламя вдохновенияЯрким светочем горит.
«Увешан пурпурными кистями…»
Увешан пурпурными кистямиСад в сентябре вдвойне милее…Шурша поблекнувшими листьями,Иду по кленовой аллее.Как утомленно-ярки прелестиПеред кануном увяданья!И в каждом вздохе, в каждом шелестеЯ чую скрытое страданье.Везде, во всем сквозит уныние,Тоска пред чем-то неизбежным,И только небо бледно-синееПо-прежнему осталось нежным.Душа томится неразгаданнымИ почему-то видеть странно,Что над водой кадильным ладаномПовисло облако тумана.А листья падают и падают,Как обманувшие надежды,И взор внимательный не радуютИх разноцветные одежды…
А. Л. Соболев. Биографический очерк
Ожесточившиеся в многолетних войнах, раздосадованные чередой поражений, свирепые ливийские, нумидийские, греческие наемники заняли древний город. Государственная казна и без того была скудна, а чудовищная контрибуция Риму истощила ее досуха; в результате двадцать тысяч человек, вернувшиеся из неудачного похода, остались без обещанного жалования – так невыплаченная зарплата меняет мир. В ярости и остервенении бросились они крушить богатые дворцы карфагенян, особенно свирепствуя в обиталище ненавистного Гамилькара Барки. Нервно пиликали скрипки. По длинной темной лестнице, заботливо декорированной К. Коровиным, плавно спускалась высокая женская фигура. Музыка подчеркивала торжественность момента. Все взгляды прикованы к медленно спускающейся дочери полководца: полный зрительный зал (до пожара, сгубившего коровинские декорации в 1914 году, спектакль «Саламбо» неизменно шел с аншлагом), завистливые коллеги, технические сотрудники, нервный режиссер. Все смотрят на нее! – кроме нас, поскольку мы должны в эту минуту, когда все вдруг замерло, отыскать взглядом среди исполинской массовки пятнадцатилетнего танцовщика, известного нам только по нечетким фотографиям[1]. Сегодня, 31 октября 1910 года, он впервые выступает на сцене Большого театра[2]; Эвтерпа и Терпсихора спорят за право владычествовать над его душой. Его зовут Николай Николаевич Минаев.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
