Семейная педагогика - Юрий Азаров

– А вы знаете, что приватизация начинается с авоськи?

– Какой авоськи? – недоумеваю я.

– В которой деньги завернутые лежат. Так, тысяч сто – двести. Швырнул авоську в угол – и через пару дней приватизация готова. Все по закону! Честно!

И это говорится с абсолютным убеждением в том, что истинная честность сегодня выглядит именно так.

«Видоизменилась» нравственность? Нет! Утратилась. Исчезла и попрана. Этому попранию потакает печать: как же, рынок – панацея! Нравственно не то, что нравственно, а то, что полезно и выгодно. Был поражен, когда услыхал по телевидению проповедь бывшего лидера пионерского движения Симона Соловейчика, автора многих книг и статей «про пионеров» и про коммунарское движение. В проповеди настойчиво развивался тезис: «Нравственно то, что полезно. И правда не есть истина, а тоже то, что полезно!»

Я не против рынка, предпринимательства, кооперации и приобщения детей к новым формам экономического бытия, но я за то, чтобы не утрачивалось то, без чего не может быть настоящей кооперации – без того, чем так дорожат современные западные воротилы, – честного имени, духовных ценностей, доверия. Очевидно, надо широко вводить в школы и в вузы специальные курсы о незыблемости нравственных законов, о красоте духовных идеалов, об этике деловой жизни, кооперации и предпринимательства. Конечно же, само по себе чистое просветительство мало что может дать. Важнее, чтобы вся жизнь, все социально-экономические структуры, все средства информации были пронизаны мощным духовно-творческим содержанием.

3. Соотнесение отечественной культуры и современной народной жизни

Это особая проблема. Здесь важно по крайней мере не лгать, а сообщать детям правдивые факты, давать достоверную информацию.

У Бердяева читаю: «К. Леонтьев не верил в русский народ, как не верил ни в какой народ. Великий народ держится и процветает не собственной автономной стихией, а организующей принудительной силой» [15] . Значит, по К. Леонтьеву, не свобода и народность, а деспотически-разумная власть. Сравниваю ленинско-сталинское определение: «Диктатура пролетариата опирается на насилие, а не на закон». То есть насилие возводится в культ. Неправовое государство. Без свободы. И леонтьевское: народ наш любит власть больше, чем закон. Хороший «генерал» ему приятнее хорошего параграфа устава. Любая конституция, как и любой парламент в России, приведут к пугачевщине, к голоду и разрухе.

У меня спросили дети: «Вы согласны с этим?» Я ответил: «Нет. Нужны хорошая конституция, хороший парламент и хорошие честные люди во главе реформ. С последним крайне трудно. Здесь есть некоторая психологическая закавыка. Особенностью наших, в частности, бесчестных граждан стало убеждение в своей абсолютной честности. Этому способствует рынок, собственнические тенденции: все дозволено. Не случайно и термин сочинен: прихватизация…»

Вторая особенность: каждый бывший «абсолютно честный» предельно активно гребет под себя. Тот же К. Леонтьев говорил, что в России не может быть честных людей, могут быть святые, но не честные. Предел и беспредел. Святая любовь к Отечеству, к Идее, к Самосожжению и обыденные безбожие, бунт, воровство, грабеж, безличный коллективизм, клановый деспотизм… Поистине: «Ты и обильная, ты и бессильная…»

Во многих семьях прочно живет здравый смысл: «Все воруют, поскольку мир устроен несправедливо, а потому и ты гляди в оба». Здравый смысл диктует и такое: «Будь всегда честным и добрым».

Два берега у полноводной реки, именуемой рынком!

Снова и снова сердце родительское обращается к библейским заповедям: «Не воруй! Не лги! Не завидуй! Не бери чужого!» В них, и только в них истинная правда! Только честный человек может быть хорошим работником, семьянином, гражданином, человеком, любящим свою семью, свою родину.

Вспоминаю мысли Толстого из «Круга чтения»: «Последнее прибежище негодяя – патриотизм». И далее: «Патриотизм в наше время выставляется поводом оправдания и всякого общественного зла и личной выгоды». И еще: «…самые ужасные злодеяния – шпионство, поборы с народа и ужасные смертоубийства, войны – совершаются людьми ради патриотизма, и совершающие их гордятся этими злодеяниями».

Вижу три педагогические проблемы. Первую сформулировал учитель: «Как же учить любить отечество? Какое? Рассказывать детям о сегодняшних злодеяниях сегодняшних правителей – значит взращивать ненависть, злобу».

Вторая проблема обозначилась в диалоге с учеником. «В России законы не действуют», – сказал старшеклассник. Я спросил: «Почему?» Он ответил: «Круговая порука беззакония». Другой пояснил: «Воровское государство». – «Как же быть? Бороться или смириться?» – «Вы уже ответили на этот вопрос, – сказали дети. – Смирение – тоже борьба».

По третьей проблеме одна родительница сделала такой вывод: «Сейчас трудно удержаться от злобности. Но надо, иначе погубим и мужей, и детей».

Как тут не вспомнить слова Достоевского: «Страну спасут женщины».

4. Детей надо ориентировать на труд. Правда, помноженная на трудовое усилие, – едва ли не главный воспитатель личности

То, что дети втягиваются в производительный труд, в труд по обеспечению себя и своей семьи необходимыми продуктами – это замечательная, хотя в чем-то и печальная реальность. Поверьте, грустно смотреть, как в конце XX века юноши и девушки пользуются допотопной мотыгой, чтобы возделать землю и получить урожай. Но иного выхода нет. И главное здесь другое – дети учатся работать. И если бы правительство действительно дало бы каждой семье землю, быт семьи значительно улучшился бы. Выступая перед родителями, я нередко объясняю им, что участие детей в производительном труде есть величайшее благо.

Поясняя, я прибегаю и к таким фактам, которые каждый родитель может проверить и убедиться в их достоверности.

Однажды я спросил у музыканта, возвратившегося из Японии: «Ваше самое сильное впечатление?» Он ответил: «Годовалый ребенок с веником в одной руке и с совочком в другой – убирает улицу».

Обследование американских, австралийских и европейских школьников показало, что подросток занят учебно-спортивной и трудовой деятельностью до 16 часов в сутки, из них на труд уходит до 6 часов. К совершеннолетию мальчик зарабатывает на квартиру и машину.

В Царскосельском лицее в первой половине дня было 5 часов занятий, во второй – столько же. Вечернее время посвящалось книгам, музыке, общению. Рабочий день макаренковских колонистов включал 5–6 часов производительного труда на заводе, затем учебные и клубные занятия – итого 15–16 часов.

Помню, как один из министров образования, еще не став министром, сказал мне с невероятной убежденностью: «В школе, которую мы создадим, труда не будет!»

Когда мною для наших школьников был опубликован в «Науке и жизни» учебный план, где подростку предлагалось учиться и трудиться до 10 часов, родители забросали журнал протестующими письмами: «Не устраивайте детям каторгу!»

Помню, с какой яростью вычеркивали у меня в «Литературной газете» абзац о производительном детском труде, а я так же яростно вставлял абзац, пока редакция коммунистического воспитания не выдохлась, объявив мне: «Что ж, придется нам расстаться, и навсегда!» Они свое слово сдержали. Вот уже пятнадцать лет в этом отделе я не печатаюсь. Честь и хвала журналистам, сумевшим «защитить» счастливое детство!

Я работал в школе-интернате, где у детей (до восьмого класса) было 180 га земли, 10 га огорода, две фермы, столярные мастерские: дети вставали в шестом часу утра, чтобы накормить животных, поработать в поле и на огороде до занятий. У нас было изобилие: своим трудом мы создавали условия для гармонического развития.

Небезызвестный Гаргантюа вставал в четыре утра, читал божественный текст, прыгал, взбегал на скалы, играл в подвижные игры, фехтовал и уставал так, что несколько слуг выжимали от пота его одежду – и так весь день… Попробуйте разбудить городского мальчика в четыре утра и предложить ему вынести мусорное ведро, или вымыть лестничную площадку, или сбегать на рынок…

В романе «Паразитарий» я проследил целенаправленное разложение молодых людей: из поколения в поколение «воссоздаются» безынициативные, потребительско-злобные папы и мамы. Спит неразбуженная Россия! Спят отяжелевшие папы и мамы, спят на работе, в городском транспорте, у голубых экранов, спят сытые и полуголодные, семейные и холостые, с похмелья и с недосыпу, удачливые и несчастные – всеобщая лень, а может быть, и не лень, а судьбоносное безразличие или безграничная усталость от исторических тревог; так вот это нечто всеобщее накрыло бесконечную раздольную ширь, лишь изредка назойливо-вяловато повторяется нелепый вопрос: «Будет катастрофа или нет?» И каждый чувствует: непременно будет! Вселенская паразитарная лень поддерживается гигантских размеров праздной болтовней. Болтают дети в подворотнях, в школах, в кружках, срываясь на капризный ор: «Мало развлечений!» Болтают молодые неумытые люди: «Не реализуемся!» Семь лет депутатской болтовни, – это не о том, как работать, а о том, как толочь воду в ступе. Семь лет народ болтает о том, что депутаты наживаются на пустой болтовне, – всеобщая злоба смешалась с ленью и напрочь вытеснила самое главное в жизни человека – ТРУД!