Дитя среди чужих - Филип Фракасси

Дэйв на мгновение задумывается.

«Не знаю, чокнулся он или нет, но что бы это ни было, он чертовски уверен, что это поможет»,—думает Сали и молча ждет.

Встревоженный взгляд Мэри не покидает мужа.

– Юг,– наконец произносит Дэйв.– Да, центр города был на юго-западе. Я помню… ну, неважно. Вот,– Дэйв сдвигает карту, чтобы показать еще один массив зеленых лесов и возвышенностей.– Что это?

– Национальный лес Кливленда,– говорит Сали, чувствуя, как внутри бурлит растущее чувство правоты. Было бы очень логично, учитывая, где мы видели этих парней. Твою-то мать.– Э-э, ладно. Смотрите, вот Эскондидо, откуда была отправлена первая посылка. И вот! – взволнованно указывает пальцем Сали.– Тут мы и заметили Грега и Дженни Лэниган, когда они заправляли машину за Грантвиллем, недалеко от университета. И если они отвозили вторую посылку Хамаде… сюда… значит, они направлялись на северо-запад.

– Ладно-ладно,– отзывается Дэйв.

– А если они заправлялись, и я уверен, что это был промах, они были к этому не готовы, значит, им надо было проехать еще как минимум десять миль или типа того, так? Ну, достаточно, чтобы риск был оправданным. Что еще?

– Дом. Я его описал. Весь заколоченный, старый. Побитый. Но еще отдаленный. Рядом с ним не было больше ничего. Ни дорог, ни других домов. Зачем дому стоять посреди чертова леса?

Сали качает головой.

– Я не знаю, но дело вот в чем. Если эти ребята и правда скрываются в этом районе, то там примерно десять миль безлюдного леса. И речь идет о маленькой группе людей.

– Я не понимаю, о чем вы,– подает голос Мэри, наклоняясь вперед и изучая карту так же взволнованно, как и двое мужчин.

– Я могу направить туда самолет, оснащенный военной теплотехникой. Он проведет визуальный поиск, но также сможет идентифицировать любые теплые тела. Сюда входят животные, случайный хиппи, отошедший от озера Эскондидо, может, парочка рейнджеров… но три-четыре человека вместе? Это точно будет выделяться.

– А если они в доме, как говорит Дэйв? Что тогда?

Сали уже проводит расчеты, думает, на какой области сосредоточиться пилотам.

– У них будет тепло,– говорит Сали, как бы про себя.– Обогреватели или что-то такое. Этот дом будет сиять, как полярная звезда, Мэри. Вокруг лес, а в центре небольшое строение, в котором объединено тепло группы людей с любыми источниками обогрева. Если они правда там, то последние дни отмораживали себе там задницы. Они точно что-то взяли.– Сали смотрит на Дэйва, улыбается, а затем опускает взгляд на часы.– Сейчас пять утра, так что надо поднять ребят в воздух до восхода солнца. До рассвета будет легче – все равно что искать яркий огонек в темном небе. А мы пока продолжим готовиться к сделке сегодня днем.

– А мне что делать? – спрашивает Мэри, и Сали изо всех сил старается не отворачиваться от ее усталых, испуганных глаз.

– На данный момент? – уточняет он, слабо улыбаясь.– Просто сидите, ждите и надейтесь. Если они прячутся там,– его взгляд в последний раз падает на зеленое пятно леса на карте,– мы их найдем.

11

Закутавшись поглубже в свои одеяла и наплевав на то, что те кишат паразитами, Пит слушает. Закрыв глаза, дыша ровно, он подслушивает рассказ Лиама о необычных способностях Генри, чуть ли не всполошившись, когда Лиам нерешительно упоминает, что парень хорошо считывает людей, возможно, подключается к ним на уровне, находящимся за пределами обычного понимания.

Пит вспоминает о картах и с удивлением обнаруживает, что в это не так уж трудно поверить.

Он верит уже во все.

Затем Лиам рассказывает о связи ребенка с тем существом в лесу, о безумных требованиях убраться из дома.

– Он называет ее матерью,– говорит Лиам, и Пит почти представляет, как его лицо краснеет от смущения.– А другое, нерожденное существо в подвале,– малышом. По очевидным причинам.

Разум Пита, теперь сломанный, искореженный и погнутый, как поджаренная виниловая пластинка, кричит ему сделать хоть что-то. Но он знает, надо подождать, еще недолго прикидываться дохлым. Выждать. Пока все не уйдут и никто не сможет его остановить.

Потом он спустится в подвал и убьет эту тварь. А после этого найдет эту тварь в лесу и тоже убьет.

Он улыбается, думая о своей мести, и представляет, как разрежет ребенка на части.

Черт, может, он просто убьет их всех.

Его золотые зубы сверкают в луче солнца, проскальзывающем между расшатанными досками на окне, и Пит даже не замечает – или ему все равно,– как одна из вшей переползает по реснице и устраивается внизу запавшей складки под глазом, уютно устроившись там, как котенок.

Укусы на его теле – ничто по сравнению с тем, через что он уже прошел, он вынесет. No problemo, amigo. Педро в норме. Всё в полном порядке.

Он слышит шаги троих мужчин, поднимающихся по лестнице, чтобы поговорить с парнем. Пит засовывает руку в карман джинсов, нащупывая там сложенный нож.

Я буду ждать своего часа, полежу здесь и дождусь. Тогда все будет совсем по-другому, мальчики и девочки. На танцполе начнется дискотека. А Пит? Пит готов танцевать, ребятки. Он готов отжигать.

В десяти футах Дженни стонет и утыкается лицом в грязные доски пола.

Улыбка Пита становится шире, когда он думает обо всем, что сделает, когда наконец заиграет музыка и настанет время танцевать.

* * *

Генри чувствует, как они идут.

Он почти не спал всю ночь и устал сильнее, чем когда-либо за свою жизнь. В какой-то момент ему показалось, что он уснул, потерялся во сне – сне о дяде Дэйве и своем отце,– но потом внезапно проснулся от волн боли и замешательства. Как бы он ни старался, он не мог игнорировать яркие огни ночных кошмаров этажом ниже – это все равно что спать с направленным на глаза прожектором, цвета которого меняются, кружатся и вспыхивают так быстро, как безумный диско-шар в мозгу, калейдоскоп ужаса, страха, отчаяния и шока.

Генри знает, что сделала мать, но понятия не имел, насколько поразительными будут результаты. Он спрятался под одеялами, чувствуя, как разум Пита разрывается на части, словно завеса из ярких красок, разорванная в клочья свирепым чудовищем, оставляя только бездонную черноту, тусклый пульсирующий фиолетовый цвет, который Генри переводил как безумие.

Он почувствовал ужас Дженни, ее разум был разбит вдребезги, сердце сжималось от боли, отвращения и чувства абсолютной