Юрий Андропов. Последняя надежда режима. - Леонид Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таков был порядок, унаследованный еще со сталинских времен: сначала отобрать партбилет, а потом сажать, чтобы за решеткой не оказался член партии... Председателю КПК Соломенцеву потом доложили, что Щелоков, выйдя из зала, зашел к нему в приемную, спросил у дежурного секретаря, вернется ли Михаил Сергеевич в свой кабинет после заседания. Видима, хотел поговорить. Но ждать не стал, ушел.
12 декабря указом президиума Верховного Совета Щелоков был лишен звания Героя Социалистического Труда и всех наград, кроме полученных на войне. Щелокову позвонили из наградного отдела президиума Верховного Совета СССР и предупредили, что надо сдать награды, которых его лишили. Таков порядок. Николай Анисимович сказал, чтобы приходили в три часа.
Он уже знал, что ордена не отдаст.
Он находился на даче в Серебряном Бору, В полдень 13 декабря 1984 года Щелоков надел парадный мундир с «Золотой Звездой» Героя Социалистического Труда. На мундире было одиннадцать советских орденов, десять медалей и шестнадцать иностранных наград. Он зарядил двуствольное охотничье ружье и выстрелил себе в голову. Ему было семьдесят четыре гада.
Он оставил записку, адресованную генеральному секретарю Черненко:
«Прошу Вас не допустить разгула обывательской клеветы обо мне. Этим невольно будут поносить авторитет руководителей всех рангов, это испытали все до прихода незабвенного Леонида Ильича. Спасибо за все добро и прошу меня извинить.
С уважением и любовью
И. Щелоков».
О самоубийстве бывшего министра немедленно уведомили Черненко.
Помощник генерального секретаря Виктор Прибытков вспоминает: «На Черненко это известие не произвело никакого впечатления. Похоже, он давно мысленно вычеркнул этого человека из списка реально живущих на земле. После всего, что он успел натворить, безудержно пользуясь властью, Щелоков для него был совершеннейшим нулем, пустым местом...»
Юрий Чурбанов пишет: «Я хорошо помню тот день, когда застрелился Щелоков... Удивился ли я такому финалу? Пожалуй, все-таки нет. Самоубийство для Щелокова было в известной степени выходом».
Сам Юрий Михайлович предпочел сесть на скамью подсудимых, был приговорен к длительному тюремному заключению и отбыл срок.
Следственное управление Главной военной прокуратуры подвело итог своей работы:
«Всего преступными действиями Щелокова государству причинен ущерб на сумму свыше 560 тысяч рублей. В возмещение ущерба им и членами его семьи возвращено, а также изъято органами следствия имущества на сумму 296 тысяч рублей, внесено наличными деньгами — 126 тысяч рублей. Щелоков Н.А. систематически из корыстных побуждений злоупотреблял своим ответственным служебным положением, причинив государству значительный вред.
13 декабря 1984 года Щелоков Н.А. покончил жизнь самоубийством, поэтому уголовное дело в отношении его возбуждено быть не может».
Николая Анисимовича Щелокова похоронили на Ваганьковском кладбище рядом с матерью и женой. На похороны мало кто решился прийти. Надзирателей из КГБ, которые отмечали всех, кто пришел, оказалось больше, чем пожелавших проводить бывшего министра в последний путь.
В конце жизни, наверное, самым ужасным было для него ощущение, что его все бросили и предали. Если бы Николай Анисимович Щелоков больше всего не боялся позора, он бы дожил до наших дней, работал бы консультантом в Министерстве внутренних дел, выступал на встречах с ветеранами и рассказывал, как его оклеветали. Но что бы он ни совершил в своей жизни, он за это жестоко расплатился. И что бы о нем ни говорили, своей смертью он опроверг многие обвинения.
ПОДАРКИ ТОВАРИЩА РАШИДОВА
В один из дней осени 1983 года генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов позвонил своему выдвиженцу — новому руководителю отдела организационно-партийной работы ЦК Егору Кузьмичу Лигачеву:
— Не могли бы зайти?
— Конечно, Юрий Владимирович!
Всегда энергичный и целеустремленный, в те годы Егор Кузьмич не ходил, а бегал по цековским лестницам, перепрыгивая через две ступеньки. Андропов дал ему особое поручение, имевшее далеко идущие последствия. Этот разговор в кабинете генсека решил судьбу многих людей.
Егор Кузьмич рассказывал мне:
— Андропову стало известно, что в Узбекистане неладно. А еще до этого заведующий сектором среднеазиатских республик несколько раз докладывал: неладно у нас в Узбекистане. Сотрудники сектора принесли несколько сотен писем о злоупотреблениях. Страшные письма! Я их читал несколько вечеров. Трудно было заснуть после этого. Это был настоящий крик души.
В Москву из Узбекистана шли тысячи писем с жалобами на то, что у местных начальников невозможно добиться правды, что без взятки в республике ничего не делается.
Андропов спросил у Лигачева:
— Егор Кузьмич, вы не считаете нужным проявить какой-то интерес к Узбекистану? Я давно знаю, что там происходит. Так много писем, надо этим заняться.
Лигачев сразу откликнулся:
— Мы готовы немедленно подключиться. И тогда Андропов неожиданно сказал:
— Вы знаете, что сделайте: пригласите Рашидова и поговорите с ним.
Лигачев выразительно посмотрел на Андропова. Новый генеральный секретарь понял, что смущает Лигачева: Егор Кузьмич — всего лишь заведующий отделом ЦК, а первый секретарь ЦК компартии Узбекистана Шараф Рашидов — кандидат в члены политбюро, то есть почти небожитель. Строгий порядок взаимоотношений в партийной иерархии не позволял заведующему отделом приглашать к себе человека, входящего в политбюро.
Но Андропов успокоил Лигачева:
— А вы не стесняйтесь. Считайте это моим поручением. Рашидов в ближайшее время сам зайдет к вам.
Егор Кузьмич понял, что Рашидов, который был любимцем Брежнева, больше не в фаворе. И действительно, вскоре Шараф Рашидоаич появился в здании ЦК. Ему сообщили, что с ним хотел бы поговорить новичок — Лигачев. Удивленный Рашидов пришел к Лигачеву. Вошел к нему в кабинет как хозяин — что это какой-то завотделом решил с ним побеседовать? Вначале он абсолютно не воспринимал слова Лигачева. А Егор Кузьмич, отбросив дипломатию, с присущими ему напором и прямотой стал говорить:
— В ЦК приходят письма о безобразиях в республике. Мы пересылаем письма в ЦК Узбекистана и получаем ответ из вашего аппарата, что жалобы не подтверждаются. Ми одна не подтвердилась! Трудно в это поверить, Шараф Рашидович.
Рашидов не ожидал такого разговора. Его лицо окаменело, и он со значением спросил:
— Вы с кем разговариваете?
Но напугать Лигачева было нельзя. Он действовал по указанию Андропова. Егор Кузьмич ответил:
— Шараф Рашидович, дело серьезное. Я разговариваю с вами по личному поручению Юрия Владимировича.
Вот тогда Рашидов присел на предложенный ему стул и разговаривал с Лигачевым уже с полным пониманием ситуации. Он увидел, что на столе разложены несколько десятков писем из республики.
Рашидов стал убеждать Лигачева:
— Егор Кузьмич, в этих письмах полно наветов. Мы должны защитить наших руководителей, чтобы они могли спокойно работать и давать стране хлопок.
Лигачев выслушал его недоверчиво и твердо сказал:
— Я буду предлагать Юрию Владимировичу направить в Узбекистан комиссию ЦК для проверки всех сигналов.
Рашидов в последний раз попытался его остановить:
— Но ведь сейчас идет уборка хлопка, комиссия помешает людям работать. Страна останется без хлопка.
— Хорошо, — не стал спорить Лигачев, — уберете хлопок, тогда комиссия и приедет. Мы можем подождать.
Разговор в кабинете Лигачева происходил в сентябре 1983 года. Заканчивалась уборка хлопка в октябре—ноябре. Рашидов хотел оттянуть приезд комиссии в надежде найти какую-нибудь контригру, пустить в ход старые связи, чтобы избежать проверки. Ведь прежде это ему не раз удавалось. Благодаря его хорошим отношениям с Брежневым и другими членами политбюро Узбекистан был в значительной степени зоной, свободной от контроля. Но с Андроповым у Рашидова личные контакты не получились.
Юрий Владимирович был затворником. В девять утра он приезжал в свой кабинет на Лубянке и возвращался домой поздно вечером. Андропов почти не ездил по стране и не имел удовольствия насладиться хваленым гостеприимством Рашидова. Как человек, страдавший множеством недугов, Юрий Владимирович был равнодушен к дарам южной природы, которыми руководитель Узбекистана щедро одаривал товарищей по политбюро.
Попытки Рашидова избежать появления в Ташкенте комиссии ЦК с особыми полномочиями не удались. Увидев, что новый генеральный секретарь не благоволит к Рашидо-ву, переменились и сотрудники аппарата. Шараф Рашидо-вич понимал, что выводы комиссии будут губительными для его карьеры.