Школяр - Дмитрий Таланов

— Как бы ей там голову не сложить, — давясь, как его друг, кашей, сказал Ян. — Больно она девушка… э-э… необузданная. А что про эти передвижения думает её мать?

— Понятия не имею! Знаю, что Ирений очень против, и, будь его воля, он запретил бы любые перемещения через Границу без разрешения, а то вообще выставил бы там кордон. Клемент с ним вроде согласен.

— А император?

— А Флав говорит, что у него нет денег. Раздумывает, наверное, где их взять! Как придумает, так останется крепче держать карманы и ушами не хлопать. Знаешь, чем он обосновал свое решение лишить меня тогда заработанного? Тем, что я получил эти деньги, находясь на службе, и поэтому они принадлежат казне. Но у него ничего не вышло: я вспомнил кое-что из заклинаний Патиосоца и напомнил, что рапорт, который требовал у меня Клемент, когда я едва шевелился от боли, содержал в себе также отчет о потраченных казенных деньгах, а остатки я сдал. Приняв рапорт и деньги, Клемент тем самым освободил меня от дальнейшей службы.

— Клемент, я уверен, заметно этим расстроился, — сказал Ян.

— Вид у него сделался кислый, да. Так я отбил у Флава сундук, но мне не понравилось выражение его лица, и я решил, что уйти живым он мне не даст, поэтому быстро свернул на идею, которую придумал с Ирением.

— Прости, мой друг, — сказал Ян поднимаясь, — но твою идею разбогатеть на дерьме я не ставлю ни в грош. В неё даже Лонерган не верит. А сейчас пойдем почтим уважением лекцию нашего Патиосоца!

— Тебе не надо её высоко ставить, — сказал Филь, вставая следом, — ты и так богатый. А Лонерган просто старый, оттого плохо видит, что у него под носом!

Патиосоц, как обычно, ворвался на лекцию и обежал глазами аудиторию.

— Сегодня мы с вами, — громогласно заявил он, — разберем с позиции морали случившуюся этим летом трагедию. Я не хотел касаться её ранее, но так вышло, что она сама коснулась меня: недавно после долгих страданий умер один из моих близких друзей, получив тяжелые ожоги от «огненного дождя», который император Флав без предупреждения обрушил катапультами на головы нападавших, а также головы своих горожан. Горшки с его смесью, как известно, пущенные в беспорядке со стен замка, долетали до жилых кварталов, и много людей погибло от них.

— Профессор, — прервал его Ян, знавший от отца точные цифры погибших при вторжении, — я бы не стал характеризовать три сотни пострадавших как «много». Разбойников там полегло в десять раз больше, и после этого они уже не покушались на замок.

Филь видел пострадавшие дома вокруг замка. Они принадлежали богачам и у них были каменные стены, а у многих и крыша была черепичной. Пострадали они не столько от «огненного дождя», сколько от разбойников, обосновавшихся в них, когда первая атака была отбита. А знать укрылась в замке, побросав дома. Был еще рынок, который сгорел дотла, но если за день предупрежденные торговцы не убрались оттуда, то кто им виноват. Поэтому Филь не мог взять в толк, чем вызваны переживания профессора.

Патиосоц парировал, не моргнув глазом:

— А сколько пострадавших будет «много», ответьте, Хозек! Вы упорно сидите у меня в категории «замшелая колода», так ответьте — и станете «свежим пнем».

«Ха! — едва не воскликнул Филь. — Ай, да Ян! Кто бы подумал, что у него оценки чуть выше моих по этой муторной науке…» Он стал предвкушать, как всласть поиздевается над «замшелой колодой» за обедом.

Не успел Ян открыть рот, как любимица профессора Роланда, Бенни Тендека, выскочила с вытянутой рукой.

— Надо было применять другие методы обуздания агрессора, а не разваливать до основания город, — заявила она. — Парламентские методы!

— Гы-гы, — против воли вырвалось у Филя.

От нынешней еды Бенни приобрела остервенелый вид, растеряв привычную пухлость и розовый цвет лица. Вместе с пухлостью она растеряла, видимо, последние соображения, если поверила, что нападающего разбойника можно обуздать разговорами.

— Фе, ты в защиту чего, собственно, гыкаешь? — выставился на него профессор. — У тебя есть, что сказать?

— А как же! — ухмыльнулся Филь. — Я гыкаю в защиту здравого смысла. Надо совсем не обладать умом, чтобы заявлять то, что выдала Тендека. — Он повернулся к ней. — А с напавшим на тебя в подворотне насильником ты тоже будешь разговоры разговаривать? Ну, так он тогда еще завтра придет!

Бенни залилась краской до ушей и крикнула на Филя:

— Дурак!

— Вон! — сказал ему профессор и показал пальцем на дверь.

Пока Патиосоц не передумал и не выставил его из самой школы, Филь вылетел из аудитории, в которой поднялся шум и гам. Желая не упустить продолжения возникшей перепалки, он припал ухом к двери.

— Право слово, вы странные вещи говорите, профессор! — раздался отчетливый голос Яна.

— Может, ковровую дорожку нужно было расстелить? — сказал Том Рафтер.

— Эй, ты там, чего разоспался безмятежно? — гаркнул вдруг Патиосоц. — Как клоп, придавленный бревном моей науки! Вставай, спускайся вниз, будешь стоять рядом, я стану охранять тебя ото сна!

Кто это был, Филь не успел разобрать, потому что следом раздался голос Меты.

— Профессор, надо уважать своих оппонентов, даже если они того не заслуживают!

Поднялся еще больший шум. От мысли, что Мету сейчас тоже выгонят, Филю стало хорошо.

Тут вступил Фрисл Бристо и высказал что-то про пафос и эмоции. Бенни исступленно заорала на него, с ней стала ругаться Мета, между ними попытался встрять профессор. «Надо же, какую я войну развязал!» — удовлетворенно улыбнулся Филь.

Послышался злой голос Анны, и галдеж вдруг стих.

— Что вы сказали? — переспросил её профессор.

— Вы над нами издеваетесь, — повторила Анна, — когда хотите уверить, что если вас заставят под стрелой арбалета подписать дарственную на кошелек, это придаст ограблению легитимность.

— А вы, видимо, считаете, что мы должны благодарить за гуманитарную миссию посылания огня на наши головы, — воскликнул профессор, — когда триста жителей столицы были заживо сожжены!

— Считаю, — сказала Анна. — Я считаю, что это вышло гуманно по отношению к оставшимся в живых.

Патиосоц издал звук, будто подавился, затем продолжил сиплым шепотом:

— Так может, вы и сердарам способны дать амнистию за их гуманизм, при котором мы теряли по четверти населения каждые десять лет?

— Про сердаров ничего не скажу, — ответила Анна, — я не владею достаточной информацией.

— Я скажу! — послышался голос Габриэль. — Сердары тысячелетие поддерживали здесь искусственный отбор, выпалывая, как сорняки, тех, кто нес в себе страсть к насилию, нелюбовь к детям и неуважение к закону, прерывая их род в веках. И да, я считаю, это гуманно по отношению ко всему остальному населению!