Боги и не боги - Кристина Андреевна Белозерцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И тебе не было страшно? – полюбопытствовала я.
– Было. Пока мы не оказались в Замке.
– Это когда… – я почувствовала, как пунцовеют щеки, но Десятый не заставил меня заканчивать фразу.
– Я был в ужасе от того, что я теперь – один. Вообще один. Нет никого даже близко похожего на меня. А потом посмотрел на вас: человек, с нечеловеческим разумом, демон, способный холодно, логически мыслить, а про тебя – вообще молчу. Вы все были – настолько вне нормы, что свою ненормальность я просто перестал замечать. Да, Эрик, и не возражай. Если в книге триста восемьдесят три страницы и сто девяносто четыре тысячи четыреста девяносто три слова, сколько в среднем на странице?
Авантюрист готов был продолжить шутливо препираться, но тут только развел руками, и от его улыбки, казалось, стало светлее в комнате.
– Пятьсот семь, если брать целую часть. А дробная восемь, один, четыре, шесть… Ой, да ладно тебе!
– А когда ты стреляешь, – неожиданно продолжил Вэль, – ты всегда точно знаешь расстояние до цели. А потом считаешь поправку на ветер, тяжесть пули, расстояние.
– А ты как?
– Для меня это ближе к магии, я ледяными стрелами управляю. Ну, это примерно, как натравить снежного волка на врага: цель там, догони ее. Врожденное свойство альфар. Инстинктивно. Я, наверное, не смогу толком объяснить терминами всеобщего языка.
– Похоже на секс? – заржал авантюрист. – Когда тело само подсказывает, как правильно двигаться, чтобы все получилось?
Снежный эльф слегка порозовел, а потом, чуть подумав, кивнул.
– Если тебе ближе всего именно такие сравнения.
– Эрик, – покачал головой Дэвлин, – речь – об уникальной боевой технике, твои аналогии не слишком уместны.
– Хо-хо, друг мой! Да это ты меня таким сделал! У меня лет до двадцати был протест против твоей вечной невозмутимости. Сначала я пытался хоть как-то вывести тебя из равновесия, но тебе-то было пофиг, а я – всё! Привык!
Я млела, глядя на них. Вне нормы, говорит Десятый? Ну-ну.
Вечером был ужин, слишком жирная и жесткая пища, на мой вкус, слишком мало соли, никаких специй. Зато сытно, если прожевать как следует. Короче, кабан – это не вкусно совершенно, по сравнению с обычной свининой, а вальдшнепы – странные кусочки темного мяса с неприятным привкусом. Люди, развлекающиеся охотой, считают такие блюда вполне изысканными, но я – пас. Септим показал нам, как добраться до замка Тверр на старой карте, нарисованной на тонкой доске, недолговечной бумаге такие важные вещи не доверяли, оказалось, ехать не так уж и далеко. Когда остальные вернулись в пиршественный зал, я прямо в лоб спросила про некий Красный замок, о котором упоминал в своем письме Сур, раз уж все равно карта – вот она. У нашего нового друга лоб между бровями прочертили вертикальные суровые складки, и он предложил немного прогуляться и побеседовать на свежем воздухе. Мы вышли под закатное небо, полыхавшее золотом, и сели на грубо сделанную деревянную скамейку у стены.
– Я так понимаю, – начал он, – баронесса, это ваш не единственный титул? И не основной? А сами вы тут инкогнито и очень издалека?
– Как вы догадались? – неприятно поразилась я, пытаясь удержать улыбку на лице, все норовившую сползти на один бок.
– Мой новый сосед и ваш родственник оговаривается иногда, – чуть усмехнулся барон, подождав, пока трое парней в домотканых рубахах протащат мимо очередной бочонок с сидром.
«Оговаривается?! Эрик?!» – не понял Лусус.
«Принцесска», – ехидно ответил Шепот и зашелся громким хохотом.
Я поморщилась – это что же этот симпатичный мужик должен подумать-то был? Он что все это всерьез воспринял? И что сказать? Открещиваться? А он поверит?
– Допустим, вы правы, – проговорила я, лихорадочно соображая, как строить беседу дальше, – но давайте оставим все, как есть, ладно?
– Разумеется, миледи, я никому ничего не скажу.
«Это будет наша с тобой маленькая тайна», – продолжал потешаться Шепот.
Жаль, я не знаю, в какую именно часть черепа меня нужно ударить, чтобы подселенцы замолчали хоть на несколько часов, а я при этом осталась в сознании.
– Только вот Красный замок, про который вы спрашиваете – место нехорошее. Проклятое.
– В каком смысле?
– Темные чары. Зло. Чудовища. И заметьте, я не старая бабка, и не дура-сплетница. Тем более, я не пытаюсь вас напугать, но замок этот – гиблый.
«О да! – сегодня мой второй внутренний голос был особо разговорчив и богат на экспрессию. – Судя по всему, там нам самое место!»
– Я не очень понимаю, что именно с ним не так? Люди пропадают? Чудовища водятся?
Барон долго и прищуром посмотрел на меня, будто пытаясь понять, не валяю ли я дурака, но потом сдался.
– Люди не пропадают, потому что туда никто не ходит. Он стоит там дольше, чем кто-то из местных помнит, хозяина никто не знает, из чего построен – вообще неясно. А вот чудовища… На воротах, как мне еще дед рассказывал, сидят жуткие существа из камня, они убивают любого, кто приблизится.
– И что? – удивилась я. – Там даже рядом совсем никто не живет?
– Живут. Есть четыре деревушки недалеко, там жителей никто не трогает, если они к замку не подходят. Налогов не платят, на ночь все двери и окна запирают, а то и не только на ночь. Говорят, иногда там все небо красным светится, и кого это сияние вне дома застает, тех больше живыми не видят.
Я совсем по-эриковски взлохматила челку.
– Подождите-подождите, что вы сказали про налоги? Они даже часть урожая не отдают?
– А в том-то и дело, что никому и ничего. Понимаете?
Ну-ка, задачка на логику. Замок непонятной конструкции, подойти нельзя, это, во-первых. Во-вторых, непонятные чудища, не охотящиеся на живущих рядом людей, значит, не живые и не нежить. В-третьих, хозяина или нет вообще, или он не выходит, не ест и не пьет. Опять техномагическая лаборатория? Но почему – здесь, за Хребтом? Странно это все. И связан ли Красный замок как-то с нашим неизвестным ангелом и культом Всеединого?
– Вы все равно собираетесь туда? – прервал мои мысли наш спасенный.
– Ну да, как доехать покажете?
– Не боитесь? Совсем? Вы сюда на его поиски приехали?
– И это тоже.
Барон покачал головой. Он откинулся спиной на каменную замковую стену, возле которой мы сидели, и машинально баюкал сломанную в стычке руку, зафиксированную лубками и плотной
