Россия: Подноготная любви. - Алексей Меняйлов

В отличие от Гитлера.

Так, с точки зрения теории стаи, и должно быть.

Единственный период, когда Сталин масштабно охотился на неугодников, - это 1941-1942 годы. В спонтанные партизанские отряды засылались комиссары и специалисты по авторитаризации мышления под видом инструкторов по строевой подготовке. Устраивались массовые расстрелы мужчин, стилизованные под ненужные атаки немецких позиций (от наступательной доктрины Сталин отказался, смешно сказать, только весной 43-го, после очередного разгрома под Харьковом). Антинеугодничество Сталина в этот период естественно. И вообще если что и удивительно, так это не то, что Сталин через Берию просил у Гитлера мира и вообще фюреру всячески помогал, а то, что не подбрил себе усы - на новый фасон.

Парадокс: самое безопасное место для неугодников на первом этапе войны - на самом острие борьбы, в самом, казалось бы, опасном месте - в сверхмалых партизанских группах на оккупированных территориях.

Самое безопасное место, ведь только на втором этапе войны после психологической победы над сверхвождем Сталин отменяет институт комиссаров, партизанские отряды начинают разукрупнять, он даже устраняется от руководства крупными военными операциями, отказывается от доктрины наступательной войны и т. п.

Нет нужды заблуждаться, что сверхэффективные бойцы Великой Отечественной из партизанского отряда научных работников (Батеньки), которые отказались от эвакуации, не пошли добровольцами в строевые части и не влились в немедленно разгромленные немцами истребительные батальоны, были на территории России исключением. Такие были и в других местах - достаточно вспомнить, что герои из 28 "панфиловцев" из немецкого тыла выходить не торопились.

Словом, Сталин всегда был всего лишь субвождем, и потому неугодники ему были неопасны…

Конечно, слабоватый вождь Сталин жил не в безвоздушном пространстве, и элементы иерархии НКВД имели возможность репрессировать по своему вкусу, независимо от Сталина и даже вопреки его желаниям - чем ниже ступень иерархии, тем больше отклонение от воли Сталина. И потому на свежий воздух ГУЛАГа ссылали и "внутренников", и неугодников. Этому способствовала практика доносов с низшего уровня "внешнической" иерархии - повторявшей атмосферу крестьянских общин, которые выдавливали из себя рекрутов и поджигали лавки торгашей-мироедов.

На направленность репрессий оказывала некоторое влияние и государственная идеология "марксизма-ленинизма". Кулаков во многих брошюрах и статьях газеты "Правда" называли классовым врагом - их клеймили на собраниях, ссылали в Сибирь почти поголовно. Но - на удивление! - охраняли их настолько из рук вон плохо, что - а это исторический факт - больше трети (!) ссылаемых бежали из-под стражи еще в пути. Это ж насколько демонстративно надо было не охранять! Иными словами, не бежали только увечные, больные, ленивые и те, которые хотели бы приобщиться к просторам Сибири. Тех же, которые до Сибири добрались, власти очень быстро готовы были отпустить к месту прежнего жительства за "примерное поведение", однако многие, благодарные за халявную доставку, остались. А вот военных пролетарского происхождения стерегли крепко и шлепали немедленно по оглашении приговора.

Кого и за что надо расстреливать, или по отношению к кому гнев властей надо только имитировать, вождь Сталин объяснить, если бы и захотел, не смог бы - отсюда и казни палачей Ягоды и Ежова за своеволие. Отсюда же и массовые реабилитации их жертв. Жертвы "своеволия" (типа Бабеля и ему подобных), действительно, были жертвами субсубвождей и рядовых исполнителей, но не субвождя Сталина.

Итак, Сталин до войны выбивал "внешников" из конкурирующих субиерархий. После войны, в связи с изменением на планете психоэнергетической обстановки, - "внутренников".

Почему уничтожались и средние слои иерархий-конкурентов? Гитлер же этого не делал? Убил Рема - и все возлюбили фюрера.

А потому уничтожал, что исполнители эти никогда бы не подчинились слабому Сталину, пусть всего лишь по причине каких-то смехотворных "разногласий" - типа несовпадения темпераментов или национальных вкусов ("червонцы" из поколения в поколение ненавидели всех кавказцев). Сталин - не Гитлер, ближайшие преданные сподвижники которого были совершенно разнообразных темпераментов, но их страстная "любовь" к сверхвождю проламывала все сдерживающие факторы. Сталин же так не мог - именно этим и определялась борьба за повсеместное единообразие - одинаковая форма, одинаковая обувь, то, без чего мог вполне обходиться сверхвождь Гитлер… Остальные шли в ГУЛАГ, а главные некрофилические гниды - к стенке.

Так благом или вредом для оборонительной войны было уничтожение высшего командного и комиссарского состава Красной Армии, состоявшего из главарей бандформирований времен гражданской войны?

Лучше было бы, если бы оборонялись от Гитлера они, а не занявшие их должности подхалимы?

Вообще говоря, некорректно говорить о том, что было бы, если бы было то, чего не было.

Точно известно только то, что "враги народа" показали, как быстро они умеют бегать от малочисленных отрядов немцев - яркий тому пример донской казак Дыбенко, во главе эшелона революционных матросов добежавший из-под Пскова аж до Самары - еще в 1918-м (см. в кн.: Суворов В. Очищение).

А вновь поставленные военачальники зрелищно показали, что они быстро бегают от немцев, в 1941-м.

В таком случае корректен только следующий вопрос: а кто бы в 41-м драпал быстрее?

Ведь при нападении Гитлера бежали бы и те, и другие.

Но кто быстрее?

Чем одни отличались от других?

Психологически?

А тем, что сталинские в 1941 г . были ленинских моложе.

Молодые же, как известно, существенно более гипнабельны. И потому, при прочих равных условиях, должны были сдаваться в плен Гитлеру и драпать с большей готовностью.

С другой стороны, после массовых репрессий 37-го сила некрополя в стране несколько снизилась - что было благоприятным фактором в оборонительной борьбе.

Итак, рассчитать, благом или вредом обернулись репрессии 37-го среди военных для оборонительных боев - невозможно.

Можно только предположить, зная то, как педантично Сталин разрушал оборону страны на других уровнях, что новые кадры, ввиду их большей гипнабельности, были для Гитлера менее опасны. Можно не верить аналитикам-суверенитистам из германского генштаба, одобрявшим репрессии в Советском Союзе. Однако важно мнение умевшего интуитивно безошибочно постигать ситуацию Гитлера - он действия Сталина по "чистке" армии одобрял.

Потому бойня 30-х и была тысячекратно зрелищней репрессий 20-х, что индивидное желание Сталина было помножено на мечту сверхвождя Гитлера беспрепятственно стереть русских с лица земли.

Глава сорок пятая. ТАЙНА ЗАГАДОЧНЫХ "НЕБЛАГОНАДЕЖНЫХ"

Любимец комсомольцев Сталин гнусность самого себя (и своих распоряжений) если и не мог выразить с помощью понятий, то подсознательно чувствовал. Это проявлялось во многом, в частности, в тщательности, с какой он уничтожал следы. Даже из солдатских писем вымарывалось все, что касалось объективного мира - комсомольцы дошли до того, что любимым отправляли письма, переписанные из так называемых "письмовников".

Биоретрансляторы на должностях политруков и комиссаров этот запрет объясняли интересами якобы секретности, что, как очевидно, полнейшая чушь. Гитлеровцы дневники вели, и это нисколько не снижало качеств немецкой военной машины. Не влияло на нее и то, что некоторые дневники в качестве трофеев попадали в политотделы РККА.

Причина запрета на дневники - психологическая: всякий предатель Истину не приемлет как таковую, для него и всякая правда подсознательно ненавистна - вплоть до физического устранения свидетелей и свидетельств. Тем более, что поразительные события 1941 года - открытое Евангелие: вышел из толпы - и спас себя, близких и Родину. Подхалимствовавшие на гражданке "внешники" оказались уничтожены, а те, кто толпе противостоял и прежде, выживали и побеждали. Такое знание Сталин, как и сатана, не мог не ненавидеть!

Осмысление происшедших летом и осенью 1941 года странностей чрезвычайно важно для всякого неугодника.

К счастью, дневники писались и сохранились - немецкие.

Именно из дневника начальника генштаба вермахта Гальдера мы узнаем, что евреи и политруки, зная наверняка, что будут расстреляны немцами при первой же возможности, тем не менее сдавались во множестве - вопреки интересам выживания.

Из того же дневника Гальдера мы также узнаем, что:

- в самые первые дни войны пленных было мало,

- расход боеприпасов в эти дни был незначительным.

Как это на первый взгляд ни странно, но при отсутствии инженерных препятствий (приграничные мосты по приказу Сталина были разминированы, а фортификационные сооружения не возведены, и так далее) немцы в первый день войны продвинулись в среднем всего-навсего на 12 километров. Идеолог при соответствующем заказе объяснил бы столь малое расстояние героическим сопротивление пограничников, отдельных частей Красной Армии и энкавэдэшников. Но дело вовсе не в сопротивлении Красной Армии, - если бы оно было, немцы, которым экономить боеприпасы в первые месяцы смысла не было, израсходовали бы значительные их количества. Этого, однако, не произошло, о чем можно прочесть в том числе и в упомянутых дневниковых записях Франца Гальдера - следовательно, сопротивления не преодолевали: его не было. Просто для того, чтобы привести в движение большое число солдат вермахта, традиционно отягощенного гораздо большим обозом, чем у русских, требовались особенные усилия и время. Отсюда и незначительное продвижение вглубь советской территории. (Кстати, в среднем на 12 километров немцы продвинулись в первый день и в Польше тоже, и не только в ней - так что дело не в обороняющихся, а в нападающих. Отличие русских от поляков немецкие похоронные команды начали чувствовать несколько позднее.)